Тайная дочь - Шилпи Сомайя Гоуда

— Просто подумай об этом, хорошо, милая? Доверься мне, Кави. Ты можешь представить, как прекрасна будет наша новая жизнь?

Его глаза полны надежды и света. Ее — блестят от слез.

* * *

Настало время рассказать родителям о том, что они с Джасу уезжают в Бомбей, и Кавита едва сдерживает слезы.

— Ба, бапу, — обращается она к родителям и прячет лицо в подол матери. — Как я смогу уехать от вас? Что там будет со мной?

Она вспоминает Бомбей: обжигающий ноги тротуар, обличительные взгляды прохожих.

Мать утирает глаза, прокашливается и обнимает Кавиту.

— Бети, у тебя все будет хорошо. Джасу хороший муж. У него, должно быть, есть веские причины.

— Хороший муж? Он увозит меня от вас, Рупы, всех моих родственников и друзей, из моего дома, из моей деревни.

— Бети, мы остаемся здесь и всегда будем рады тебе. Но твоя жизнь с ним. Ты должна доверять ему. Ты нужна мужу и сыну. Если сдается мать, сдается вся семья. — Пожилая женщина цитирует классическое стихотворение. — Ты должна быть смелой ради них.

Кавита вспоминает первое прощание с матерью, когда она, вся в шелках, цветочных гирляндах и украшениях, стояла на пороге храма после свадебной церемонии. На ней был яркий свадебный макияж, он превратил Кавиту из девочки, которой она по факту и являлась, во взрослую женщину. Невеста рыдала, когда ей пришлось уйти из родительского дома к молодому супругу, тогда ей казалось, что она никогда больше не увидится с матерью и отцом. Но Кавита возвращалась домой каждую беременность, затем после рождения Виджая. Там она находила материнскую поддержку и училась быть матерью сама.

И вот мать поднимает Кавиту с колен, обхватив прохладными ладонями ее разгоряченное от слез лицо.

— Я рада, что уезжаешь именно ты, — шепчет мать.

Кавита ошеломленно смотрит на нее.

— Я спокойна за тебя, Кавита. В тебе есть сила. Стойкость. Шакти. В Бомбее тебе будет трудно. Но у тебя, бети, есть сила, чтобы преодолеть все тяготы.

И в этих словах и жестах Кавита чувствует шакти — священную женскую силу, переходящую от Богини-матери ко всем последовательницам.

* * *

Прохладным сентябрьским вечером Кавита и Джасу устраивают прощальный ужин. Первые звезды только появились на темнеющем синем небе, они слабо мерцают, словно бриллиантовые серьги под локонами темных волос. По такому случаю Кавита надела лучшее сари из воздушного голубого шифона с маленькими блестками, пришитыми по краю серебряными нитками. Небо становится все темнее, и двоюродные сестры Кавиты, с которыми прошло ее детство, выносят большие кастрюли. Они выкладывают еду на несколько больших банановых листьев, по кругу уложенных на земле. Каждый из членов семьи, друзья детства, соседи занимают места рядом с едой. По традиции мужчины собираются вокруг Джасу на одной половине, а женщины рассаживаются рядом с Кавитой на другой.

На мужской половине Джасу разражается хохотом. Обернувшись, Кавита видит, что муж запрокинул голову назад и смеется, а один из братьев по-дружески шлепает его по спине. Робкая улыбка появляется на лице Кавиты. Последние несколько недель, пока они готовились к отъезду, муж был полон жизни, и от этого Кавита тоже чувствовала себя счастливее. Благословение родителей, их убежденность, что она должна быть рядом с мужем, помогли ей разглядеть в сложившейся ситуации хорошие стороны. Она начала мечтать о жизни с удобствами, меньшим количеством работы по дому, который будет находиться вдали от угнетающих ее родственников мужа.

— Какая работа будет у Джасу бхаи, Кавита? — интересуется одна из женщин.

— Сначала он будет посыльным или разносчиком еды, дхабавалой, — объясняет Кавита. — Там много такой работы, и за нее платят наличными. А когда мы устроимся, он займется менее пыльной работой в магазине или в офисе.

Рупа одобрительно кивает.

— Они уже знакомы со многими людьми в Бомбее. Вчера вечером Джасу бхаи рассказывал нам. Это так здорово, бена, — говорит Рупа, сжимая руку сестры.

Кавите страшно даже представить, что теперь она будет так далеко от сестры, но женщина старается сильно не думать об этом.

— Да. Джасу говорит, у нас будет собственная большая квартира с ванной и просторной кухней. Виджаю мы отведем отдельную комнату, где он будет делать уроки и спать.

Она переводит взгляд на Виджая и его кузенов, дети играют в догонялки и пытаются поймать друг друга за край футболки. Когда кто-то из них случайно падает, поднимается облако пыли, и остальные ребята дружно хохочут.

— Больше всего я беспокоюсь за него. Он будет тосковать без братьев, — говорит Кавита. — Даст бог, мы заработаем в Бомбее денег и сразу же вернемся сюда.

Когда взрослая трапеза окончена, прибегают Виджай с мальчишками. Все они с ног до головы в дорожной пыли. Джасу нарушает разделение на мужчин и женщин, разлучившее их с Кавитой на весь вечер, и подходит к жене.

— Чалло, уже поздно. Я думаю, пора прощаться.

Его слова моментально разрушают очарование вечера — иллюзию, что это лишь очередная большая встреча дорогих им людей, случившаяся по важному случаю или вообще без повода. Постепенно супругов окружают все, кто хочет попрощаться. Они подходят обняться, пожелать доброго пути, услышать обещание скоро всех навестить. Потихоньку гости расходятся, и остаются только родители Кавиты.

Женщина падает на колени и касается лбом ног матери. Та поднимает дочь за плечи и крепко обнимает. Мать произносит лишь одно слово, но повторяет его много раз. Шакти.

21

ХРУПКАЯ ГАРМОНИЯ

Пало-Альто, Калифорния, 1990 год

Сомер

Сомер идет к стойке администратора в фойе детской больницы Люсиль Паккард, чтобы уточнить номер палаты своего пациента.

— Сомер Уитман?

К ней подходит высокий врач с чемоданом на колесиках.

— Сомер, как поживаешь?

Он протягивает руку.

— Питер, — говорит Сомер, наконец узнав своего стэнфордского приятеля. Он был еще интерном, когда она была уже старшим ординатором. — Бог ты мой, сколько же я тебя не видела? Лет десять!

— Да, не меньше, — соглашается Питер, проводя рукой по густым каштановым волосам.

— Я слышала, ты пошел по инфекционным заболеваниям. Чем сейчас занимаешься?

Сомер помнит, что он был отличным студентом, которого ждало блестящее будущее. Этим он напоминал ей себя саму.

— Ну как тебе сказать, всякое было. Ассоциация инфекционистов в Бостоне, пара веселых лет с тропическими заболеваниями в Гарварде. А сюда меня только что взяли заведующим отделением. Так что радуюсь возвращению.

— Вот это да, Питер! Это замечательно!

— Да уж, точно! Я тут на пару дней еду с докладом в Стамбул. На следующей неделе буду страдать от джетлага. Но что поделаешь, работа интересная. Все лучше, чем