Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин

Только Гвоздик не вздрогнул. Он будто даже не слышал грохота. Стоял неподвижно и смотрел на берег. Потом…

Потом случилось то, что сломало всякую торжественность.

– Нет!! – крикнул Гвоздик и бросился с плота в воду.

Плавать научился он здесь отлично. Поэтому в несколько взмахов достиг отмели, выскочил на песок и помчался туда, где в своем парадном платье и ожерельях стояла громадная седая Тонга Меа-Маа.

Гвоздик обхватил тетушку Тонгу, как могучее дерево. Прижался к ней.

– Маа…

Она тоже обхватила его большущими ладонями.

– Маа… Не поеду, не хочу без тебя!

Конечно, был убран парус, и плот подтянули к берегу. Толпа обступила Тонгу Меа-Маа и плачущего мальчика. Коричневые сморщенные старики качали головами. Мальчишки и девчонки смотрели насупленно и понимающе. Взрослые шумно обсуждали неожиданное событие. Сквозь толпу протолкались дядюшка Юферс, шкипер Джордж и Чинче.

– Дикки… Ты что же это… Пойдем, ехать надо… А, Дикки… – Дядюшка топтался вокруг, будто у кипящего "самопала" (или "самохвала"), когда неизвестно, как его ухватить.

А Гвоздик уже рыдал в полную силу. Это были не те наполовину притворные слезы, когда его не хотели брать на Акулью Челюсть. Сейчас было настоящее горе. Нестерпимое. Гвоздик отчаянно держался за тетушку Тонгу и вскрикивал, что никуда не поедет без Маа. А она прижимала его, что-то бормотала и сердито ворчала, поглядывая на всех из-под седых бровей.

– Но, Дикки… Если ты не поедешь… тогда как же я?.. – жалобно сказал дядюшка Юферс.

– Не знаю… Оставайся тоже…

– А как же наша таверна? И коллекция… Так славно все было задумано… Неужели ты всего этого не хочешь?

– Хочу… – Рыдания опять встряхнули Гвоздика. – А без Маа не хочу!

Дядюшка Юферс осторожненько взял племянника за плечо, но Гвоздик дернулся и лягнул воздух ногой. А Тонга Меа-Маа заурчала как тигрица, у которой трогают детеныша.

Совершенно растерявшийся папаша Юферс оглянулся на шкипера Джорджа. И на Чинче. Коротышка Чинче важно сказал:

– Тут, капитан, дело нешуточное…

Шкипер Джордж сдвинул с затылка на лоб шляпу.

– Так что же, по-вашему, разве я не понимаю?.. Когда меня первый раз увозили от мамы, я рыдал почти так же. А ехать-то было всего полсотни верст, в гости к тетушке Соне…

Хорошо, когда капитан помнит свою маму.

Однако никто ничего не мог придумать. И оторвать от тетушки Тонги Гвоздика не могли. Да и не пытались. И тогда все решила сама мудрая Тонга Меа-Маа.

Она обвела всех насупленным взглядом и сообщила вот что. Раз уж так получается, она едет с мальчиком в Европу. Да! И не надо попусту вопить, бренчать погремушками и рвать на себе от горя мочальные юбки. Король уже достаточно умный и взрослый, чтобы обходиться без няньки. У всех мальчиков и девочек на острове есть свои маа, а у этого мальчика нет. Когда малыш станет большим, Тонга Меа-Маа вернется на Нукануку, время летит быстро. А посмотреть, как живут в других королевствах, ей давно хотелось. Может быть, найдет там что-то полезное и для своей страны… А кроме того, она так полюбила своего паи-паи, что если расстанется с ним, то высохнет от горя, как старая банановая кожура на солнце… Поэтому пусть братец-король выписывает иностранный паспорт!

Простодушные жители Нукануки были, конечно, опечалены отъездом любимой Тонги. Но восхищение ее мудростью было сильнее печали. И к тому же все радовались за Гвоздика, который просто обмирал от неожиданного счастья.

Отплытие отложили на сутки. Вечером снова устроили праздник. На этот раз Гвоздик резвился вместе со всеми. Он так разошелся, что даже пустился в пляс вместе с Цыцей-игой, которая, конечно, была счастлива (хотя и вздыхала порой по поводу скорого расставания). На другое утро опять состоялись торжественные проводы. Тонга Меа-Маа с двумя рогожными тюками взошла на плот, где для нее срочно построили отдельную каюту.

– Мадам, вы будете украшением нашего общества, – сказал галантный капитан Седерпауэл.

– Да уж само собой, – отозвалась тетушка Тонга и глянула на шкипера Джорджа столь величественно, что он оробел.

Снова били барабаны и звучал граммофонный гимн.

– Гвоздик, приплывай опять! – кричала из толпы Цыца-ига.

– Ладно-о-о!

Грянуло орудие на форте и в ответ, сотрясая плот, бухнула мортира. И самодельный корабль неторопливо двинулся в океан. Теперь уже окончательно.

Шестая часть ВЕ ПУГОВИЦЫ

1. Гвоздик и звезды. – Мирная жизнь на плоту. – Макарони опять боится. – Стоянка на острове. – Сигнал тревоги.

Вновь наши путешественники оказались в открытом океане. Добрый, спокойный ветер наполнял паруса и двигал самодельное судно к юго-западу. Длинная зыбь приподнимала и опускала плот столь бережливо, что он почти не поскрипывал.

Было новолуние, ночи стояли черные, и небо опять развешивало над Гвоздиком такое количество сверкающих звездных миров, что он замирал. Сядет у входа в тростниковую каюту, положит голову на колени дремлющей Маа и смотрит, смотрит в глубину Вселенной. Она была тысячеэтажная, эта Вселенная – громоздила над мальчиком бесконечные ярусы пространств, усыпанные миллиардами ярких фонариков, каждый из которых был тайной. И все вместе они сливались в одну громадную тайну.

И появились у Гвоздика обычные в таких случаях мысли:

"Почему мир такой бесконечный, а я такой крошечный?"

"А что значит "крошечный" и что значит "бесконечный"? Может быть, разница такая громадная, что она где-то исчезает, не выдержав этой громадности, и тогда получается, что бесконечно маленький и бесконечно большой – одно и то же?"

"Ведь если я живу и вижу эти звезды и эту бескрайность, значит, это не случайно? Не зря же есть на свете "я", Гвоздик… А для чего – я? А для чего вообще все на свете? Откуда взялось?.. Говорят, Бог создал. Ну, ладно. А зачем ? И почему среди всех он создал еще и меня?.."

Гвоздик мысленно проводил между звездами строгие прямые линии, и они образовывали разные фигуры или превращали пространство в грани неохватно великого кристалла. Иногда в этих построениях чудилась какая-то разгадка – словно вот-вот возникнут очертания стройного громадного здания и тогда придет открытие всех тайн… Но веки начинали склеиваться, и Гвоздик засыпал под ласковые прикосновения ладоней и бормотание тетушки Тонги…

Потом наступало утро. Гвоздик с подзорной трубой забирался в наблюдательное гнездо на мачте, чтобы звонко завопить, когда покажется дым или парус. Иногда ему казалось, что и правда возникает на краю океана белое крылышко. Но оно таяло, и горизонт опять делался пустым и ровным, будто край синей чисто вымытой тарелки.

Ну и пусть! В конце концов плот двигался куда положено, и жизнь текла на нем спокойно и беззаботно. Матросы несли по очереди вахту у рулевого весла, чинили одежду, вспоминали прошлые приключения и порой (обычно задумчивым вечером) пели корабельные песни. Начинали чаще всего с "Черного сундучка":

Стало море злее и угрюмей,ребята.Плюньте через левое плечо.Что везем мы в нашем темном трюме,ребята?Только черный, только черный сундучок! —И молчок… 

Песня была зловещая, но пели ее весело, и даже Макарони не боялся.

Папаша Юферс целыми днями писал историю плавания и поисков клада – для будущей книги. Запаса бумаги у него не было, но, к счастью, в тетради с рисунками пуговиц оборотные стороны листов оказались чистыми. В углу шалаша, положив тетрадь на бочонок, дядюшка Юферс вдохновенно строчил свое сочинение пером из чайкиного крыла. Делать чернила из сока тропических ягод куси-куси научила его тетушка Тонга.

Он так увлекся своим писательским трудом, что даже перестал волноваться за Гвоздика. А то сперва было: "Не свались с плота, акулам попадешь… Почему ты ничего не ешь?.. Ты не заболел ли опять, а?.."

Впрочем, теперь в этой роли дядю Ю вполне заменяла тетушка Тонга. Тряслась над мальчишкой, как будто он девочка из пансиона, а не юнга, который обошел на паруснике полсвета! Только и слышно было: "Паи-паи, не упади с мачты!.. Паи-паи, выпей кокосового молочка!.. Паи-паи, не дразни акулу, она откусит тебе голову!.."

Дело в том, что треугольные плавники то и дело чертили воду неподалеку от плота. И вот Гвоздик сделал "приманку": стащил у Боба Кривой Пятки старый растоптанный башмак и забрасывал его с кормы на пеньковом шнуре. Ближняя акула обязательно устремлялась к башмаку – наверно, от него аппетитно пахло. Гвоздик быстро тянул приманку, акула мчалась за ней и, бывало, выскакивала головой на плот. Гвоздик замирал от восторга и ужаса, видя костяные пилы зубов, украшавших разинутую пасть. И взвизгивал, отскакивая. Тетушка Тонга, увидев такое, ахала и хватала негодного мальчишку на руки. И несколько раз он даже получил звонкого шлепка. Дрыгал ногами и хохотал.