Под чертой (сборник) - Дмитрий Губин

Иногда это происходит наглядно: офисный планктон поголовно жаждет однажды одеться в Hugo Boss, среднее звено – в Brioni, а высшее – заказать индпошив на Сэвил-роу; и все поголовно – грезят о швейцарских часах. Причем обладатель кварцевых Tissot страдает от отсутствия механических Omega, и так до бесконечности. Но носить дешевенький «свотч» (как британская королева) или 50-долларовый «таймекс» (как младший Буш) они не станут ни за какие коврижки: вдруг не за тех примут (то есть примут как раз за тех). Отсюда же и пресловутая 24-часовая нарядность постсоветских женщин, способных и на пикник на траве поехать на шпильках: «Мы – королевы».

Главный тотемный предмет в среде HPS – автомобиль. Как сказал мой друг, модный фотограф Пабло, вылезая из бегемотистой Toyota Land Cruiser: «Машина, батяня, должна быть большой и черной, иначе в этой стране ты никто».

Потому главный враг постсовка, ненавидимый им до налитых кровью глаз – это гаишник. Не оттого, что гаишник – типичный совок. И не потому, что берет взятки: все взятки, суммарно выплаченные за всю жизнь гаишникам, вряд ли превысят размер денег, данных военкому или члену приемной комиссии вуза. Но гаишник, остановив крутого постсовка на черном «лэндкрузере» (да хоть и на «рэнджровере»), мгновенно показывает, что его статус – ничто. Что на самом деле Homo postsoveticus – лагерная пыль, и любой слуга государев сделает с ним, что угодно.

Постсовка бесполезно убеждать, что большой город и большой автомобиль несовместимы; что в городе передвигаться разумнее на велосипеде или метро. «Лучше три часа в пробке, чем час позора в метро» – отличительный знак Homo postsoveticus moscovitus.

Оно и понятно: HPS детство и юность провел в очередях – и теперь обменял время, бессмысленно теряемое в очередях, на время, бесполезно убиваемое в пробках. Для него это – выгодный обмен.

Кстати: если европейский миддл в городе предпочитает компактный практичный хэтчбек, то главная машина мечты постсовка – Toyota Camry: большой «седан» (такие постсоветикус рисовал в советском детстве), который издали, особенно в темноте, можно спутать с «мерседесом».

Важно, что способ получения дохода и мораль – для HPS вещи, лежащие в разных плоскостях. То есть добыча денег у него вообще не имеет отношения к морали, зато моральному осуждению подвергается ситуация, в которой невозможно много заработать. Например, работодатель, платящий мало – это жулик и вор.

По большому счету, постсоветикус – наемный вымясосущий, которому неважно, чье вымя сосать: коровы, верблюдицы или волчицы. По той же причине для постсоветикуса нет разницы между информацией и пропагандой, журналистикой и PR.

HPS не умеет и не любит копить, откладывать, урезать, экономить (в этом, кстати, причина, почему бизнес-ланчи ценой от 200 до 250 рублей пользуются популярностью даже среди офисного планктона, хотя вынимают из их кармана чуть не половину зарплаты). А дорвавшись до сколько-нибудь существенных денег, постсоветикус не инвестирует их в будущее, но тратит на удовольствия, и прежде всего – на хобби, за которыми обычно скрываются игрушки, недоступные в юности.

Если HPS встает на горные лыжи, то для покатушек на Пухтоловой (при)горке под Петербургом покупает себе костюм с мембраной gore-tex, способный противостоять снежной буре в Альпах. Если увлекается боулингом – то фирменные туфли на нескользящей подошве. А если HPS любит музыку – его устраивает только аппаратура класса Hi-End, гигантские акустические колонки которой с трудом помещающаяся в стандартной «трешечке» на окраине. Зато соседи счастливы, когда слышат за стеной раздающихся в идеальном качестве «Песняров» – и даже практически видят.

Соседи для постсовка существуют только тогда, когда входят в его дружеский круг. HPS – отнюдь не общественное животное, и он не столько индивидуализирован, сколько атомизирован. Он игнорирует собрания собственного ТСЖ, но если пришел – не слушая других, рвется выступить сам, обычно с целью рассказа, где был и что видел (мысли о том, что следует потратить личное время на адаптацию увиденного к своему жилтовариществу, в его голову доступ закрыт). Для HPS существует лишь ближний круг – то есть атомы, с орбитами которых его собственная пересекаются на работе или отдыхе. В этом, кстати, прогресс по сравнению с миром soveticus, где существовали абстрактная «страна» и конкретная семья: за интересы своих внучатых племянников, дядьев, шуринов, кумов, золовок совок порой не на шутку был готов биться.

Для постсовка физика близких траекторий заменила мистику родной крови.

Принцип же христианского равенства постсовку смешон. В скоростном поезде «Сапсан» я каждый раз наблюдаю картину, бросающую в дрожь иностранцев: после просьбы отключить телефоны, дабы не мешать отдыхать соседям, все тут же начинают кому-то звонить и сообщать, что, вот, отъехали, и что, вот, приедут. И разговоры в купе ночных поездов – нередко с появлением фляжечки «Хеннеси» – постсовки ведут, не обращая внимания на пытающихся заснуть соседей. Что, тратить деньги на поход в вагон-ресторан, чтобы не мешать отдыху каких-то попутчиков?! – это выше слабых сил постсовка.

Если сравнивать postsoveticus c европейским миддл-классом (которым HPS любит прикинуться, параллельно ругая жизнь где-нибудь в Финляндии или Швейцарии за «такую та-а-аску!»), то в отношении к недвижимости эта разница особо заметна.

Расположение – location – определяющее не только цену, но и, главное, смысловую нагрузку европейского жилья, мало что значит в России. Постсоветикуса, обремененного семьей и той самой «камри», мало волнует район, где он живет. Тип дома волнует больше, и уж в священный трепет ввергает мысль о подземном гараже, а также о «качественном евроремонте», подразумевающем снос и перенос стен, плюс закупку мебели с гнутыми ножками.

Жизнь внутри своей парцеллы для HPS важнее жизни снаружи. Причем интерьер строится не по принципу комфорта, наличия средств или, на худой конец, фэн-шуя – а по принципу декорации к истории, которой никогда не было. Вот почему в Бирюлево-Товарном запросто устраиваются дворцы с колоннами и статуями из полистирола, а в Питере на улице Дыбенко расписываются ангелами потолки высотой два сорок. Любимый фальшак – «вечная классика», как бы ненавязчиво подразумевающая, что сами-то мы из дворян (а может, чем черт не шутит, и выше). Вон, в Европе свои корни чтут, а мы что, хуже?

При этом поверить, что англичанин-аристократ свое происхождение скрывает, а существование королевы нередко полагает разорительным для бюджета пережитком, – HPS не в силах.

Заграница для постсовка – вроде дальнего дядюшки с чудинкой: придурковат, но ведь, зараза, богат. Обязательно надо проведать. Даже если HPS владеет языками (в этом владении – важное отличие от совка), то с теми, кто языкам не обучен, его роднит нежелание понимать чужое жизнеустройства. Типа, люди всюду те же – ну, а про разные цивилизации у Тойнби или Хантингтона он не читал. Только если совок, не зная заграницы, себе заграницу придумывал, то постсовок, не зная заграницы, полагает ее сферой обслуживания себя самого.

А поскольку заграница, прилежно русского туриста обслуживая, мало ценит все то, что HPS ценимо (большой автомобиль, дорогие часы, и даже за гигантскими чаевыми усматривает low profile дающего), – то HPS за границей образуют гнездовья по типу птичьих базаров. Русские за границей, открывающие отель для русских за границей, – грамотные сборщики яиц с этих гнездовий.

Вообще, в отношении к загранице лучше всего виден дуализм сознания постсовка, который можно назвать и трансцендентальным единством апперцепций, и социальной шизофренией. С одной стороны Россия – это Европа. С другой стороны, Европа по сравнению с нами – да тьфу. Как-то раз по прилете в Лондон), в очереди на паспортный контроль я услышал: «А вот будут копошиться – мы им газ перекроем!» Все весело засмеялись: мысль о том, что перекрытый газ повлечет обнищание смеющихся, им в голову не приходила.

Если постсоветикуса спросить, что он думает о семейных ценностях, то HPS ответит, что семейные ценности, понятно, для него превыше всего. Но на практике его поведение по отношению к семье напоминает поведение верховного HPS (все чаще называемого «главой действующего президента»). Тот, утверждая семейные ценности, российский День Семьи, отмечаемый 8 июня, проводит с чужими семьями, а в собственной семье его не видел никто.

Реально же HPS разделяет не идею семейных ценностей (состоящую в том, что семья требует работы над собой, уступок, переплавляющих, в конечном итоге, страсть посторонних людей в родство близких душ), а идеи американо-европейской сексуальной революции 1960-х. All you need is love. Любовь превыше всего. В упор не замечая того, что именно эта идея губительна для семьи: влюбился – женился, а полюбил другую – развелся. К 40 годам мало кто из HPS живет в первом браке.