Paradisus - Василий Гавриленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Островцев не помнил, когда последний раз был в поле: для него оказалось в новинку и легкое головокружение от предрассветного воздуха, и краски восхода, с каждым мигом все более многообразные, и резкий вскрик какой-то птицы, и журчание спрятавшегося в траве ручья…
Андрей засмеялся от переполнившей его радости.
Бегом спустился с заросшей луговыми цветами кручи, вброд преодолел звонкую речушку и очутился в лесу.
Вдохнул полной грудью. О, Боже!
Как жалко, как обидно ему стало за то время, что он провел в подземном мешке под названием Подлинный ЯДИ!
Вот паучок, повисший на тонкой ветке.
— Ты умнее меня, — прошептал Андрей пауку, но тот не понял и спрятался в листве.
Деревья замахали ветками, словно приветствуя нового берендея. В прохладном сумраке таилась земляника. Где-то стучал дятел.
Лес понемногу спустился в низину, земля стала влажной, но не вязкой; все чаще попадались сгорбленные низкорослые березы и замшелые пни.
Андрей, почувствовав усталость, присел на пень.
И вдруг…
Солнце будто взорвалось перед изумленными глазами Островцева, покрыв небо ровным оранжевым налетом, тут же покрасневшим. Налетел ветер — колючий, знойный, швырнул в лицо несколько осенних листьев с красными жилками.
Миллионы невидимых стрел со всех сторон летели к Андрею, безжалостно втыкаясь в тело, проникая в легкие, причиняя нестерпимую боль. Островцев встал было с пня, но тут же упал на колени: носом хлынула кровь. Он захрипел, схватился руками за горло, тщетно пытаясь избавиться от стрел, рухнул лицом в пожухлую траву. Листья равнодушно сыпались на него.
13. Белый олень
Я глядел на бесконечную стену, не в силах произнести ни слова. В Джунглях я слышал россказни о резервациях, но не верил в них. И вот резервация передо мной.
— Что это? — повернулся к Марине.
— Я же сказала, Москва — самая большая резервация в Джунглях.
Ветер поднял с земли снег, заслонивший от наших взоров Москву. Когда вихрь угомонился, Марина уже направлялась к резервации.
— Марина, — я догнал, преградил ей путь. — Нам не стоит туда соваться.
— Почему, Андрей?
— Вспомни, что было в Калуге.
— Это не Калуга.
Марина рукой отстранила меня.
Я посмотрел, как удаляется ее фигура, сплюнул на снег и побежал следом.
— Подумала было, что ты не пойдешь, — улыбнувшись, сказала Марина, когда я поравнялся с ней. — Хотела поворачивать обратно.
Я хмыкнул — что тут скажешь?
Небо скукожилось.
Вблизи стало понятно, что стена сооружена из кубов, плотно подогнанных друг к другу. Каждый куб — несколько спрессованных автомобилей.
— Пойдем, я знаю, где лазейка.
— Ты что, уже была здесь? — удивился я.
— Я родилась в Москве.
Вот оно что!
— А как же тебя занесло в Джунгли?
— По глупости.
Я умолк, пораженный простотой ответа.
Марина нетерпеливо махнула рукой, мы двинулись вдоль стены.
Когда началась метель, я заволновался: скоро ночь и здесь, на открытом пространстве, нам придется худо.
— Что ты ищешь?
Марина повернула ко мне щеку, облепленную снегом. В глазах растерянность.
— Белого оленя.
— Чего?
Отмахнулась и побежала вдоль стены, задрав голову.
Черт возьми, она что, свихнулась?
— Надо искать убежище — скоро стемнеет!
Метель скомкала мои слова, пригвоздила к земле крупными снежинками. И тут я увидел белого оленя: в один из кубов попался белый автомобиль, причудливо изогнувшийся под прессом.
— Вон он, твой олень! — закричал я.
Марина вынырнула из метели.
— Отлично, Андрей.
Под оленем, став спиной к стене, она отсчитала девять шагов вперед. Руками расчистила снег.
— Что стоишь? Помоги!
Ржавая крышка с надписью «Мосводоканал», прихваченная кое-где льдом, поддалась не сразу.
Облако пара поднялось из черной дыры. Запах плесени, болота. Узкая лестница ползет вниз, цепляясь за стену бетонного колодца, дна которого не видать.
Этот колодец ведет в резервацию… Резервация! Оживший бред игрока. Неужели я попаду в нее?
Марина ступила на лестницу, стала спускаться. Совсем исчезла из виду…
— Андрей?
Голос нетерпеливый, недовольный.
Иду.
Я полез в колодец.
— Марина.
— Тс!
Тонкий палец прижался к моим губам. Колодец привел нас в широкий тоннель.
— Здесь лучше тихонько. Пошли!
Держа меня за руку, Марина двинулась вперед. Под ногами хлюпала вода.
Мало-помалу мои глаза стали кое-что различать в темноте.
Тоннель со щербатыми сводами, ржавыми балками. С потолка — вечный дождь.
Из тоннеля вышли в просторный зал с колоннами.
— Метро, — глухо сообщила Марина. — Осторожно, лестница.
Мы взобрались на каменную платформу. Из-под поддерживаемого колоннами купола шел дождь, звонко стуча по граниту. Напротив нас остановился поезд.
Марина подошла к одному из вагонов, встав на цыпочки, сняла что-то с крыши. Щелчок — и у нее в руках возник сноп света.
— Мой тайник, — сообщила Марина, направив фонарь мне в лицо.
— Прекрати, — сказал я, заслоняясь рукой.
Она повернула луч в сторону: я увидел в вагоне поезда пассажиров. Время сделало фотографию на память: перегруженный вагон метро, кто-то из пассажиров смотрит на часы, кто-то читает, кто-то спит.
— Пойдем, Андрей.
Луч переметнулся на залитый водой пол. Светлые пятна запрыгали на стенах и потолке. Я увидел люстры, рисунки.
Мы спустились на пути перед носом поезда.
Марина пошла впереди, я следом, радуясь, что под ногами тянутся рельсы.
Скоро я перестал обращать внимание на выныривающие из темноты станции — ноги налились свинцом, в голове гудело от капели, крысиного писка, глухого шлепанья наших ног по лужам.
Хотелось наружу — к холодному сухому воздуху и звездам.
Очередной зал распахнулся перед нами. Нащупав фонарем лестницу, Марина направилась к ней.
У красноватых колонн застыли бронзовые фигуры.
Луч фонаря заметался по гранитному полу, залитому водой. Нашел люк.
— Андрей, открывай.
Я напрягся, откинул крышку в сторону. Вода устремилась в отверстие гулким водопадом.
— Лезь!
Невозможно было не заметить появившуюся в Марине резкость. С чего бы это?
Однако ни спорить, ни возмущаться я не стал.
Бетонная кишка вела в короткий темный тоннель, в конце которого — сердце радостно забилось — серпик луны.
Марина отключила фонарь.
Ночное небо подалось навстречу.
Мы оказались посреди темной улицы — очертания полуразваленных домов неясно рисовались в ночном свете.
Я с наслаждением вдохнул.
Не успел выдохнуть, как пронзительный стрекот разорвал тишину, и над нашими головами пронеслась вертушка.
— Стрелки! — я повернулся к Марине, но она не выразила ни страха, ни удивления. В руке у нее что-то белело.
— Прости.
Это произошло мгновенно, а мне показалось — длилось целую вечность. Острие шприца с месяцем на самом кончике, приблизилось к моей шее и вонзилось в нее, сразу же разлив по телу слабость, не позволившую устоять на ногах. Марина подхватила меня, уложив на снег лицом к небу.
Часть вторая
Конунг Ахмат
1. Кокаин
— Конунг Артур, здесь Шрам.
Обмотав руку липкой тряпкой, я снял вскипевший чайник, поставил на стол, изрезанный ножом.
Стрелок по имени Николай терпеливо ждал.
— Зови.
Николай отодвинул заскрежетавшую дверь — из вагона устремился густой пар. Стрелок спрыгнул на скрипнувший снег.
Поезд остановился на ночь посреди Джунглей. Я требовал от машиниста продолжать путь, но тот не поддался ни уговорам, ни угрозам.
— Как хочешь, конунг, — сказал он, глядя мне в глаза. — Ночью не могу — не ровен час, угодим в яму.
Пришлось отступиться, чтоб не терять время.
— Конунг?
Я обернулся.
— Присядь, Шрам.
Он, конечно, остался стоять, здоровенный игрок, продавшийся стрелкам за то единственное, что так необходимо ему, и что невозможно достать в Джунглях, — за кокаин.
— Хочешь чайку? — спросил я.
Шрам что-то промычал, мотнув башкой. Широкое лицо делил надвое шрам, отчего казалось, что у игрока два носа и четыре губы.
Я отпил из алюминиевой кружки.
— Что имеешь сказать?
Шрам взмок: непривычно находиться в помещении, тем более — в жарко натопленном.
— Неподалеку поляна, конунг. Там игроки, — сообщил он, косясь на потолок.-