Ловушка - Николай Леонов

– Куда вы этот листочек дели?

Девушка встала, сунула ладони в узкие карманы джинсов, переступила, попыталась принять позу, выражавшую, по ее мнению, равнодушие. Прикусив нижнюю губу, она старалась придать своему взгляду презрение и насмешку. Джинсы были очень узкие, Лева заметил, как правый карман оттопырился, девушка сжала руку в кулачок.

– Положите листочек, который вы вырвали, сюда. – Он отодвинул ежедневник, освобождая место.

Девушка застыла. У Левы появилось ощущение, что не у Веры, а у него самого судорогой свело мышцы. «Ну, что делать? Не настраивать себя против запутавшейся в жизни девочки, быть добрее? Если Вера выпивает и пошла, как говорится, по рукам, это еще ничего не значит, и руки к ней протянули, судя по всему, отнюдь не ангелы».

– Только, пожалуйста, не вздумайте бумажку сунуть в рот. Вам ее сразу не проглотить, я начну вам разжимать челюсти, сцена получится отвратительная.

Вера осунулась, подурнела. Медленно вытащила руку из узкого кармана джинсов, разжала сведенные судорогой пальцы, и на стол упал бумажный комочек.

День минувший

Верочка Азерникова

Верочка родилась хорошенькой, росла хорошенькой, о чем ей многочисленная родня не давала забывать ни утром, ни вечером, и с годами превратилась в девушку хорошенькую, самовлюбленную и эгоистичную. Когда у соседей, близких и дальних родственников, даже родителей факт, что из очаровательного ребенка вырос законченный эгоист, сомнений не вызывает, начинают искать виновных. Чаще всего на эту роль назначают школу, тем более что на семейном совете она голоса не имеет и ответить: «Сама дура!» или «На себя погляди!» – не может.

Верочке дали отгулять летние каникулы, а с первого сентября, когда она пошла в десятый класс, навалились на нее всем миром: только в Кургане Азерниковых насчитывалось около тридцати душ. Дома Верочку ежедневно поджидали отец, мать, младшая сестренка, бабушка, сжимавшая в сухонькой руке хворостину. С соседних улиц регулярно наведывались дядья и тетки, двоюродные братья и сестры, последние были моложе Верочки и потому оказались воспитателями наиболее строгими и принципиальными.

У Верочки вместе с самовлюбленностью и эгоизмом развился и характер. Перед ноябрьскими праздниками она из дома ушла, поселилась у подруги в фабричном общежитии.

Морозными, снежными вечерами она, мечтая о жареной картошке и одиночестве, пила сладкое вино, выслушивала бесконечные советы и еще более бесконечные уверения в любви, целовалась до одури и головной боли, несколько раз яростно дралась, когда покровители и влюбленные пытались перейти границы. Верочка сидела на уроках невыспавшаяся, с опухшими губами, не соображая, о чем идет речь, отдыхала, собираясь с силами к неумолимо приближающемуся вечеру.

Попытки родителей и многочисленной родни вернуть заблудшую овцу Верочка встречала яростным сопротивлением, однажды закончившимся такой истерикой, что приезжала «неотложка».

Чем бы все это закончилось, неизвестно, но Верочка познакомилась с человеком прежде, чем ее успели выгнать из школы и исключить из комсомола. Студеным предновогодним вечером она шла, спотыкаясь, по заснеженному тротуару и лениво дралась с замерзшим мальчишкой, который чего-то непременно хотел. Рядом остановились «Жигули», водитель вышел, молча усадил Верочку в теплую машину, так же молча отвесил продрогшему кавалеру тяжелую оплеуху и увез девушку.

«Жигули» привезли ее к какому-то дому, твердая рука помогла подняться на второй этаж и втолкнула в теплую чистую квартиру, где не пахло портвейном и не гремел «маг». Влюбленные почему-то, вместо того чтобы накормить, обычно Верочку поили. За три месяца она познакомилась с плодово-ягодным и марочным, с белым, красным, розовым, сегодня она встретилась с зеленым, очень сладким и липким, по кличке Шартрез, и теперь он резал пустой желудок, подступал к горлу. Верочка заплакала.

Володя, так звали хозяина «Жигулей» и квартиры, на слезы не реагировал. Он снял с Верочки шубку и некогда кокетливую шапочку, поставил на стол тарелку дымящегося, остро пахнущего борща, который она начала, обжигаясь, глотать.

– Не отнимут, – сказал Володя сердито.

Верочка на него посмотрела, но не увидела: растаявшая тушь, хмель и усталость плыли грязным туманом, фигура хозяина проступала вдалеке.

– Уж если совсем невмоготу, пей спирт. – Володя, молчавший всю дорогу, неожиданно разговорился, голос у него был одновременно и усталый, и веселый. – Какой-то дряни нализалась. Знаю, по законам твоего кино я должен уйти ночевать к приятелям. Они у меня есть и примут с удовольствием, но я не пойду. Раскладушки у меня нет, так что спать будем на тахте, не взыщи.

– Спасибо, я посижу, – пролепетала Верочка, роняя голову на грудь и пытаясь разлепить ресницы.

– Это можно, – согласился Володя и начал удивительно быстро ее раздевать. Верочка не знала, что хозяин был врач, в свое время работал в «Скорой» и раздевать ему приходилось как мужчин, так и женщин. Он уложил Верочку на тахту, отодвинул к стене, проверил часы, завел будильник, лег рядом и пропал в мертвом сне – в Курганском институте травматологии выдался тяжелый день.

Верочка родилась и выросла в Кургане и, конечно, слышала, что в городе есть институт, в котором сращивают ноги и руки. Всезнающие бабки рассказывали, будто главный там – профессор, а вокруг него чертенята шастают, людей на штыри железные насаживают, винты хитрые закручивают, но лишь через несколько дней узнала, что подобравший ее на морозе молодой человек – врач, кандидат наук из института, или, как иные говорят, из клана профессора Илизарова. Володя целый день возился с очень сложной ногой, осколки упрямо не хотели совмещаться. Но переупрямить им ребят из института не удалось, те сложной мозаикой из частей все же составили целое. Володя устал как собака, рвался домой и меньше всего на свете искал в тот вечер приключений.

Три дня назад Володя увидел Верочку в одном доме, девушка выглядела старше своего возраста, и он спросил о ней хозяина.

– Десятиклассница, а уже… – ответил парень и рассказал историю, состоящую из правды, лжи и мрачных прогнозов на будущее героини.

– Вместо того чтобы злословить, помог бы человеку, – сказал Володя раздраженно. Всему услышанному он не поверил, но, как говорится, нет дыма без огня. А дыма в истории Верочки было больше чем достаточно.

– Ты врач, ты и помоги. – Хозяин пошло усмехнулся.

Володя остановил машину, потому что сцена на пустынной вьюжной улице ему не понравилась. Верочку он узнал лишь позже, в машине, вспомнил рассказ знакомого, понял, что попал в историю, но было уже поздно. К тому же за свои слова о помощи следовало нести ответственность, и он смирился.

Утром Верочка проснулась в чужой незнакомой квартире одна. Умывшись и одевшись, она застелила тахту, благо начиналось воскресенье и не надо было бежать в школу, бездумно включила телевизор и начала неторопливо осматривать квартиру. Хоть и совсем молодая, но женщина, Верочка почувствовала: здесь обитает мужчина одинокий и, судя по всему, аккуратный и трезвый. О хозяине Верочка могла вспомнить лишь то, что руки у него сильные и ловкие. В холодильнике она обнаружила три яйца, кефир, полбутылки водки, пачку маргарина и плавленый сырок. Водка в холодильнике и отсутствие пустых бутылок, чистота на кухне сказали Верочке о многом. «Выйду за него замуж, – решила девушка. – Трезвый, аккуратный, квартира, машина. Решено, выхожу замуж».

Верочка поджарила яичницу, позавтракала с аппетитом, решила осмотреть квартиру более внимательно: все-таки какое-то время придется пожить. Задерживаться в Кургане она не собиралась, но аттестат необходим, получить его – и в Москву, поступить во ВГИК, начать сниматься в массовках. Она почему-то убеждена, что массовки снимают обязательно ночью. Война! Пожар! Мечутся люди, Верочка в горящем ватнике куда-то бежит, и неожиданно голос: «Стоп! Стоп! Девушка, смотрите в камеру, нам необходимо видеть ваши глаза!»

Она не наивна: конечно, начать придется с массовки, придется ждать и терпеть. Днем – занятия в институте, ночью – съемки, она будет засыпать на лекциях от усталости, но в конце концов…

«Шторы я сразу заменю – не дом, а казарма». Верочка придирчиво оглядела комнату, села за стол и увидела записку, лежавшую в центре, на самом виду. «Уходя, проверьте, хорошо ли захлопнули дверь». Ни тебе обращения, ни тебе подписи. Рыцарь называется. Ключ не оставил, а дверь захлопните. Обидевшись, она легла на тахту и отвернулась к стене. «Так и буду лежать, никуда не пойду, там холодно. Можно, конечно, позвонить, прибегут, это они к ночи наглеют, а днем очень даже вежливые. Этот хорош… Захлопните дверь… проверьте… Я за него замуж собираюсь. Нет, аттестат – и в Москву, тут пропадешь…»

Когда Верочка проснулась, за окном темнело, на кухне горел свет, и кособокий желтый квадрат углом ложился на пороге, видимо, дверь закрыли плотно. Она встала, одернула юбку, поправила волосы и решительно пошла в кухню.