Твои, Отечество, сыны - Александр Родимцев

Однако лица людей были светлы и уверены, ни оттенка усталости или подавленности, настоящие, продымленные порохом боевики.

Резко изменилось после двадцатидневных боев и вооружение батальона. В бригаде вовсе не было станковых пулеметов системы «максим», а сейчас в каждом батальоне их насчитывалось не менее двадцати, а то и больше.

Я спросил командира 4-го батальона капитана Зайцева, где он раздобыл столько «максимов»?

— Добыты вполне честно, — ответил капитан. — Пулеметы не успели вынести из боя при отходе наши соседи слева. Отброшенному нашей контратакой противнику не удалось их захватить.

Назначенный начальником разведки бригады капитан Аракелян после смотра спросил:

— А нужны ли нам эти «максимы», товарищ полковник? Ведь мы возвращаемся к своей специальности. Для нас это слишком громоздкое оружие. У нас даже нет таких парашютов, чтобы приспособить к «максимам»!

Его поддержал и комиссар бригады Чернышев, а я ответил, что еще подумаю над этим вопросом. Я не хотел огорчать их своей почти полной уверенностью в том, что нам не придется десантироваться. Закрадывалась мысль о вполне реальной перспективе драться в тылу врага без высадки с самолетов. Как старый пулеметчик, я знал, какой это клад наши «максимы» в столь сложной и тяжелой обстановке.

Начальник штаба бригады майор Борисов быстро и добросовестно разработал план боевой подготовки, и сразу же начались занятия. Однако уже на следующий день они были сорваны массированным налетом вражеской авиации.

Самолеты противника бомбили Конотоп и Поповку. Уходили, возвращались и снова бомбили. Казалось, это продолжается бесконечно. Такую подавляющую силу вражеской авиации штаб бригады почувствовал впервые. Тем не менее уже вечером мы возобновили занятия с личным составом.

Третьего сентября в Поповку прибыл командир 3-го воздушно-десантного корпуса полковник Затевахин. Он был необычно взволнован и озабочен. Я знал Ивана Ивановича Затевахина как человека большой выдержки и сдержанности. А теперь он был как-то излишне тороплив и, казалось, беседуя со мной, напряженно думал о чем-то другом.

Развернув на столе карту и склоняясь над нею, он сказал:

— Я получил, Александр Ильич, приказ от командующего сороковой армией… Корпусу следует немедленно занять оборону по южному берегу реки Сейм.

Мне показалось, что я ослышался.

— По южному берегу Сейма?..

— Да, и оборонять полосу от населенного пункта Мельня до села Хижки. Основной удар немцев нужно ожидать вдоль железной дороги Кролевец — Конотоп. Таким образом, ты должен сосредоточить силы на главном направлении… Предупреждаю: непосредственного соседа слева у тебя нет, а если и появится — это будут войска, отходящие под воздействием противника на восток. Поэтому необходимо принять меры по обеспечению левого фланга.

— Следовательно, — спросил я комкора, — наш план боевой подготовки по специальным занятиям приходится отложить?

Он горько усмехнулся.

— Такова обстановка. Есть данные, что гитлеровцы в районе Коропа форсировали Десну. Бои идут на рубеже Шостка — Кролевец — Алтыновка. Это такое расстояние, что моторизованные части противника могут оказаться на реке Сейм уже завтра. Придется, Александр Ильич, зарываться в землю, как кротам, и как можно глубже, и, главное, грамотно в инженерном отношении. Да, теперь приходится сожалеть, что в мирное время мы, десантники, инженерное дело почти не изучали. Иногда даже игнорировали: дескать, наша стихия — воздух…

Командир корпуса еще сообщил, что в полосе обороны бригады должен стать артиллерийский зенитный полк в составе двенадцати 85-миллиметровых пушек. Эти пушки могут, при необходимости, успешно вести борьбу с танками противника…

Я поглядывал на часы: времени для оборудования обороны бригады оставалось так мало! А сколько еще предстояло других дел…

Затевахин уехал, а я вызвал Борисова и Чернышева. Подробности объяснять им не приходилось: они сразу поняли, как резко изменилась обстановка, и приступили к работе. В бригаде все пришло в движение: офицеры штаба и политотдела получили задания и поспешили в подразделения.

На следующий день, 4 сентября, весь личный состав бригады уже находился в назначенной полосе обороны: рыли окопы, готовили все огневые средства, чтобы в сочетании с особенностями местности до предела использовать сильные стороны каждого вида оружия. Офицеры старались организовать как можно лучше противопехотный огонь. Здесь-то и пригодились наши станковые пулеметы!

Противотанковую оборону пришлось строить только на главном направлении вероятного удара. Так как огневых средств было недостаточно, я решил усилить расчеты 45-миллиметровых пушек двумя-тремя автоматчиками из числа самых стойких бойцов, проявивших в боях под Киевом наибольшую выдержку и отвагу.

Автоматчики отрывали в радиусе 50–60 метров от орудия щели с круговым обстрелом и располагались в них с бутылками с горючей смесью. В случае прорыва танков к орудию они должны были поджигать машины врага и отрезать его пехоту от танков.

Из оперативного отдела армии для помощи в организации обороны к нам прибыла группа офицеров. Ее направил командующий Кузьма Петрович Подлас. Он придавал исключительно важное значение кролевец-конотопскому направлению.

К 6 сентября мы неплохо подготовили оборону: отрыли траншею неполного профиля в 30–40 метрах от воды; установили в небольших котлованах орудия, хорошо замаскировали их под фон местности.

В тот же день были созданы истребительные роты и команды. В эти подразделения мы отбирали в индивидуальном порядке самых смелых, испытанных солдат и командиров, большинство из которых были коммунистами.

Я беседовал с каждым из них и убедился, что эти люди не дрогнут перед вражескими танками.

Но после полудня мне позвонил командир батальона капитан Пастушенко и сообщил странную весть. Утром к нему в штаб прибыли двое штатских, оба члены партии. Они утверждали, будто немецкая пехота на автомобилях заняла без боя Алтыновку…

Я приказал Пастушенко немедленно доставить этих штатских ко мне.

Старший из них, как оказалось, был агроном; второй — секретарь сельского Совета. Запыленные, усталые, в потеках пота, они тяжело опустились на отрытую землю и молча одновременно подали свои документы.

Я заглянул в партийные билеты, в паспорта.

— Рассказывайте, товарищи… Мне позвонил капитан, однако не верится… Немцы в Алтыновке?

— Да, они ворвались утром, — взволнованно заговорил агроном. — Все это произошло так внезапно… В Алтыновке не было ни одного нашего солдата. Вдруг слышим гул моторов. Думаем, наверное какая-то наша часть движется на фронт. Машины вкатываются в село… Что это? Немцы!.. — Он вздрогнул, пересилил спазму. — А сейчас, товарищ полковник, что они там творят!.. Сразу же арестовали всех партийных и советских работников и большую группу расстреляли в центре села… Мы убежали из-под расстрела. В Алтыновке наши семьи… Пьяная немецкая солдатня шляется от дома к дому, бьет, насилует, пытает…