Где-то во времени - Ричард Матесон

Почему бы и нет, в самом деле?

Один час сорок три минуты пополудни. Надо быстро диктовать, пока не забыл подробности.

Запись прервалась в тот момент, когда я вышел из погружения, так что, когда это произошло, не знаю.

Но знаю, что это было потрясающе.

Должно быть, это длилось больше минуты. Но казалось, гораздо дольше. Не хочу преувеличивать.

Тем не менее длилось это столько, что я успел рассмотреть картину на стене, которой нет в комнате, где я нахожусь сейчас.

Когда это случилось, прежде всего пришла убежденность. И каждый раз это казалось неотъемлемой частью происходящего. Глаза у меня были закрыты, но я бодрствовал и знал, что нахожусь в 1896-м. Возможно, я «чувствовал» его вокруг – не знаю. Во всяком случае, мысленно я не сомневался. И, кроме того, не успев еще открыть глаза, ощущал реальное тому подтверждение.

Продолжая лежать, я услышал какой-то особенный потрескивающий звук. Я не стал открывать глаза, опасаясь выйти из погружения. Не шевелясь, лежал на матрасе, ощущая его под собой, ощущая на себе одежду, чувствуя, как вдыхаю и выдыхаю, чувствуя тепло комнаты и слыша это странное потрескивание. Один раз я даже бессознательно протянул руку, чтобы почесать нос. Кажется, что это пустяки, но представьте себе их смысл.

Это было мое первое физическое действие в 1896 году.

Я находился там, тело мое лежало в этой комнате в 1896-м. И я настолько глубоко там «окопался», что смог дотянуться рукой до носа и все же остаться там. Каким бы незначительным ни казалось действие, это было поразительно.

Правда, новое время в моей системе еще не установилось. Похоже, это одна из составляющих процесса. Чтобы оказаться во «времени 2», мне надо полностью выйти из «времени 1». Но, оказавшись в 1896-м, мне надлежит переустановить в моей системе «время 1», чтобы я мог функционировать и там остаться. Этим можно объяснить, почему в первый раз меня словно отшвырнуло назад: мое сознание полностью находилось в 1896-м, но не было якоря, удерживающего меня. Слишком неуклюжее слово. Скажем лучше, соединительной ткани, причем этой соединительной тканью – во всяком случае, поначалу – было «время 1».

Что ж, на этот раз я действительно сделал установку «времени 1» в своей системе, позволившую мне проанализировать окружение. Потому что потрескивающие звуки, которые поначалу были мне столь же непонятны, как и самая продвинутая теория Эйнштейна, наконец разъяснились.

Это был камин.

Я лежал в комнате в 1896 году, слыша потрескивание огня в камине.

Я произношу эти слова, и сердце у меня учащенно бьется.

А правда, интересно, сколько это заняло времени? Чувствую, что большая доля моего сознания осталась во «времени 2». Не будь этого, я все еще находился бы в 1896-м. В таком случае моя интерпретация отсчета времени в 1896-м, должно быть, не точна. Подозреваю, что был там совсем не так долго, как мне помнится.

Однако сколько бы времени ни прошло, я через некоторое время открыл глаза.

Сначала я не решался пошевелиться. Я и вправду почесал нос, но это действие не было преднамеренным. Думаю, и получилось именно из-за неосознанности. Но сделать осознанное движение – волевое действие – казалось мне в моей ситуации более рискованным и провоцирующим.

Поэтому я ничего не делал – лежал совершенно неподвижно, уставившись в потолок и пытаясь различить иные звуки, помимо потрескивания огня, но не мог. Возможны два варианта. Либо потрескивание огня заглушало иные звуки, либо я находился там не полностью, чтобы их услышать.

У меня создалось ощущение, что я нахожусь, в сущности, в локальном очаге 1896 года. Может быть, дело именно в этом. Доказать это я, разумеется, не могу. Вероятно, и никогда не смогу. Но для того момента это объяснение может подойти: то есть перемещение во времени начинается у человека с ядра – разумеется, в сознании, – и это ощущение распространяется вовне, действуя сначала на тело, а затем устанавливая контакт с ближайшим окружением. Это чувство прорыва через пленку может возникнуть в тот момент, когда внутренняя убежденность человека выходит за пределы тела.

Короче говоря, если теория моя верна, я лежал на кровати в 1896 году, слыша звуки горящего камина, но, помимо этого момента, по-прежнему оставался в 1971-м.

Это похоже на бред. Но все же почему я так сильно это ощущаю? Почему, например, я не слышал в 1896-м шум прибоя? Я должен был слышать его гораздо явственней, чем сейчас, потому что в те времена океан подступал к гостинице намного ближе. И все-таки я его не слышал. Но я не слышал также и звуков 1971 года, потому что был спрятан в коконе 1896-го. За пределами этого кокона я не слышал ничего. Что доказывает некоторую обоснованность моей теории.

Да бог с ним. Я отвлекся от самого важного момента.

И опять же, не знаю, сколько времени я лежал там, уставившись в потолок. Я знал только, что это происходит в 1896-м, что кровать подо мной из 1896 года, возможно, и вся комната тоже. Шум горящего камина не утихал. Я четко видел потолок, и цвет у него отличался от современного.

Наконец я осмелился пошевелиться. Ничего необычного или смелого, но в той ситуации для меня это было необычно. Потому что сделано было намеренно, с расчетом.

Я повернул голову на подушке. (Забыл упомянуть о подушке, но в 1896-м она, без сомнения, тоже была.) Бесконечно медленно. И могу добавить, с большой тревогой. Опасаясь, что упущу момент и перенесусь обратно в 1971-й. В тот момент уверенность в том (она была и есть), что я смогу попасть в 1896-й, не была еще полной. Я очень хорошо понимал, что нахожусь там, но мне не хватало уверенности в том, что смогу держать под контролем пребывание в другом времени.

Странно теперь подумать, но пока все это происходило, я ни разу не вспомнил об Элизе и о том, что она находится там же, где я. Может, не вспомнил потому, что ее там в тот момент не было. Если моя теория верна, то ее там не было, потому что я пребывал лишь в части 1896 года, а не во всей цельности.

Ладно, вернуться – еще раз. Я очень медленно повернул голову на подушке.

И увидел на стене картину.

Хочу ее описать. В центре две фигуры – полагаю, мать с сыном. На женщине серое платье с белым передником. Немолодая на вид. Зачесанные назад волосы. Она стояла рядом с сыном, положив руки ему на плечи. Уточню – у него на плече лежала ее правая рука. Мне лишь показалось, что вторая ее рука тоже лежала у него на плече.

Юноша был примерно на пять дюймов выше женщины. На нем было пальто, в левой руке он держал шляпу – это означало, полагаю, что он уезжает. Но, возможно, только что приехал. Нет, картина навевала иное чувство – грусть прощания. Теперь припоминаю, что слева от матери был черный зонт. Прислоненный к чему-то. К чему, не знаю – мне не была ясно видна та часть картины. Рядом с зонтиком была еще и собака средних размеров. Сидела на полу, глядя на уезжающего юношу.