На школьном дворе. Приключение не удалось - Юрий Сотник

— Значит, мой папа прав: корреспондентка, — сказала Луиза.

Вдруг Чебоксаров приостановился.

— Стоп! Нашел! — воскликнул он и добавил: — Пошли, сядем вон там! Я вам скажу, кто такая Родионова.

Все трое дошли до ближайшей лавочки, стоявшей у высокого дощатого забора. Чебоксаров сел посредине, а Луиза и Леня по бокам.

— Ну, говори, что ты хотел сказать, — потребовал Хмелев. Чебоксаров помолчал для пущего эффекта, потом изрек медленно и раздельно:

— Родионова — это не кто иной, как родная сестра Данилы Акимовича Бурундука.

— Что? Чего? — одновременно сказали Хмелев с Луизой, а Чебоксаров сидел с невозмутимым лицом, хотя и очень довольный собой. Он чувствовал себя Шерлоком Холмсом, которому приходится объяснять доктору Уотсону, каким образом ему удалось раскрыть роковую, казалось бы, совершенно непостижимую тайну. Впрочем, он пользовался несколько иными выражениями, чем знаменитый сыщик.

— Вот проследите, как я до этого допер. — Приоткрыв рты, Луиза с Хмелевым стали усердно следить, а Чебоксаров продолжал: — Вы помните, что сказала тетя Валя, когда принесла письмо?

Луиза и Ленька молча помотали головой.

— Не помните? А я помню слово в слово. Цитирую: «Вот как слетал Данила Акимович к сестре да погулял у нее на свадьбе, так и пошла писать эта самая Родионова. Должно быть, он на свадьбе с ней и познакомился». Вам это что-то говорит?

Два «доктора Уотсона» — один в юбке, другой в брюках — снова помотали головой, что доставило Чебоксарову еще большее удовольствие.

— А теперь слушайте и соображайте! Когда женщина выходит замуж, она что делает?

— Детей, наверно, рожает, — предположил Ленька.

— Кретин! Я не про это говорю. Она со своей фамилией остается или принимает фамилию мужа?

Оба «доктора Уотсона» переглянулись. Они начали кое-что соображать.

— Меняет фамилию, — сказал Хмелев.

— Мужа фамилию берет, — сказала Луиза. Чебоксаров привалился спиной к забору, закинул ногу на ногу и обнял колено руками.

— Ну, и вот вам, пожалуйста: она раньше была по фамилии Бурундук, а теперь стала Родионовой.

Юра умолк, чуть улыбаясь плотно сжатыми губами, но Ленька вдруг заерзал на скамейке и бурно запротестовал:

— Э!… Э!… А ведь сестру Данилы Акимовича Катей зовут, Катериной, а здесь «Е. А.» какая-то! Может, Елена, а может, Евгения или еще как-нибудь.

Чебоксаров вскочил, прошелся взад-вперед и остановился перед Ленькой, расставив ноги, сунув руки в карманы брюк.

— Я ждал этого вопроса. Да будет вам известно, сэр, что имя «Катерина» только так произносится, а пишется «Екатерина». Значит, инициалы «Е. А.» вполне могут означать «Екатерина Акимовна». — Юра снова сел на свое место. Ясненько?

Пораженные «Уотсоны» молчали. Потом Луиза пожала плечами.

— Не понимаю! Почему же тетя Валя об этом не догадалась?

— Не у каждого такие мозги… — вздохнул Ленька. — Ну, а кто же тогда наша-то будет? Может, другая какая невеста или в самом деле корреспондентка?

— Может, все-таки невеста? — жалобно предположила Луиза. — Тогда мы хоть не зря ей про Акимыча наговорили.

Юра уже не играл в великого сыщика. Он был серьезен и задумчив.

— Теперь вот и мне кажется, что папаша Мокеевой прав: корреспондент. Луиза вскинулась.

— Да? — сердито, с вызовом сказала она. — А вот моя мама говорит, что папа все выдумал.

— Спокойно, не психуй, — осадил ее Чебоксаров и продолжал: — Ну вы прикиньте: какая невеста или просто знакомая полетит к Бурундуку за тысячу километров, даже не предупредив его? А вот корреспондент — может. Особенно если про Акимыча какую-нибудь клевету написали. Корреспондент обязан сначала фактики на стороне проверить, с людьми поговорить, а потом уже встретиться с тем, про кого написали.

Луиза и Ленька мрачно молчали, а Чебоксарову пришла в голову новая мысль:

— И скорее всего письмецо это написал Луизин папаша. Снова принялся за старое. Интересно, о чем он вчера с ней говорил?

Луиза сморщила нос, перекосила губы каким-то удивительным образом, и из глаз ее, вдогонку одна другой, покатились крупные слезы.

— А еще ей Демка про пьянство наврал! — плача проговорила она. — А еще ей Альбина наболтала! За это за одно с работы выгнать могут!

— А чего ты сама наболтала? — ехидно спросил Ленька и передразнил: «Святая ложь»! «Благородная ложь»!

Тут уж Луиза совсем разревелась:

— Да! Сама наболтала! Потому что Акимычу добра хотела! И школе добра хотела, чтобы из нее Акимыч не ушел!

Она вдруг умолкла, поставила пятки на край скамьи, ненадолго уткнулась в колени лицом, потом выпрямилась и обратила к Хмелеву красное, мокрое, но уже спокойное лицо.

— Слушай, Ленька. Если ты сегодня же не узнаешь, корреспондентка она или нет, так и знай: я в Иленгу брошусь и утоплюсь. Я не выдержу, пока не узнаю, что мы с Акимычем натворили.

Ленька вздохнул.

— Ну, как я узнаю — корреспондентка она или нет?! Сама она на вопросы не очень-то отвечает… Правда, паспорта мама у приезжих забирает, так милиция велит, но она их в комод запирает, а ключ всегда у нее.

— Нам паспорт и не нужен, — сказал Юра. — В паспорте профессия не указывается. — Он повернулся к Леньке. — Слушай! Ты ее белую сумочку видел?

— Ну, видел, конечно.

— Вот в этой сумочке должен еще какой-нибудь документ находиться: корреспондентский билет, командировочное удостоверение или еще что-нибудь. Словом, ты должен заглянуть в эту сумочку и посмотреть, что там внутри.

Леню взяла тоска.

— А как я это сделаю? Как?

Луиза держала подбородок на коленях и большими глазами смотрела на ребят. Чебоксаров спросил Хмелева:

— Она запирает свою комнату, когда выходит из нее ненадолго, к умывальнику, обедать или в туалет?

— Ну, не запирает, конечно, если дома кто есть.

— Вот так, значит. Ты выберешь удобный момент и, когда ее не будет в комнате, проникнешь туда и обследуешь сумочку.

— Я этого не сделаю, — мрачно ответил Хмелев. — Эта тетка может вспомнить, что забыла что-нибудь в комнате, и вернуться. И… и значит, увидит, как я в ее сумочке роюсь. За кого она меня примет? За ворюгу самого настоящего! Помолчав немного, Леня добавил тихо и грустно: — Не, Юра. Мой отец завсегда честным человеком считался. И марать его этими… своими поступками я не хочу. Не желаю, одним словом.

— В общем, я завтра топлюсь, — сказала Луиза так спокойно, словно она не топиться собиралась, а в магазин сходить.

Чебоксаров усмехнулся:

— А тебе легче будет, если мы завтра узнаем, что она корреспондентка?

Луиза даже привскочила.

— Ну, ты большой, а дурак! Конечно, легче станет! Ведь мы тогда всех к ней притащим: и Альбину с Демьяном проклятых (ведь это они всю кашу заварили), и Зырянову с Ивановым, и дразнильщиков с чулками на голове… Все вместе придем к ней и скажем, какая тут ошибка получилась.

— Так это и сейчас можно ей сказать, — пробормотал Хмелев, а Луиза снова вскинулась:

— «Сейчас»! А если она взаправду какая-нибудь невеста? Хочешь, чтобы мы наговорили ей, какой Акимыч прекрасный человек? Хочешь, чтобы она в него еще больше влюбилась? Хочешь, чтобы наверняка увезла с собой?! Нетушки!

Внезапно Юра хлопнул себя ладонями по коленям.

— Все! Этим делом придется заняться мне. Луиза и Ленька с удивлением и надеждой уставились на него, а Юра продолжал:

— Только Хмелев должен мне помочь: подготовить плацдарм и обеспечить прикрытие.

— Чего-о-о-о? — протянул Хмелев.

Чебоксаров объяснил. Подготовкой плацдарма Юра называл следующее. По словам Хмелева, окна у них всегда были открыты в летние дни, если в доме кто-нибудь находился. Но после истории с черепом и выступления дразнильщиков «эта самая», возможно, будет запирать свое окно, даже выходя из комнаты на минуту. Операцию решено было провести во время обеда, и Ленькиной обязанностью будет под каким-нибудь предлогом уйти якобы в свою комнату, а на самом деле заглянуть в комнату Инны и, если окно окажется запертым, — отпереть его.

— Ну да! — заныл Хмелев. — А если она хорошо запомнит, что окно своими руками заперла… На кого она подумает — кто его открыл?!

На Хмелева накинулась Луиза:

— Знаешь, Ленька, ты просто другой какой-то стал с прошлого года. Ведь Чебоксаров на какой риск идет! Ведь он не в свой, а в чужой дом заберется! Да еще через окно! Если его застукают, думаешь, кто-нибудь поверит, что он не воровать полез?! А ты все канючишь… «Ах как бы чего не вышло!… Ах кабы на меня не подумали!…» Ты… ты не человек, а… а… (Луиза помолчала, подбирая самое точное выражение), а какая-то канючка противная.

И Хмелев устыдился.

— Ладно. Отопру, — мрачно сказал он.

— Только вот что, — провозгласил Чебоксаров, — поклянитесь своей жизнью, что никто, кроме нас троих, об этом знать не будет. Сами понимаете, какие тут звонари. Очень мне надо, чтобы по всему городу пошло: мол, Юрка Чебоксаров уже по чужим квартирам лазит!