Отважное сердце - Робин Янг

Глянув влево, Роберт увидел, как стебли папоротников шевельнулись. Голова его испуганно дернулась, когда он вновь услышал рычание, на этот раз справа. Приподнявшись на локтях и борясь с подступавшими волнами боли, он попытался встать, но потом замер, когда папоротники раздвинулись и между ними показалась огромная черная морда зверя. На мгновение мальчику показалось, что это волк, но, заметив угловатую челюсть и квадратную, лобастую голову, он понял, что перед ним — гончая. Губы ее раздвинулись, обнажая коричневые десны и оскаленные белые клыки. Мускулы под шерстью на плечах плавно перекатывались, когда она двинулась к нему, пригнув голову. Из кустов справа от юноши показалась еще одна собака, и ее покрасневшие глаза уже застилало бешенство. Роберт попытался отогнать обеих строгим окриком, но от этого их рычание стало еще глубже. Пальцы его принялись шарить по траве в поисках камня, палки, чего угодно. И вдруг из-за деревьев прозвучала резкая команда, и собаки тут же припали на брюхо, а та, что с налитыми кровью глазами, даже заскулила.

На поляну вышла старуха, с трудом продираясь сквозь подлесок, держа в одной руке искривленный посох, а в другой — кожаный мешок. На ней была коричневая накидка, полы которой усеивали иглы шиповника и комья грязи. Ее волосы густой волной ниспадали на спину, темные внизу, но изрядно побитые серебром у корней. В них запутались мелкие веточки и листья. Лицо пожилой женщины казалось грубым и жестоким. Острые скулы нависали над тонкими губами, разучившимися улыбаться, а выше переходили в большой и открытый лоб, который избороздили морщины пота и пыли. Роберт уже видел ее однажды в этом лесу, и еще раз, давным-давно, в деревне. Она была колдуньей из дома в долине, а собаки, с обожанием глядевшие на нее, были теми самыми, что когда-то преследовали его с Найаллом.

Завидев его, женщина остановилась, недоуменно нахмурившись. Она прошипела что-то сквозь зубы, отчего в животе у Роберта образовался ком, но эти звуки были адресованы не ему. Заслышав их, собаки тут же вскочили с земли и длинными прыжками помчались к ней. Когда же старуха подошла к нему, Роберт увидел, как в мешке у нее что-то шевелится — какие-то прутики или черви скользили по стенкам кожаного мешка. Прислонив свой посох к дереву, она наклонилась над ним, протягивая иссохшую руку. Роберт отпрянул — его испугал исходивший от нее запах, но еще больше тот факт, что она может коснуться его. Глаза женщины превратились в щелочки.

— Ну, можешь оставаться здесь, — выплюнула она, — и пусть тебя сожрут волки.

Ее гэльский был свободным и чистым, словно она никогда не говорила на другом языке. Он был намного богаче его собственного, ведь мальчик привык изъясняться с рождения на французском, шотландском, латыни и гэльском. Подхватив на ходу клюку, она заковыляла к кустам, и собаки последовали за нею. Когда Роберт попробовал приподняться, колено снова отозвалось острой болью.

— Подожди!

Женщина продолжала удаляться от него. Она уже почти скрылась из виду, и ветви кустов смыкались за нею.

— Пожалуйста!

Воцарилась тишина, а потом подлесок раздался, и она появилась вновь. Роберт протянул ей руку. Не говоря ни слова, женщина ухватилась за нее. Неожиданная сила ее пожатия удивила его. Он поднялся быстро, слишком быстро, и едва сумел сдержать крик, наступив на больную ногу.

— Держи! — хрипло проворчала она, протягивая ему клюку.

Роберт взял ее, и в памяти у него тут же всплыла некогда виденная в книжке картинка, когда колдун чертит кончиком вот такой палки круг на земле, а из дыма и пламени в самом его центре возникает черный демон. Он бы даже не удивился, окажись палка не палкой, но она была простой деревяшкой на ощупь. Навершие клюки еще хранило тепло ее рук.

И вот так, со старухой, поддерживавшей его за руку с одной стороны, наваливаясь всем весом на ее палку с другой, он медленно побрел. Собаки умчались куда-то вперед. Вскоре деревья впереди поредели и расступились, а склон перешел в тенистую аллею. И только увидев дом под горой, Роберт сообразил, что Айронфут умчал его в лес намного дальше, чем он полагал. Морщась от боли при каждом шаге, он задрал голову, разглядывая дуб, возвышавшийся над хижиной. Теперь, вблизи, он мог получше рассмотреть странные паутинчатые сооружения, свисающие с его ветвей. Паутинка представляла собой веточки, очищенные от коры и листьев, их белые, переплетенные между собой лапки образовывали грубые подобия клеток. Внутри каждой висели на плетеных шнурках какие-то предметы, похожие на бесформенных пауков. Роберт разглядел клочок желтой ткани, крошечный серебряный кинжал с потемневшим лезвием, истрепанный и рассохшийся свиток пергамента, но тут женщина распахнула дверь хижины, и они вошли внутрь.

В центре комнаты трещал и плевался искрами костер, отбрасывая по углам ломкие янтарные тени. У огня, высунув языки и поводя боками, уже лежали собаки. Когда глаза Роберта привыкли к изменчивой игре света, он обратил внимание на то, что в комнате полным-полно всякой всячины. С потолочных балок свисали кастрюли и сковородки, так что иногда женщине приходилось нагибаться, чтобы не задеть их головой. Промежутки между ними занимали пучки трав и цветов. Роберту даже показалось, что он вдруг очутился в волшебном месте, где все растения растут вверх ногами. От сильного землистого запаха у мальчика закружилась голова. У дальней стены лежал соломенный тюфяк с грудой меховых одеял на нем. Перед ним на полу валялись черепа и кости — животных, решил он после некоторого размышления. Здесь была гладкая галька с берега, кухонные принадлежности из камня и железа, и даже пара чучел птиц, глаза которых сверкали, подобно бусинам. Но самым удивительным открытием оказалась стопка книг, сложенных в углу рядом со шкурами. Некоторые выглядели очень старыми, с отвалившимися обложками и распавшимися переплетами. Роберт метнул настороженный взгляд на женщину, которая водрузила свой шуршащий и попискивающий мешок на полку рядом с выстроившимися в шеренгу глиняными горшками и коллекцией устрашающего вида ножей, и стал потихоньку подбираться к книгам. Они заинтриговали его. Роберта, равно как и его братьев и сестер, научили читать и писать — но это занятие считалось более подходящим для клириков, благородного сословия и некоторых особо состоятельных купцов и торговцев. А женщина никак не вписывалась ни в одну из этих групп. Впрочем, и к любым другим отнести ее было никак нельзя; это была состоятельная особа, живущая в глуши в полном одиночестве.

Колдунья вышла из тени с табуреткой в руках, которую и поставила перед огнем.

— Бригитта!

Роберт вздрогнул от неожиданности, когда груда меховых одеял на тюфяке рассыпалась, и оттуда на свет вылезла чья-то фигурка. Это оказалась та самая девчонка, которую он некогда преследовал до самого дома. Она смачно зевнула и встала с постели, расправляя складки своего серого платья. Большие глаза девочки остановились на нем, и в них появилось удивление.