Сборник забытой фантастики № 1 - Алфеус Хайат Веррил

много, была заключена в металлическом стволе пушки. Однако, если не считать этого, весь эксперимент им не понравился. Им не нужны были ружья и порох, не нужно было наступательное или оборонительное оружие, а их собственная взрывчатка была в тысячу раз ценнее пороха для их целей.

И множество других вещей, которые я сделал после бесконечных неудач и в результате самой тяжелой работы, были для них так же бесполезны, как и пушка. И тут до меня наконец дошло, что в этом странном месте нет места величайшим изобретениям человека, самым удивительным трудосберегающим устройствам людей и нашим самым ценным предметам роскоши и удобств. Что здесь была раса или нация существ, где не было никакой борьбы за превосходство, никакой реальной промышленности для личной выгоды, никакого богатства, никакой бедности, никакой конкуренции; что условия, жизнь, все было совершенно не похоже на условия моего мира и что эти существа за века до моего прибытия прошли стадию человеческой цивилизации и что для них наши обычаи, привычки и образ жизни покажутся такими же варварскими и примитивными, как для нас доисторические пещерные жители.

Там нет сельского хозяйства, поэтому нет спроса на сельскохозяйственную технику. Нет обширных перевозок продовольствия и сырья, поскольку с энергией нет проблем, когда требуется, и продовольствие и все необходимые вещи, за исключением серы, доступными где угодно, мало что нужно перевозить, и дирижабли — это все, что требуется. Все ресурсы в равной степени находятся в распоряжении каждого члена сообщества, и поэтому нет никакой борьбы за существование или за богатство, и поскольку каждый член нации развит, обучен и предопределен со дня вылупления для какого-то определенного места в жизни, нет амбиций, нет стремления к продвижению. Короче говоря, эти существа — просто автоматы, машины, наделенные жизнью, разумом и умом, и не более того. Они отличаются от бесчувственных механизмов только тем, что у них есть время для отдыха и развлечений, и я ежедневно благодарю Бога, что люди еще не дошли до этого.

Часто, находясь среди своих собратьев, я слышал аргументы и читал статьи в пользу коммунистической или социалистической жизни и правления и представлял себе идеальную утопию, которой была бы земля, если бы все люди могли быть равны, если бы все богатства могли быть разделены поровну и не было бы никаких классовых различий, никакой борьбы за господство. Часто в прошлом я чувствовал, что такое состояние было бы желательным, и много раз, когда фортуна отворачивалась от меня, и я сравнивал свою судьбу моряка с легкостью и роскошью богатых пассажиров на моих кораблях или с богатыми судовладельцами, я чувствовал горечь, что некоторые из них должны быть так облагодетельствованы, а другие вынуждены бороться за жизнь в нищете. Но теперь я понимаю, какие ужасные результаты последовали бы, если бы идеи этих социалистов осуществились. Теперь я понимаю, что при таких условиях не могло бы быть ни честолюбия, ни стремления к улучшению, ни настоящего счастья в жизни, ни гордости. Лучше ужасная нищета, бесконечный труд, злоупотребления и пороки, войны и раздоры, все обиды и беды человечества и цивилизации, чем стать бессердечными, безличными существами, к которым такие условия привели бы. Каким был бы мир людей без любви, чувств, искусства, музыки, привязанности, амбиций? Что было бы, если бы у человеческой расы не было идеалов, кроме существования и размножения вида? Что было бы, если бы не было ничего, что могло бы подстегнуть людей, отправить их спать, утомленных дневной работой, но наполненных мечтами и видениями достижений на завтра; пробудить их, полных решимости добиться успеха, пробиться к вершине? К чему бы сводилась жизнь, если бы у людей не было ни целей, ни идеалов, ни необходимости прилагать усилия, чтобы доказать превосходство над своими собратьями, навязать миру свою индивидуальность, выбрать свой жизненный путь и быть независимыми, свободными, ведущими свою собственную жизнь так, как они считают нужным, и без ограничений, кроме своего собственного интеллекта и своих трудов, чего они могут достичь?

Именно эта, мнимая идеалистическая жизнь этих существ вызвала у меня такое сильное отвращение от моего существования среди них. Если бы те, кто нашел такой недостаток в нашей цивилизации, кто пытался революционизировать человеческую жизнь и человеческие пути и нарушить условия, установленные Всемогущим в Его бесконечной мудрости, могли бы быть здесь со мной. Как бы хотелось, чтобы эти социалистические агитаторы были вынуждены существовать здесь, среди этих существ.

Что угодно, только не такое положение вещей. Временами мне кажется, что я сойду с ума, и я ловлю себя на том, что жажду чего-нибудь, чего угодно, чтобы нарушить эту машинную монотонную жизнь вокруг меня. Гнев, раздоры, битвы, да, даже война со всеми ее ужасами была бы желанной.

ГЛАВА VIII

Прошло много времени с тех пор, как я написал свои строки. И теперь я знаю, что, вне всякого сомнения, я обречен провести все свои дни среди этих странных существ. Снова и снова я пытался найти выход, найти способ подняться в горы, ибо отчаяние гнало меня, и смерть на покрытых льдом пустошах полярных областей казалась предпочтительнее жизни здесь. Но хотя я был силен, здоров и работоспособный, как всегда, по какой-то странной причине я не мог взобраться на эти скалы. Возможно, это еда или питье лишили меня силы подняться даже на умеренные высоты. Пребывание в этом воздухе с его бесконечным синим светом возымело свое действие, и, подобно существам, обитающим здесь, я не могу жить там, где когда-то не чувствовал никаких вредных последствий. Но какова бы ни была причина, факт остается фактом: каждый раз, когда я достигал высоты в несколько сотен футов, мои мышцы подводили меня, моя сила уходила, и я был вынужден сдаться. Я безнадежно заперт здесь, как в тюрьме, и все же птицы приходят и уходят по своей воле, и я завидую им так, что не выразить словами, когда я наблюдаю за ширококрылыми и большими белыми альбатросами и крикливые чайки знают, что на своих крыльях они могут подняться над окружающими горами и покинуть эту часть мира ради другой, которую я никогда больше не увижу; что, без сомнения, они смотрят на моих собратьев, на широкое синее море, на корабли с белыми парусами и большие роскошные пароходы, те же самые невыразительные глаза обращены