Выбор Геродота - Сергей Сергеевич Суханов

— Клянусь Аполлоном — не подведу! На моих полях в сезон сбора урожая работает целая деревня…

— Это где? — перебил хозяина Кимон.

— На Наксосе.

— И сколько земли?

— Под пашню — две тысячи квадратных плетров[18]. Виноградники — триста квадратных плетров.

Стратег уважительно кивнул.

Эвриптолем продолжил:

— Поля такие, что пахать и пахать. Жать, молотить, провеивать… Виноград подсушивать надо, потом давить, сок разливать по амфорам… Кожуру удалять, если делаешь белое вино… В общем, работы невпроворот, зато семьи поденщиков сыты круглый год. Поэтому они проголосуют за то, что я укажу… А летом начинается перевозка амфор с вином в Афины. Суда фрахтует гильдия виноделов. Перед началом навигации мы собираемся, чтобы обсудить цены. Я уже несколько лет занимаю пост председателя гильдии, так что меня и на Кикладах хорошо знают.

— Сможешь обеспечить участие островов в союзе?

— Поговорю, — с готовностью подтвердил эвпатрид.

На террасе дома стало прохладно. Осеннее солнце потеряло силу, растратив пыл на виноградники. Аристид приказал ойкету принести жаровню и шерстяные одеяла.

Кимон сделал глубокий вдох. Пора было переходить к личным делам.

Тон пришлось сменить — он заговорил мягко, без нажима:

— Тогда у меня к тебе просьба… Отдай за меня Исодику.

Эвриптолем усмехнулся:

— Можно было не делать такой сложный заход. Но ты не был бы стратегом, если бы не пытался одной стрелой убить двух зайцев. Так вот… Я знал твоего отца — Мильтиада. Когда на Истре ионянам пришлось охранять переправу персов, скифы предложили им уйти с миром. Мильтиад на это согласился, поступив как неглупый и мужественный человек. Жаль, что не удалось заткнуть рот милетянину Гистиею, иначе кости Дария давно бы гнили в Скифии. Для Ксеркса поражение отца могло послужить хорошим уроком… Кстати, как тебе вино? Это мое — с Наксоса.

Казалось, эвпатрид тянет с ответом.

Кимон сделал вид, что принимает правила игры.

— Сладковато…

Подозвав ойкета, хозяин приказал подать охлажденной морской воды для гостя.

Потом сочувственно продолжил:

— После победы при Марафоне его надо было осыпать почестями. А вместо этого Народное собрание по наущению Ксантиппа, сына Арифрона, влепило ему штраф в пятьдесят талантов за неудачный поход на остров Парос… К чему это я? К тому, что уважаю твоего отца. Значит, обязан уважать и тебя.

Он шлепнул ладонью по столику-трапедзе:

— Бери!

Будущие тесть и зять обнялись.

— Тогда будем считать этот разговор состоявшейся помолвкой, — мягко сказал Кимон.

— Как?! — удивился Эвриптолем. — А приданое? Десятая часть имущества, земля, рабы… Мы это еще не обсудили.

— Не надо. — Стратег равнодушно махнул рукой. — Отец хоть и не смог выплатить штраф, но умер небедным человеком. К тому же после свадьбы Эльпиники род Филаидов ни в чем не нуждается. Каллий — богач, так что я всегда могу на него рассчитывать. — Сделав паузу, он добавил: — Хотя я могу взять часть твоих земель в аренду. Но это потом… Сейчас просто помоги своими связями на островах. Для меня это важно.

— Хорошо, — согласился эвпатрид. — Но будь уверен в том, что я выполню обещание. Даже не сомневайся!

Он потер ладони, словно не обратив внимания на реплику будущего зятя по поводу аренды земель.

Потом с нажимом сказал:

— Совсем без подарков нельзя. Я же не какой-нибудь голозадый фет. Позволь хотя бы купить дочери свадебную одежду и подобающие замужней женщине драгоценности. Родственники тоже захотят поучаствовать. Я передам ей подарки при свидетелях, пусть запишут их в качестве приданого.

Снисходительно улыбнувшись, Кимон кивнул. К пожеланию отца невесты нужно отнестись с пониманием.

— Я от себя тоже добавлю, — сказал стратег. — Например, диадему. И вот еще что… Наша договоренность должна остаться в тайне. Все-таки создание симмахии — это дело государственной важности.

— Могила! — серьезно пообещал Эвриптолем. Потом искоса взглянул на Кимона: — Ты ее хоть любишь?

Стратег снова кивнул:

— Люблю.

Эвпатрид поднял канфар:

— Тогда есть повод выпить!

Гость с удовольствием поддержал хозяина…

Солнце рухнуло за Саронические острова. Темнеющие вдали горы Арголиды начали стремительно терять очертания, а затем и вовсе растворились в наползающей тьме. Будто упавший на грудь титан безвольно обмяк, вжал плечи в землю.

Где-то вдали багровые языки цеплялись за скалы Пирея. Птичий гвалт в гаванях стих. Вместе с ним замолкли мастерские и кузни. Лишь со стороны арсенала доносился звон одинокого молота.

На фоне заката веранда стала казаться темной. Небо над головой посерело. Фасады и колонны сочились тенями. Краски потускнели, словно Афина покрыла городской пейзаж тушевкой.

Собеседники засиделись за полночь.

От выпитого вина накатила приятная истома. Когда рядом заухала сова, они перешли в андрон. Лежа на клинэ лицом вниз, аристократы тихо переговаривались, пока рабыни мяли им плечи пальцами.

4

478 г. до н. э.

Кипр

Эскадра союзников мощным валом катилась вдоль побережья Памфилии.

Пираты в панике вытаскивали легкие одномачтовые керкуры на песок. Нагрузив скарбом волов, они бежали в горы вместе с семьями и скотом. Пока в Памфилийском заливе находится флот Делосской симмахии, о разбойном промысле не может быть и речи. Тут главное спасти свою шкуру.

Триеры держали курс к далеким скалам Суровой Кетиды. Флагман, как всегда, находился на три корпуса впереди. Звук сигнальной раковины ветер относил в сторону, поэтому дневальные не слезали с реи, то и дело меняя вымпела.

Остальные сорок девять триер плугом растянулись по заливу. Строй держать не получалось из-за отмелей и торчащих в воде каменных глыб. Лоцманы громкими криками предупреждали друг друга об опасности. Лавируя на мелководье, корабли задевали скулами плавучие вехи.

Первой шла пелопоннесская флотилия. За ней двигались афиняне. Следом плыл объединенный флот Ионии, Дориды и Карии. Эскадру замыкали триеры Кикладских и Спорадских островов.

Кормчие ругались последними словами, если рулевые весла цепляли расставленные рыбаками сети. Боцман-келейст надувал стянутые кожаными ремнями щеки, пока матросы под звуки авлоса драили корабельную медь.

Эпибаты занимались осмотром и починкой амуниции: меняли подвязки поножей, латали щит или возили по лезвию изогнутой махайры точилом. Несколько бедолаг, страдающих от морской болезни, свесились за борт.

Гребцы отдыхали на банках, готовясь к напряженной работе при входе в Марионскую гавань. Армейский священник дремал под навесом ахтерштевня.

Нужду справляли по очереди: один садился враскорячку на планширь, а двое товарищей вставали по бокам и держали его за плечи. Получалось неуклюже, зато надежно. Хорошо, что корабль нырял носом, при бортовой качке такие трюки не проходят.

Впередсмотрящий целый день торчал возле форштевня, ухватившись за фал косого паруса. Когда впереди показался маяк Марионского мыса, он во всю глотку заорал: "Берег!"

Павсаний приказал вывесить на мачте вымпел "Якорная стоянка". Все свободные от вахты члены