Волков. Маскарад - Валерий Пылаев

не выпустил, хоть тот и весил чуть ли не полтора пуда. До моего появления в этом мире все пожитки Владимира Волкова поместились бы в одну одну сумку, но теперь для переезда пришлось созвать на помощь чуть ли не всех товарищей.

И когда я успел накупить столько барахла?

— Ладно тебе глазеть — пойдем! — Я хлопнул Петропавловского по плечу и подхватил с тротуара тяжеленное кожаное кресло. — Пока наш медведь таежный еще чего-нибудь не свернул.

Дед Федор, привычный к тяжелому труду, явно уже успел заскучать в столице, так что вызвался поработать чуть ли не с радостью. И пока я толкался в автомобиле между телег на набережной, в одиночку перетаскал внутрь чуть ли не половину грузовика и попутно расколотил то ли две, то ли три французские вазы. Хорошо, что Зинаида Николаевна не видела, как новый хозяин обходится с достоянием ее родителя — иначе бедняжке точно бы стало дурно.

Честно говоря, я и сам так и не смог до конца поверить, что это все теперь мое. Горчаков будничным тоном говорил о каком-то абстрактном доме, но на деле упавшее буквально с неба наследство оказалось целым особняком. И не где-нибудь, а на Английской набережной, всего в километре с небольшим от Зимнего дворца. Можно сказать, чуть ли не по соседству с его величеством императором.

Весьма статусное место, да и само здание под стать. На фоне скромных двухэтажных соседей особняк выделялся не только размерами, но и занятной архитектурой: выдающийся вперед к тротуару массивный цоколь с дверью-аркой посередине и портик с белоснежными колоннами аж на два этажа, подпирающий фронтон под крышей. Вытянутый, треугольной формы и вдобавок украшенный барельефами и лепниной. Было во всем этом что-то от храма — только не православного или католического, а древнего, римского или вообще даже греческого.

Кажется, такой стиль называется классицизм… или неоклассицизм?

В моем мире здание успело побывать и музеем, и не раз перейти от одной знатной и богатой семьи к другой, и к началу нынешнего столетия им владел кто-то из многочисленных столичных Кочубеев. Но здесь особняк достался Юсуповым. Может, еще в первой половине прошлого века: знакомой надписи на фасаде — ОТ ГОСУДАРСТВЕННОГО КАНЦЛЕРА ГРАФА РУМЯНЦЕВА НА БЛАГОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ — то ли не осталось к настоящему времени, то ли не было вовсе.

— Чего встали, внучки? — В дверях показалась могучая фигура деда Федора. — Подите-ка сюда, помочь надо. У их сиятельств мебель тяжелая — одному не передвинуть.

Старик наверняка лукавил — просто не хотел возиться в доме вдвоем с Фурсовым. Тот тоже отличался немалой силой, а вот собеседник был так себе. Предпочитал работать молча, в отличие от Петропавловского, который любое действие сопровождал прибауткой или комментарием.

— Уже идем, дед, уже идем. — Я подхватил с тротуара любимое кожаное кресло. — Ты там себя побереги — здоровье-то не казенное!

Внутри особняк оказался даже круче, чем снаружи. Даже если прежние владельцы когда-то и сэкономили на убранстве, Юсупов уж точно наверстал упущенное: мое наследство уступало его дворцам разве что габаритами, но уж точно не роскошью. Мрамор, позолота, бархат…

На мгновение мне снова отчаянно захотелось обратно в свои апартаменты на Садовой.

Может, когда-то я и стремился к богатству, однако эти времена прошли не одну, не две и даже не три сотни лет назад. На самом деле человеку нужно не так уж много, и сидеть одним задом сразу в пяти дорогих креслах уж точно не получится. А расходы на содержание трехэтажных хором на Английской набережной, хоть и посильные, казались бессмысленной тратой…

Однако Горчаков, как ни крути, был прав: вступление в право наследования особняком покойного Юсупова не то, чтобы подтвердит законность моих притязаний на княжеский титул, однако станет солидным козырем, когда придет время аудиенции с его величеством.

— Да уж, вот домина так домина. — Я осторожно опустил кресло на блестящий паркет. — Придется прислугу нанимать, человек пять… И Марью над всеми старшей поставить.

— И не думай даже, внучок! — Дед Федор сердито громыхнул чем-то об пол. — Пусть лучше учиться идет. В пансионат, как хотела. Нечего ей тут молодость тратить, раз уж тебе, охламону, целая княжна постель греет.

— Тихо ты! — буркнул я. — Нечего тут языком трепать.

— Да я-то чего? Я помолчу, — миролюбиво усмехнулся дед Федор. — А толку с того? И так весь город судачит.

Фурсов с Петропавловским тут же заулыбались, что называется, до ушей. И если первый в таких случаях хотя бы находил в себе силы промолчать, то второй наверняка уже придумал очередной сомнительный каламбур.

Только услышать его мне так и не довелось: за спиной раздались шаги. Осторожные и не то, чтобы легкие, но уж точно не похожие на грохот сапогов грузчиков или кого-нибудь из сибиряков, которых привез с собой дед Федор. Незнакомец ступал неспешно, чуть цокая по паркету каблуками ботинок.

— Доброго дня, судари. Надеюсь, я не слишком помешал?.. И не затруднит ли вас сказать, где я могу найти его благородие Владимира Петровича Волкова?

Голос оказался под стать походке: мягкий, негромкий, однако прекрасно слышный баритон, который я при иных обстоятельствах, пожалуй, даже назвал бы приятным. Однако чуйка подсказывала, что незваный гость принес с собой если не очередные неприятности, то уж точно какую-нибудь мелкую гадость.

Ну надо же. Не успели даже вещи выгрузить…

— Владимир Волков перед вами. — Я неспешно развернулся. — И раз уж мы почти знакомы — потрудитесь представиться.

— О, действительно. — Незнакомец заулыбался и шагнул вперед. — Князь Павел Антонович Сумароков.

Нередко в таких случаях после имени и титула называли должность или классный чин. Однако его сиятельство то ли не потрудился сообщать больше необходимого, то уже вышел в отставку… А может, и вовсе никогда и нигде не служил. Роста он был немалого и от природы получил неплохое сложение, однако выправки не имел совсем. Лишний вес и сутулость не могли спрятаться даже под изящно подогнанным по фигуре костюмом из светлой ткани. И явно указывали на человека гражданского, которому не случалось носить военной формы.