Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя - Коллектив авторов

Я начинал с рассказов о славной истории черных своим собратьям-заключенным – о вещах, которые они никогда себе не представляли. Я рассказывал им ужасную правду о работорговле, которую они никогда не знали. Я наблюдал за их лицами, когда говорил им это, потому что белый человек полностью стер прошлое рабов, негр в Америке не знает своей настоящей родословной, и даже к какому племени он принадлежал: мандинго, волоф, серер, фула, фанти, ашанти или какому другому. Я говорил им, что часть рабов, привезенных из Африки, говорила на арабском и исповедовала ислам. Многие заключенные не могли поверить в это, не услышав от белого. Так что я часто читал им отрывки из книг белых людей. Я объяснял им, что настоящая правда известна некоторым белым, ученым, но из поколения в поколение она скрывается от черных.

Я смотрел, как каждый реагирует на это. Я всегда должен был быть осторожным. Я никогда не знал, вдруг какой-нибудь черный черт с промытыми мозгами, «готовый-умереть-под-ярмом» дядя Том, криво на меня посмотрит и побежит жаловаться белым. Когда человек был к этому готов, я мог сказать ему – отдельно от других, я выливал на него то, чему учил мистер Мухаммед: «Белый человек – это дьявол».

Это шокировало многих из них, пока они не начинали это обдумывать. <…>

Возможно, это самая большая опасность для американской тюремной системы сегодня – способ, с помощью которого циркулирующее среди негров по всей стране мусульманское учение находит новых адептов в тюрьме, а черные в тюрьмах находятся куда в большем количестве, чем в среднем по стране.

Причина заключается в том, что черные заключенные лучше, чем какие-либо другие черные, готовы услышать слова: «Белый человек – это дьявол».

Вы говорите это любому негру. Но не помешанным на «интеграции» так называемым интеллектуалам. И у того же черного человека, который в других случаях толст, счастлив, а также слеп, глух и нем и довольствуется крошками с богатого стола белых, вы задеваете нерв американских черных. Его реакция может занять день, месяц, год, он в открытую может никогда не ответить; но будьте уверены – он видит, что белый человек действует, как дьявол.

И, как я сказал, впереди всех негров – черный заключенный. Здесь черных содержат за решеткой, иногда годы, благодаря белым. Часто заключенные рекрутируются из негров с самого дна, негров, которых вышвыривали отовсюду и обращались, как с детьми, всю их жизнь, негров, которые никогда в жизни не встречали белого, который взял бы что-то у них, так же как и дал им.

Дайте этим черным людям, сидящим в клетках, начать думать, так же как начал я, впервые услышав учение Элайджи Мухаммеда: дайте ему подумать, как, имея лучшие возможности в молодости, когда он был амбициозен, он мог бы стать юристом, доктором, ученым – да кем угодно. Дайте этому посаженному в клетку чернокожему возможность понять, как мне в свое время, что, начиная с первого прибытия первого рабовладельческого корабля, миллионы черных были в Америке, как овцы в логове волков. Вот почему черные заключенные так быстро становятся мусульманами, когда учение Элайджи Мухаммеда попадает в их клетки через других мусульман-заключенных. «Белый человек – это дьявол» – идеальное эхо всего жизненного опыта черного заключенного. <…>

Я уже говорил, что дебаты проводились еженедельно в норфолкской тюрьме. Чтение действовало на мое сознание, как давление на пар. Каким-то образом я начал говорить белым об их сущности прямо им в лицо. Я решил, что смогу сделать это, участвуя в дебатах.

Стоять и говорить перед аудиторией – такого в моей прошлой жизни не случалось. На улице, продавая травку и грабя, у меня были фантазии после гашиша, но даже в них я никогда не представлял, что буду в один прекрасный день выступать в колизеях и на аренах, в величайших американских университетах, на радио и телевидении, не говоря уже о турне по всей Африке, Египту и Англии.

Но, скажу я вам, прямо здесь, в тюрьме, выступления перед толпой, участие в дебатах будоражили меня не меньше, чем чтение. Стояние, здесь и сейчас, смотрящие на тебя лица, утверждения из моей головы, выходящие через рот, пока мозг ищет следующий лучший вариант для продолжения того, что я уже сказал, и если мне удавалось убедить людей и перетянуть на свою сторону – я выигрывал дебаты. Что бы ни заявлялось темой дебатов, я прочитывал все, что мог найти по теме, я ставил себя на место оппонента и просчитывал его варианты победы в дебатах, находил в них слабые места. Я любым способом старался рассказать миру о дьявольской сущности белого человека.

«Принудительная служба в армии – нужна ли она?» Хороший шанс, который появился у меня неожиданно, я хорошо помню. Мой оппонент сотрясал воздух, приводя пример эфиопцев, кидавших камни и копья в итальянские самолеты, «доказывая», что обязательная служба в армии нужна. Я сказал, что эфиопскую черную плоть забрасывали бомбами, которые благословил Папа Римский, и что эфиопы готовы были бросаться на самолеты, потому что видели, что сражаются с дьяволом.

Мне выразили возмущение, что я расистски рассматриваю этот случай. Я сказал, что это всего лишь исторический факт, пусть они пойдут почитают «Дни наших лет» Пьера ван Пассена, и, что меня не удивило, эта книга после дебатов исчезла из тюремной библиотеки. Прямо в тюрьме я решил посвятить остаток своей жизни обличению белого человека глаза в глаза – или же умереть. <…>

В. П. Городнов. Апартхейд – тупиковый исторический эксперимент

История южноафриканского апартхейда, хотя с ними было покончено в конце прошлого XX в., заслуживает пристального внимания до сих пор. Проблемы межрасовых отношений вызывают все большую тревогу в странах всего мира, и особенно в европейских.

В XX в. в Южной Африке был проведен своеобразный эксперимент решения проблемы межрасовых отношений. Его историческая ценность заключается в том, что этот эксперимент, во-первых, был доведен до конца, и, во-вторых, дал результат, причем результат бесспорно отрицательный. Белые южноафриканцы, в основном африканеры (в прошлом – буры), пытались методами сегрегации и дискриминации, а это и является сущностью апартхейда, закрепить свое господство над черными южноафриканцами. И не удалось. Их намерения и планы провалились, все усилия завели в тупик. Это было признано самими инициаторами и созидателями апартхейда, и в конце XX в. им пришлось демонтировать эту систему.

Попытка, которую назвал экспериментом сам премьер-министр ЮАС Д. Малан, решить проблему межрасовых отношений в Южной Африке с помощью апартхейда может стать поучительным примером для тех стран, где возникают схожие проблемы. Еще в декабре 1984 г. архиепископ Кейптауна Десмонд Туту, получая в Стокгольме Нобелевскую премию мира, сказал: «Южная Африка – это микрокосмос мира и пример того, что можно найти в разной степени и в других странах».[133]

О южноафриканском апартхейде написано множество книг и статей, принято немало резолюций в ООН, ОАЕ, на международных конференциях; есть много документов, связанных как с создателями апартхейда, так и с борцами против него. Казалось бы, всем все ясно. И тем не менее есть кое-что малоизвестное и к тому же достаточно важное в наше время, когда проблемы межрасовых, межэтнических и межнациональных отношений приобрели глобальный характер. Вероятно, именно это подразумевал Д. Туту, когда сказал, что и в других странах можно найти в разной степени то, что происходило в Южной Африке во времена апартхейда. Так что и в начале XXI в., когда южноафриканского апартхейда уже нет, стоит ознакомиться с его корнями, истоками, ступенями развития и, наконец, с финалом этого расистского эксперимента. Это поможет вовремя избежать или предотвратить появление новых «апартхейдов».

Истоки и корни апартхейда

Корни апартхейда появились и начали разрастаться в начале XX в. Потенциал же расистской идеологии у европейских колонистов был и раньше, но долгое время он так и оставался потенциалом. Белые поселенцы воспринимали черных туземцев в основном как послушных слуг и дешевую рабочую силу на принадлежащих им плантациях. Сначала, в середине XVII в., белыми поселенцами были в основном голландцы (буры), потом к ним присоединились французские протестанты. Себя они считали высшей расой по сравнению с черными африканцами. У них была своя культура, религия, представленная Голландской реформатской церковью, сложился свой новый язык – африкаанс, себя они стали называть африканерами.

Все это привело к замене голландского национализма африканерским национализмом с заметным оттенком расизма. Но со временем стало меняться и это положение.

Англо-бурская война 1899–1902 гг. вызвала всплеск африканерского национализма, тем более что британские войска захватили Оранжевое Свободное государство и Трансвааль. Однако по завершении войны в результате переговоров враждовавших сторон был достигнут компромисс. Вся страна стала Южно-Африканским Союзом (ЮАС) со статусом доминиона в Британской империи, а бурские республики получили самоуправление (1910 г.). Вскоре такой же статус прибрели и две остальные колонии – Капская и Наталь (бывший Зулуленд). В бывших колониальных провинциях появились конституции, правительства, избирательные системы и другие элементы демократической структуры. Изменился и африканерский национализм, ставший фактически государственной идеологией. Национализм сомкнулся с расизмом, который был уже не потенциалом, а реальной и действующей идеологией пришедших к власти африканеров. Теперь все и de jure, и de facto принадлежало белым: власть, политические права, избирательное право. В Акте о Южной Африке, вступившем в силу в 1910 г., и в последовавших за ним других законодательных актах парламента ЮАС было закреплено полное политическое бесправие черных южноафриканцев. Аналогичные порядки были закреплены и в конституциях самоуправляющихся провинций. Так, в конституции Трансвааля, например, было прямо записано, что церковь и государство не могут признать равенство между белым южноафриканцем и черным южноафриканцем. Расовая сегрегация стала законом.