Зоны нейтрализации - Богдан Петецкий

– Возвращаюсь домой, – вслух повторил я. Детство? Нет, школа. Квартирка при клубе базы. Очаровательном, земном клубе. На этот раз эмоции были самые верные. Но, следовательно, недавно пришлось думать о чем-то, что, по сути дела, оказалось не столь уж и очаровательным. О чем бы это?

Устер. Я ему улыбнулся. Ласково, как прежде.

Я вцепился пальцами в изъеденный корпус корабля. Начал очень медленно продвигаться вдоль его борта, выискивая знакомый огонек, приглашающий в шлюз. Неожиданно зацепился за что-то. Люком это не было.

Подожди, – попросил я Итю. Она кивнула. Такая серьезная. Слишком серьезная. Без тени улыбки. Она глядела на меня холодно, изучающе, без снисхождения. Я понял, что-то не в порядке. Она не должна смотреть так. В конце концов, я же пришел сюда за Устером. Я застыл. С изумлением уставился на нее. За Устером? Но, в таком случае, это должна была быть Лина.

Это ничем тебе не поможет, – сказал я сам себе, – если ты начнешь так думать. Это Итя. Она мне мешает.

Неторопливо, с внутренним удовлетворением, словно додумавшись до чего-то неслыханно оригинального, я отцепил кабель от пояса и привязал его к массивному уху, выступающему из корпуса корабля. Сделав петлю, другую, затянул, что было силы, и испробовал. Выдержит. И только тут до меня дошло, что другой конец кабеля теряется где-то в пространстве. Что Итя там. Наверно, ждет меня на полпути, сразу же за этой многоэтажной стеной, заслоняющей от меня Лину. Сжав кулак, я ударил раз, другой. Нет. Сплошная скала. Молчаливая. Мне оставался только этот кабель.

Я осторожненько взял его двумя пальцами и слегка потянул. Он сразу же подался. И начал скользить мимо моего тела, сперва лениво, словно преодолевая сопротивление, потом все быстрее. Мне опять захотелось смеяться. Я дернул посильнее. Тело мое неожиданно закачалось. Кабель выскочил из сжимающих его пальцев. От легкого трения, с которым кабель скользил между моих пальцев, рука, а потом плечо начали дрожать, а я покрылся потом. Вспотел – и тут же захотелось спать. Надо вздремнуть. Но придется подождать, пока они не окажутся рядом. Кто? Итя? Лина? Какая разница. Лине это было бы труднее. Это уж точно. А мне... Может такое быть, чтобы мне оказалось труднее с Итей? Я сильнее вцепился в кабель. Отвел руку назад и рванул что было силы. Я летел. Тело мое перемещалось в пространстве. И вовсе не так медленно, как могло бы казаться.

Сделалось темно. Только через некоторое время я сообразил, что огонек возле моих глаз угас; в лампочке датчика еще тлела крохотная искорка, практически незаметная после яркого, красного пламени, слепившего меня на протяжении многих минут. Я услышал тихий, торопливый голосок лакея. Но не обратил на него внимания. Перед моими глазами все еще плавали их лица. Итя, – пробормотал я. Мысль оказалась скверная. Я крепче ухватился за кабель и выстрелил из пистолета в направлении «Гелиоса». Не шевельнулся. Я крепко застрял на одном месте, встретил неожиданно сильное сопротивление. Так и должно быть. Я свое сделал.

Пришлось подождать, пока нить тахдара совместится с указателем направления. И, только надежно установив курс, я повернул голову и надавил на спуск.

В камере шлюза я прокопался дольше, чем обычно. Снял шлем. Швырнул его в угол, на груду парашютов, подошел к двери и лбом уперся в холодный, массивный люк. Мне пришло в голову, что я впервые в жизни не послушался лакея. Не было никаких рациональных причин, чтобы игнорировать его рекомендации. Они же – советы. Мы привыкли реагировать на них инстинктивно. Как водители на знаки светофора на перекрестке. Скорее всего, состояние, в которое приводился организм человека полем, окружающим мертвый корабль, сохраняется после выхода из опасной зоны. Пусть, как след, незаметный с первого взгляда. Но, поскольку я не обратил внимания на сигналы личной аппаратуры, я должен был быть выведенным из равновесия. Кроме последствий воздействия этой зоны, других причин я не находил. Необходимо было установить, на какой срок эти последствия сохраняются. Или, быть может, воздействие зоны каким-то образом распространяется за пределы той сферы, где происходит наложение факторов, заставляющих не срабатывать тормоза психики. Это объясняло бы отклоняющееся от нормы поведение Снагга и Ривы. Особенно, Снагга. Вопросы эти. Какое-то недовольство. Состояние, почти что граничащее с эмоциональными. Надо этим заняться. Проверить программы наших диагностических систем. Должны отыскаться какие-нибудь пробелы.

Я потянулся так, что кости затрещали, покосился на автомат шлюза и открыл люк.

Они торчали в своих креслах, в позах, в каких я их оставил, и производили впечатление, что во время моего отсутствия не произошло ничего такого, что заслуживало бы внимания. Ни один из них даже на мгновение не оторвал глаз от разноцветных указателей датчиков, пока я протискивался сквозь паутину проводов, добираясь до своего пенолитового кресла.

Наконец-то я устроился с удобствами, испытывая облегчение и ожидая, пока автомат соединит аппаратуру моего скафандра с бортовыми системами. Скользнул глазами по экранам.

На первом плане виднелась светящаяся серебристая нить, выходящая из нижнего угла и рассекающая экран пологой дугой примерно на две равные части. Значит, я в самом деле сделал это. Соединил оставленную ракету с «Ураном». Кабель был солидным. В любом случае, достаточно солидным для того, чтобы стронуть с места «Гелиос», который на Земле или в любом другом заслуживающем уважения гравитационном поле весил бы свои тысячи тонн.

Я мог воззриться на это с удовольствием. Если бы мне с детства не вдалбливали о полной бесполезности чего-либо такого, как удовлетворение и неудовлетворение. Порой, человек может оказаться перед проблемой, когда всякие там ей сопутствующие прекраснейшие чувства могут только затруднить ее разрешение. Хотя бы то, что мы здесь делаем. Вооруженная операция в зоне обитания иной цивилизации. Цивилизации, о которой человек мечтал тысячелетиями. С которой связывались надежды, огромнейшие и весьма личные. А когда эта цивилизация отыскалась, одиночество человека только углубилось. Поскольку современный человек – существо недостаточно покорное, чтобы ощущать себя менее одиноким на необитаемом острове, чем в окружении врагов.

Дело зашло слишком далеко, чтобы продолжать прятать голову в песок. Кто-то должен был этим заняться. Сохранить спокойствие на Земле. И только потом дать ее обитателям, всем, если исключить одну-единственную тысячу, повод для вздохов и рефлектирующего возмущения.

Неожиданно по кабине пронесся радостный голос Ривы: