Как Серёжа на войну ходил - Юрий Яковлевич Яковлев

Вагоновожатый пришпорил трамвай – повернул рычаг контроллера. И маленький «подкидыш» – он был тогда молодым – прибавил ходу. Он мчался так, как будто у него за спиной выросли крылья.

Неужели трамвай уйдет от самолета?

Фашистский самолет опускался все ниже, чтобы было удобнее целиться и стрелять. Его тень уже скользнула по рельсам. Что ты делаешь, трамвай? Сейчас от тебя ничего не останется!

Но теперь трамвай знал, что ему делать. Рука вожатого резко нажала на тормоз. Пассажиры попадали друг на друга, а трамвай неожиданно помчался… назад.

Фашистский самолет проскочил мимо. Он не смог так резко затормозить. Его пули беспорядочно затанцевали по шпалам далеко впереди трамвая.

Но поединок не кончился. Неудача только подогрела фашиста. И он, сделав круг, пошел на второй заход. Для верности он опустился еще ниже. Теперь пассажиры видели кресты на его крыльях и дуло пулемета, которое торчало впереди, как железный клюв. Самолет мчался в атаку, а трамвай стоял на месте как вкопанный.

Нужно признаться, что трамвай трясло от страха.

«Что же мы не едем? Сейчас фашист…»

«Стой и не шевелись! Ясно?»

Трамвай не понимал замысла вагоновожатого, но доверился ему. А пассажиры доверились трамваю.

Нужно обладать большим хладнокровием, чтобы устоять на месте, когда на тебя надвигается смерть. Трамвай до боли сжал тормоза. А пассажиры затаили дыхание.

Фашистский самолет с ревом пронесся мимо. Он снова ошибся.

Самолет метался по всему маршруту от заставы до Соцгородка. Он разворачивался над трамвайным кольцом, на конечных остановках. Казалось, что в небе у него появились невидимые рельсы, такие же, как у «подкидыша» на земле.

Когда фашистский самолет снова лег на боевой курс, трамвай спросил у вожатого:

«Убегаем?»

«Бежим навстречу, и как можно быстрей!»

И трамвай на полной скорости кинулся навстречу атакующему фашистскому самолету. Этого фашист уж никак не ожидал. Он совсем прижался к земле, словно хотел раздавить дерзкий трамвай своим желтым брюхом. Ударил пулемет. Огоньки трассирующих пуль, обгоняя друг друга, устремились к трамваю. Три пули попали в заднюю площадку. Кто-то из пассажиров упал.

И вдруг позади «подкидыша» раздался оглушительный взрыв. Это фашистский самолет не рассчитал высоты и врезался в землю.

Вагоновожатый вытер пот со лба. Трамвай прибавил ходу. И они заторопились в город, чтобы скорей доставить раненого пассажира в госпиталь.

Осенью в пробоины тек дождь. И пассажиры уходили с задней площадки, словно боялись, что здесь снова могут просвистеть пули. Потом вагоновожатый залатал крышу своего вагона. Но люди еще долго помнили о поединке «подкидыша» с фашистским штурмовиком.

И вагоновожатый гордился своим трамваем, который в трудную минуту не сошел со своих главных рельсов.

…Нет, этот «дикий» трамвай снова пропал без вести. Через несколько часов в трамвайном парке будет побудка, веселые трамвайные гонги затрезвонят, как звонки будильников, а «подкидыша» все нет. Он еще не ложился.

Диспетчеру не спалось. Он отругал Варвару, которая бросила своих товарищей ночью в степи, и теперь все еще не мог прийти в себя. Он ходил по комнате и все прислушивался, прислушивался…

А трамвай шел по степи. Снегу нанесло столько, что особенно не разбежишься. Жалко давить колесами тоненькие резные снежинки, а когда на рельсах целые заносы – то смело вперед!

Около заставы вагон как следует тряхнул своего друга, и тот проснулся. Город – не степь, здесь вожатый должен быть на посту.

Вагоновожатый открыл глаза, тряхнул головой. Ему показалось, что он только на минутку смежил веки. Большой квадратной рукавицей он потер глаза. Вожатый невысокого роста, в черной шинели с длинными рукавами. Лицо у него круглое, и поэтому тесемочки ушанки еле сходятся под подбородком. Ушанка надвинута на глаза, и не видно, есть под ней брови или нет. И неизвестно, что скрыто под шапкой: редкие седые волосы или щетинистый бобрик. Видны только чуть приплюснутый нос, потрескавшиеся губы и широко раскрытые воспаленные глаза.

Вожатый ударяет по педали – раздается звон. Передвигает рукоятку контроллера – вагон ускоряет шаг. Трамвай чувствует сильную теплую руку, и ему становится легче.

Трамвайный парк спал, и «подкидыш» въехал в ворота тихо, как на цыпочках, чтобы не потревожить спящих товарищей.

Навстречу полуночнику вышел диспетчер.

– Опять вез? – спросил он вагоновожатого, в голосе его звучал мягкий упрек.

– Никого не вез! – уверенно отозвался старик.

– Но-но-но! – сказал диспетчер с лукавой ноткой в голосе. – Мне Варвара все рассказала. Из-за трех пассажиров трамвай гонял.

И тут вагоновожатый что-то понял. Он улыбнулся. Диспетчер не разглядел улыбки на его старом, усталом лице. Зато трамвай сразу заметил ее.

Трамвай облегченно вздохнул, зажмурил все свои огни, включил тормоза и спокойно уснул.

Пусть стоит старый солдат

Рядом с Алькиным домом растет тополь. Он выше всех тополей в поселке, и ствол его побелен в рост человека. Зимой он ничем не отличается от своих собратьев. Но когда наступает весна и все деревья покрываются клейкой зеленью, Алькин тополь остается без листьев. Только на