Фокусник из трущоб (СИ) - Бельская Луиза

      Публика одобрительно ухнула, привставая со своих мест, чтобы получше разглядеть битву.

      Кинг-Конг не стал обижать лежачего, а, выждав момент, когда Мангуст все же поднялся, попытался снова сбить его одним ударом исполинского кулака. Но его соперник был тоже не лыком шит. Мангуст резко отскочил в сторону и набросился на Кинг-Конга обманным маневром сбоку, сделав подножку и опрокинув огромную тушу на обе лопатки.

      - В голову пропиши! - орала публика. - Вырубай мартышку! Гаси его!

      Но Мангуст решил действовать по-другому: он просто вцепился мертвой хваткой в горло своей жертве и начал давить на кадык большими пальцами. Кинг-Конг что было силы взбрыкнул, пытаясь сбросить с себя кажущегося на его фоне хрупкого парня, но не тут-то было! Мангуст вцепился руками и ногами в его тело намертво. Глаза Кинг-Конга начали наливаться кровью, он захрипел и попытался оторвать безжалостные пальцы, вцепившиеся в его шею - это было бесполезно: хватка оказалась железной. Тогда мужчина начал наносить удары по лицу, кулаки молниеносно сменяли друг друга, буквально впечатываясь то в щеку, то в нос - все было тщетно, хотя кровь уже побежала от носа к подбородку, впитываясь в густую шерсть на груди Кинг-Конга.

      - Давай! Давай! - скандировали зрители, и каждый из борцов выкладывался на тот максимум, на который только был способен.

      Кинг-Конг взвыл так, что, наверное, было слышно на улице. От этого звука даже вздрогнули стекла, настолько мощной была взрывная волна безудержного негодования.

И вот крепко сжатый кулак наконец-то смог нанести решающий удар, едва ли не выбивая дух из ослабевшего тела: руки Мангуста дрогнули, он покачнулся, разжимая пальцы и, закатив глаза, упал на бок, гулко ударившись о деревянный пол.

      - Да! - Кинг-Конг живо вскочил на ноги и, раскинув в стороны свои ладони, истошно завопил, - Да!

      Болевшая за него публика начала хлопать в ладоши. Ведущий поднял руку Кинг-Конга и победоносно потряс ею в воздухе, а Мангуст продолжал лежать, не подавая признаков жизни.

      - Теперь мой выход, - Иннокентий стремглав бросился к пострадавшему, как минимум, убедиться в том, что он еще жив.

      - И мой тоже, - машинально проговорил Фома, глядя на то, как постепенно приходит в себя Мангуст и, опираясь на доктора и одного из охранников, начинает перемещаться к выходу. Именно перемещаться, потому что мужчины буквально тащили его под руки, а ноги его безвольно тянулись по полу. Из приоткрытого рта с опухшими губами тонкой струйкой стекала кровь, голова парня бессильно склонилась на бок. Наверно, если бы не наркотик, он бы стонал от безумной боли, но отрава текла в его венах, и потому он молчал.

      Только теперь по позвоночнику Фомы пробежал колючий морозец. Вот они: чувство страха и инстинкт самосохранения! Так некстати они появились! Это мешало, тормозило кровоток, заставляя сердце неприятно сжиматься.

      Какой-то подросток начал шустро вытирать заляпанный пол.

      - Гудвин, чего застыл? - Фома даже вздрогнул, в конце концов осознав, что обращаются именно к нему. - Твой выход через пять минут, приведи себя в порядок, - детина-секретарь бдительно следил за ходом действий.

      Фома вышел в коридор и завернул в одну из раздевалок. Ариец сидел на подоконнике у распахнутого окна и курил, курил медленно и со смаком, аккуратно стряхивая пепел на улицу. Завидев Фому в проеме, он равнодушно отвернулся в сторону ночного города - и тогда Фома понял, что ему в соперники попался самый настоящий псих.

      - Перед смертью не накуришься, - как бы невзначай проронил Фома, стягивая с себя футболку.

      Ариец звучно сплюнул на дорожку, косясь на Фому правым глазом.

      «Блин, сколько хладнокровия, уровень «сатана», - подумал Фома, ослабляя шнуровку на берцах, - его нужно вывести из этого состояния, иначе быть беде».

      - Слышь, ты это, - добавил он аккуратно ставя ботинки возле скамейки, - не нагадь мне в обувку, а то, мало ли, что у тебя там в нацистских мозгах вертится, - при этом Фома нарисовал указательным пальцем в воздухе несколько спиралей.

      - Слышишь ты, - ядовито процедил Ариец, не вынимая сигарету изо рта, - животное в этой комнате только одно...

      - ... которое с ногами на подоконнике, - закончил Фома за него эту фразу. - Ты идешь или особое приглашение требуется?

      - Я должен докурить, - голос Арийца едва заметно дрогнул: все же Фоме удалось его разозлить.

      - Как знаешь, - пожал плечами Фома и вышел из раздевалки.

      - А теперь следующий бой! - нарочно растягивая слова, тем самым придавая им торжественные нотки, продолжил конферансье, - и у нас на ринге темная лошадка! Давайте поприветствуем нового бойца Гудвина и пожелаем ему удачи!

      В зале негромко захлопали. Фома бодро вышел на середину и сделал легкий поклон, не опуская голову, а напротив, сканируя зрителей своим пронзительным взглядом. Почти равнодушные лица, они совсем не знают его, может быть, даже не верят в его возможную победу. На двери смотрят, того, второго ожидают. Тот, очевидно, местная знаменитость, а он, Гудвин, нет. Ну что ж...

      - А где же наш соперник? - продолжил ведущий, начиная оглядываться так, будто потерял из виду какого-то карлика. - Где же наш шикарный Ариец?

      Арийца не было, очевидно, сигарета все еще не закончилась. Ведущий беспомощно посмотрел в сторону выхода. Нужно было тянуть время.

      - Можно? - Фома протянул руку в сторону микрофона, которые ему протянули безо всякого промедления.

6. В бой!

  - Здравствуйте, уважаемые зрители! - приглушенный, с легкой хрипотцой голос Фомы облетел весь зал.

      Десятки глаз уже повнимательней начали разглядывать незнакомца, визуально пытаясь оценить его шансы на победу. Но не для всех он был незнакомым, отнюдь. Большие дымчатые глаза от удивления распахнулись еще шире:

      - Ах ты ж, поганец, - прошептал Клим, стоящий поодаль, чтобы особо не мелькать, - из Дома сбежал, негодяй!