Ник и другие я - Татьяна Лаас

кричать: «Мусор! Мусор идет!». И ты же помнишь летнюю инспекцию зон? Можешь уже продумывать, что с ними делать, и искать козлов отпущения среди парней – чей отряд в какую дыру пихнуть. А, сейчас, прости, я все же в душ…

Ник притворно простонала:

– Рогатые орки, в моем случае все будет хуже… Мусорка идет!

Лин благородно сдержал смешок, хоть подушку в спину все равно получил.

– Я знаю, что ты смеешься! – сказала Ник.

Он обернулся в дверях ванной:

– Не смеюсь, Ники.

– Тогда точно улыбаешься!

– Это да! – честно признался Лин, прижимаясь лбом к ребру открытой двери и с усмешкой рассматривая Ник. – А что?

– Как же мне этого не хватало… – призналась она. – А то все трясутся надо мной – как бы чего не вышло! Миге вообще охрану приставить хотел. Прикинь?! Охрану ловцу! Это же за гранью.

Лин мягко сказал:

– Ники, понимаешь, львиный клан не дремлет. Они выжидают результатов родов, и будут действовать.

Ник прищурилась:

– Я им подействую… Я так подействую, что думать научатся, прежде чем действовать. И иди уже в душ.

– Я помню: когда мужчина в ду́ше – в доме хорошо!

Ник бросила в него и вторую подушку – напросился! И рассмеялась – дома точно все было хорошо. Теперь тут снова пахло довольным деревом и пряной землей, а то она устала уже чувствовать трепетный жасмин и вечно недовольный ветивер – Анна и Мигель пахли именно так. Она тяжело встала с кресла и пошла в спальню – Лину понадобится свежая одежда.

Она зашла в ванную без стука – знала, что он никогда не возмущается по этому поводу. Лин уже принял душ и медленно брился, стоя перед зеркалом в одном полотенце. Он скосил взгляд на Ник, такой смешной с пеной на подбородке:

– Аюшки?

Ник прислонилась к стене, рассматривая его:

– Любуюсь. Мне так не хватало тебя…

– Исправлюсь, честное слово, малышка. – он отложил в сторону опасную бритву и смыл с себя остатки пены. – Хочешь прогуляться?

– Мне как бы запрещено…

Лин выгнул бровь и привычно предложил:

– Лигр или руки?

Она хлопнула его по голой спине его же джинсами:

– Ну тебя! Либорайо не готов к такому зрелищу!

– Пусть привыкают – лигриная стая теперь тут надолго, если не навсегда. Так все же...? Лови момент, пока я в полотенце.

Она подала ему белье и футболку:

– Одевайся! Пусть я дирижабль, пусть я сказала прости-прощай своим ногам, потому что не вижу их, пусть я не могу надевать проклятые джинсы, ставшие мне малыми, но ходить я могу пока еще сама.

– Понял, – Лин повесил полотенце и принялся одеваться. – Тогда – руки. Когда устанешь, мой любимый ловец.

– Не дождешься! Я тут три недели почти сиднем сидела – ах, Ники такая хрупкая!

– Это они зря, очень зря! – подтвердил Лин, одергивая футболку и чуть подтягивая вверх джинсы – совсем загоняли их в зоне, совсем... – Я почти готов, а ты?

Она вздохнула:

– Я тоже почти… Только поможешь с оркскими ботинками? Я их тоже не вижу, как и ноги.

– Запросто! – Лин наклонился и поцеловал её в нос. На большее не решился, он тоже дико скучал...

– Кстати, ты бы не мог где-то раздобыть служебную толстовку размера так на три побольше? И чтобы уже пахла тобой?

– Ясно! Спешно откормлюсь!

***

День был оркски длинным, тягучим, как любимые в детстве конфеты, солнечным, приторно-сладким от мороженного и терпким от кофе – Лин нашел кофейню с декаф кофе, и Ник предалась запретному последние недели удовольствию – капучино с карамельным сиропом.

День был чуть пыльным, золотистым – Ник даже домой захватила из сквера резные листья кленов, и розовым – Лин не выдержал под конец и купил букет огромных роз. Либорайо этим летом весь утопал в розах, как когда-то давно.

День был… Хорошим, потому что дома наконец-то были все, кто нужны.

Вечер же настал быстро, он был уставшим, и чуть прохладным – море принесло откуда-то кусочек осени, и холодные язычки соленого ветра забирались в дом через открытые окна, осторожно прикасаясь к ступням – пробираться в сердце, как было год назад, они уже боялись. Отчаянно не хватало камина – не ради тепла, а чтобы в топке плясал живой огонь, радуя глаз. По дому витал аромат моря и специй – пока Ник тихо дремала в кресле, Лин разбирал огромные запасы еды, ища что же разогреть на ужин. Лин тихо фыркал каждый раз, когда заглядывал в холодильник: Брендон и Анна так и не решили – чья же обязанность кормить Ник.

– Вот-вот, – пробормотала Ник, – они предполагали, что я это все должна съесть…

Мигель пришел уже в сумерках, когда на улицах зажигались фонари. Лин как раз закончил мыть посуду после ужина и занимался чаем.

От Мигеля пахло усталостью и внезапно кровью. Ник нахмурилась – видимо, из-за взрыва. Он же больше не вампир. Ведь так? Он же не совсем дурной, чтобы повторно пройти вампиризацию?

Поцелуи, объятья, гостинцы, привычная вежливая беседа ни о чем, которую еще надо выдержать – тут не любили сразу приступать к делу… Ник не выдержала и честно сказала, не вылезая из своего любимого кресла:

– Лин, разбудишь, когда перейдете к важному? Или не разбудишь, если девочки привычно в пролете…

Мигель, присев на диван напротив Ник, качнул головой:

– И куда ты вечно спешишь? У тебя беременность – это лучшее время на свете, когда все балуют и лелеют. Надо наслаждаться этим временем, а ты куда-то торопишься и хочешь…

Ник его оборвала:

– Я бы тебе сказала, что я на самом деле сейчас хочу, Миге.

– Хочешь, угадаю?

Ник даже выпрямилась в кресле:

– Угадай.

Лин фыркнул, подал Миге чашку с чаем, а Ник с кофе, и нагло устроился на полу у кресла. Все же кошачьего у него в характере много, только проявляет он это лишь в узком кругу близких.

Мигель с насмешливой улыбкой сказал:

– Во-первых, ты хочешь уже вновь носить брюки.

– Нууу, Миге, это очевидно. Брюк на такой живот мне найти не удалось. Еще?

– Во-вторых, ты хочешь спать