Рожденные перестройкой - Владимир Угрюмов

Сначала я безразлично отмечаю, что от тротуара левее нас отъезжает машина и в открытом окне задней дверцы появляется чье-то лицо, затем рука со стволом. Анжела в это время уже надела туфельку и начинает разгибаться.

- Ложись!! - кричу я ей, выхватывая пистолет.

В руке человека из машины вспыхивают яркие огоньки, и я почему-то даже не слышу выстрелов. Как будто все замерло или происходит в немом кино. Краем глаза замечаю удивленные глаза Анжелы. Смахиваю ее рукой со ступенек и, не пытаясь укрыться или уйти хотя бы в сторону от огня, очень выверенно и хладнокровно расстреливаю обойму ТТ по машине, откуда стреляют сейчас в меня. "Жигуленок" теряет управление и, проехав наискосок, мягко упирается в поребрик противоположной стороны. Я в это время молниеносно перезаряжаю пистолет и вижу, как из машины моей охраны выскакивают обалдевшие от происходящего парни.

Анжела лежит на газоне и не двигается. Кидаюсь к ней, приподнимаю ее и все тут же понимаю по застывшим, безжизненным глазам. Обхватив ее руками и прижав к своей груди, прошу сказать мне хотя бы слово. Ну хоть одно слово! Чувствую, как по моим пальцам течет кровь. Это кровь Анжелы. Анжелки, которая уже никогда не пойдет в университет, никогда не будет смеяться моим шуткам. Нет моей любимой веселой Анжелы. Уже нет... Я рыдаю и вою от бессилия, как одинокий зверь в морозную ночь. Это моя тоска, моя боль. Анжела! Ан-же-ла-а-а-а!!!

Я сижу перед столом следователя и который час не могу понять, чего он, сука, пытается добиться от меня? У меня перед глазами только лицо моей Анжелы. Еще раз, снова и снова, я прокручиваю то, что произошло перед рестораном. И вижу ее удивленные глаза. В нее ударили пули, предназначавшиеся мне. Анжелка умерла, отдав свою жизнь за мою. Ну почему такая несправедливость в этом мире?! Она была в сто, нет, в тысячу раз лучше меня! Ей бы жить и жить! Почему, по какому праву так нелепо и так коварно устроен мир?

Следователь подает мне стакан воды. Что это? Зачем? Только сейчас чувствую, как у меня по лицу текут слезы. К черту эту воду! Всех вас к черту! Там, у ресторана, кто-то забрал мой пистолет, выдернув его у меня из руки. Потом была толпа народа и кто-то хотел забрать от меня Анжелу. Не помню, что там было, но каким-то образом я все же оказался в милиции. И вот теперь этот следак, который строит скорбную морду, хочет, чтобы я ему о чем-то рассказал. Да пошел ты!.. Я не стесняюсь своих слез. Смотрю на свои руки и на них вижу кровь. Плачу молча. Никто больше не услышит, какой вопль издает моя душа. Я плачу, потому что во мне убили веру в счастье. Во мне убили веру во всё...

- Я попал со своей девушкой в перестрелку между какими-то людьми, говорю я следователю. - Я ничего не понял и ни о чем не могу вам рассказать...

- Я понимаю вас, - сочувствует следак, - но и вы поймите меня. Я должен снять с вас показания, как с самого главного свидетеля. Поймите, это моя работа...

У ментов на меня ничего нет. Даже если швейцар ресторана видел, что произошло, то его уже обработали наши люди и он вряд ли сообщит всю правду. Скажет, что именно в тот момент, когда на улице была пальба, он отходил в туалет. Значит, здесь все нормально. Мне нужно заехать домой. Мне нужно срочно отсюда уехать. Я уверен, что знаю, чьи люди стреляли в меня, а убили Анжелу. Мне срочно нужно отсюда уйти...

Смотрю на свои руки, и опять перед глазами родное лицо Анжелы, каким я запомню его на всю жизнь. Это лицо из того последнего мгновения ее жизни. Боже мой, как мне плохо! Почему так произошло?! Почему не я?!

В кабинете вдруг появляются какие-то люди, но мне плевать на них. Я смотрю на свои руки, и меня всего трясет. Мне что-то говорят. Поднимаю голову и вижу совершенно расплывчатые лица. Подите вы все к черту! Я не хочу сейчас никого видеть.

Меня куда-то ведут, затем везут. Потом снова идем. Какие-то коридоры, человек рядом со мной. А может, их несколько? Какая мне разница? Хотят меня посадить? Да и хрен с вами. Мне плевать на все, на всех, на весь этот подлый мир, где нет веры и нет Анжелы.

Меня усаживают на мягкий кожаный диван в большом, просторном казенном кабинете. Какой-то мужчина стоит ко мне спиной, на нем добротный серый костюм. Слышу легкий звон посуды. Мужчина поворачивается. Это отец Анжелы. Как бы я не хотел сейчас говорить с ним. Но, может, это к лучшему? Если этот крупный и спортивный человек разозлится, он может легко меня убить. Пусть так и будет. Виктор Семенович подходит и садится рядом, подает мне полстакана чего-то. Выпиваю одним глотком. Коньяк. Я даже не почувствовал его крепости. Странно. Смотрю на свои руки. На них осталась кровь Анжелы. Боже, как мне плохо! Можно представить, что творится сейчас в душе у Виктора Семеновича. Анжела говорила, что он какая-то шишка в партаппарате. Он и забрал меня у следака. Виктор Семенович сам разберется со мной. И я даже хочу этого:

Отец Анжелы тоже выпил и встал, чтобы налить еще. Мы пьем молча. Потом пьем еще. Ни я, ни он не пьянеем.

Проходит уже много времени, но мы все молчим.

Наконец Виктор Семенович говорит:

- Стреляли ведь в тебя! - Он не спрашивает, а утверждает.

Киваю:

- Да. В меня. Я на самом деле не бизнесмен, Виктор Семенович. Я такой же негодяй, как и те, что были в той машине. Я убил их, но это уже ничего не изменит. Мой пистолет кто-то забрал, так что его нет среди улик. Все произошло очень быстро. Анжела наклонилась, чтобы поправить туфлю, а когда стала выпрямляться, в этот момент по нам и открыли огонь. Я не успел ничего сделать. Она приняла пули, которые предназначались мне. Я видел ее удивленные глаза, она умерла мгновенно.

Мы снова молчим. По лицу Виктора Семеновича текут слезы. Он сотрясается в беззвучных рыданиях. Я выливаю остатки коньяка в стакан и подаю ему. Он выпивает залпом и плачет. Мы снова молчим. Мне уже все равно, сколько пройдет времени. У меня есть о чем подумать.

- У нас были все данные по тебе и твоей бригаде, - вдруг глухо произносит Виктор Семенович. - Но Анжела так рассказывала о тебе, что я не верил даже оперативным сводкам. У меня была возможность пообщаться с тобой. Собственно, для этого и не было серьезных оснований. Твоя бригада действовала нагло и жестко, но главную черту вы не переступали. Один раненый местный ублюдок и один убитый подонок с Кавказа - это нормально для серьезного передела... В последнее время ты почти отошел от дел. Большую часть времени ты уделял моей дочери и ни разу не посягнул на ее честь. Какое горе! Что ж, такая моя судьба. Это расплата за мои грехи и грехи моего отца. Мы загубили больше судеб, нежели кто-то еще...

Виктор Семенович замолчал, низко опустив голову. Я слышал все, о чем он говорил, и теперь уже по-другому смотрю на его кабинет. На стене над рабочим столом висит огромный портрет Дзержинского.

Так вот, оказывается, какой ответственной работой занимается отец Анжелы.

- Да, - говорит Виктор Семенович, проследив за моим взглядом. - Это Комитет... Именно тот, который в недавнем прошлом наводил ужас на всю страну. И это было небезосновательно... Ты должен отомстить! - Он резко вскидывает голову, и глаза у него горят сумасшедшим блеском. - Ты должен! - тихо говорит он.

- Я сам хочу этого, - киваю ему.

- Правильно. - Виктор Семенович быстро поднимается и идет к столу. Возвращается с большим пистолетом в руке. - Вот, возьми. Здесь есть еще одна обойма. Они полные. Ты все сделаешь как надо, я уверен. А теперь уезжай! Я позвоню на проходную, и тебя выпустят. Езжай!

Выхожу на улицу. Глубокая ночь. Бреду по тротуару и останавливаю такси. Доезжаю до дома. Здесь меня уже ждут друзья.

- Ты как?! - подбегают ко мне Волк, Леха, Петька и еще несколько наших парней.

- В ментуре сказали, что тебя забрали куда-то, но не сказали куда, говорит Волк. - Что там было?!

- Я был в Комитете, - говорю ему. - Отец Анжелы, оказывается, там большой чин... Я и не знал. А они о нас знают всё. У них есть материалы. Но это не важно. Важно вот что... - Достаю пистолет, который мне дал Виктор Семенович. - "Стечкин", отличная машинка. Пистолет, у которого в обойме Двадцать "макаровских" патронов и который умеет стрелять очередями. Если кто и поедет со мной, то только вы трое. Никто больше! - смотрю на Волка, Леху и Петра. - Вы поедете лишь для того, чтобы у меня была прикрыта спина. Я работаю сам. Это мое дело, личное...

Парни не спорят. Они во всем со мной согласны. Но сейчас ехать совсем некуда. Нужно все будет делать с утра.

Моюсь и ложусь спать. Мне нужно уснуть, и тогда я буду свежим и готовым к войне. Нет. Это будет бойня. Такой бойни город еще никогда не видел. И, может, потом не увидит. После этого я уеду. Я не могу оставаться здесь. Не смогу. Мне нужно будет уехать.

Глава семнадцатая

В половине двенадцатого выезжаем на правый берег. У меня давно собрана информация о местах, где кучкуются люди Костика да и он сам. Хочется найти его сразу, чтобы, когда начнется пальба, эта сволочь не успела слинять.

Первым делом наведываемся в бар ресторана гостиницы. Здесь пока пусто, но есть один закуток, в котором с утра собираются боевики Кости. Бармен пытался загородить нам проход, но Алексей просто сметает его с дороги. Бармен нас не интересует, поэтому останется жить. Прохожу по коридору и пинком открываю нужную дверь. АПС у меня уже в руке и готов к работе.