Юмористические рассказы - Влас Дорошевич

И Магадэва создал русскую женщину и спустился на весёлые берега голубого Дуная.

— Здесь народ дешевизны! Они любят, чтоб за гульден всего было много. Создадим им женщину, которою они остались бы довольны. Пусть она будет весела, как берега голубого Дуная, но полна, как кружка пива.

И Магадэва создал венку, у которой всего было много, и венский стул, крепкий, из гнутого букового дерева, чтоб он мог выдержать её тяжесть.

Потом он понёсся в Испанию.

— Страна, где любят петь так же, как и драться. Мы дадим им женщину, которая своей пляской будет зажигать их кровь. Пусть в честь её звенят серенады, — и это будет для них достаточным поводом кончать друг с другом добрым ударом навахи! Кроме этого, им ничего не нужно, разве только хорошую сигару! Наградим же их женщин умением крутить сигаретки!

Магадэва промчался и над сонной Турцией.

— Дома с маленькими окнами и таинственной тишиной внутри. Пусть в дыме кальяна пред их обитателями, словно грёза после гашиша, предстанет одалиска, полуобнажённая, с дразнящим танцем, истомой и ленью в движениях. Пусть будут их женщины ленивы и страстны. Пусть они не делают шага из дома и в тиши гарема пусть разжигаются их мечты.

Все страны облетел Магадэва, везде шутя над людьми свою божественную шутку: создавая женщину.

— Всё! — сказал он, утомившись.

— Ты забыл ещё один город, — напомнил Брама, — Одесса, — она лежит на прекрасном берегу Чёрного моря.

— Кто населяет этот город?

— Люди разных племён.

— Так пусть же женщины этого города совмещают в себе качества женщин различных стран. Я устал творить. Возьмём по достоинству от каждой женщины и создадим одесситку.

И он создал её, изящную как польку, стройную как еврейка, немного полную как венка, чуть-чуть сентиментальную как немка, с глазами, много обещающими, как венгерка, легкомысленную и изменчивую как парижанка.

Так была создана женщина — эта шутка богов.

«Счастье в уголке» (Посвящается милым дамам)

— Вы гадкий, злой, нехороший! Я не хочу с вами больше говорить.

Когда женщина говорит, что она больше не хочет говорить, — это верный признак, что она заговорит через полминуты.

— Нет, это возмутительно. И вы серьёзно думаете, что если Зудерман вместо трёх актов написал четыре, — в четвёртом его героиня непременно убежала бы от мужа и «счастья в уголке»?

— Зачем раздумывать о вещах, в которых уверены.

— Неправда! Ложь! Клевета! Вы думаете, что нам, женщинам. нужны только одни рукава?

— Никогда. Это было бы ужасно так думать! Кроме рукавов, нужны ещё и юбки…

— Толпа поклонников, блеск, успех? Вы считаете женщину эгоисткой, которая, однако, живёт только для других? Нелепейшим из существующих существ? Клевета, клевета, клевета! Мы, женщины, знаем себя лучше, — и я вас уверяю, что женщина способна довольствоваться «счастьем в уголке». Да, способна, способна, способна!

Женщина всегда и всё повторяет по три раза. Большое иногда для нас неудобство.

Но мне не нужно было повторять даже двух раз.

— Женщина способна удовольствоваться «счастьем в уголке».

Это наполнило моё сердце восторгом, и я полетел домой, чтобы написать письмо своей невесте.

Как, в каких красках я описывал ей ожидающее нас «счастье в уголке».

Но, впрочем, я могу привести и самое письмо.

Я писал:

Дорогая моя!

С моих глаз спала какая-то пелена, и я теперь знаю, что делать.

Я бросаю все свои занятия и поступаю на службу на 17 рублей в месяц.

Это сделает нас счастливыми.

Я не буду шататься и исчезать по клубам, ты не будешь думать о нарядах! На 17 рублей не распустишься.

За неимением о чём думать, ты будешь думать обо мне. За неимением куда уйти, я буду сидеть около тебя.

Это будет настоящее «счастье в уголке».

Во-первых, мы, конечно, рассоримся со всеми нашими знакомыми

Узнав, что мы решили жить «в уголке» на 17 рублей, они сочтут нас за сумасшедших и — верх счастия — перестанут с нами кланяться.

Некоторые даже будут при встрече с нами в испуге перебегать па другую сторону.

Ты себе не можешь представить этого удовольствия!.. Твои бывшие подруги будут отворачиваться от тебя при встрече.

Какой восторг!

Когда же ты по забывчивости раскланяешься и подлетишь здороваться, тебе скажут:

— Вы ошиблись, сударыня! Я не имею чести вас знать.

А чтоб извиниться перед толпой за то, что к ним подошла так плохо одетая женщина, некоторые будут громко добавлять:

— Должно быть, какая-нибудь пьяная. Удивляюсь, чего смотрит полиция!

Это доставит несколько весёлых минут гуляющей публике.

А иногда тебя даже будет, после этого, забирать полиция.

Но, дорогая моя, не бойся: в участке всё объяснится, и тебя отпустят домой, конечно, в сопровождении городового для удостоверения личности.

Так что к тебе не пристанет ни один нахал.

Так мы будем жить, счастливые, доставляя много весёлых минут гуляющей публике.

Иногда тебя будут принимать за пьяную, иногда за сумасшедшую, иногда за попрошайку.

Сколько весёлых минут, сколько смешных рассказов по возвращении домой.

Как мы весело будем смеяться над этими ошибками людей.

Жить мы, конечно, будем где-нибудь на Молдаванке.

В небольшой комнатке, рубля за два, за три, с тонкой перегородкой, отделяющей нас от нашего квартирного хозяина, вечно пьянствующего сапожника.

Тонкая перегородка, конечно, несколько неудобна при супружеской жизни, но это будет давать несколько отрадных минут.

По праздникам пьяный сапожник будет колотить свою жену, и это составит такой чудный контраст с нашим тихим семейным счастьем.

Это бурное семейное несчастье ещё ярче оттенит наше «счастье в уголке».

Ты будешь бояться, дрожать с ног до головы и не спать по целым ночам.

Какой восторг!

Что может быть выше счастия опереться в минуту опасности на руку любимого человека.

Конечно, иногда будет случаться, что пьяный сапожник будет бить и нас.

Но это будет случаться не всегда, что, само по себе, составляет уж огромную прелесть.

Это будет настоящий приют счастья, маленький, чистенький уголок.

Чистенький до того, что в нём не будет даже мебели.

Кроватка, столик, — я не думаю даже, что это необходимо, чтоб иметь все четыре ножки. Это уж придирка: стол можно прислонить к стене.

Стульчик, — и больше ничего.

Какое маленькое, милое хозяйство!

Кровать мы, для экономии, купим, конечно, детскую.

Немножко коротко, но удобно, просунул до колен ноги между прутьями спинки, и спи!

При этом обыкновенно снится, как будто тебя заковали в ножные кандалы, но тем слаще будет пробужденье!

Всякое пробужденье будет доставлять тебе душевную радость и наполнять твоё сердце восторгом, что это только снилось и ты вовсе не на каторге.

Под столом будет стоять небольшая чашка для умыванья, — она же будет нам служить и суповой миской.

А воду для умыванья я буду подавать тебе прямо из ведра, обливая при этом всю голову

Очень здорово!

Словом, это будет настоящий райский уголок, с небольшою сыростью по углам, — без этого нельзя же.

Но это пустяки!

Против этого есть какой-то порошок.

Мы сделаем экономию, — не будем два дня обедать, — и купим этого чудного порошка!

Вот и всё.

А если этот порошок не поможет, мы опять два дня не поедим и купим другого порошка против сырости.

Конечно, я не могу обещать тебе, что у нас не будет того, что называется клопами.

Сам я их разводить не буду, но пьяный сапожник, наверное, разведёт множество.

Но я тебе даю слово посвятить все свои силы на борьбу с этими хищными и злобными существами, составляющими истинный бич человечества.

И сколько отрадных минут даст сознание, что ты борешься со злом, заедающим человечество, что борешься со врагами своих ближних.

Какое увлечение охотой и торжество при победе!!!

О, мы переживём много этих отрадных минут.

Твоя милая головка не будет утруждаться мыслями о костюмах и нарядах.

Потому что при 17 рублях в месяц думать или не думать о нарядах, — это решительно всё равно.

Но ты будешь одета всегда чисто, а главное — тепло.

«В виду господствующей в квартире сырости», — выражусь книжно, — ты будешь, конечно, ходить в шерстяных чулках, для чего я тебе подарю вязальные спицы.

Ты не будешь терпеть нужду ни в чём: каждые два дня менять чулки и каждую неделю надевать свежее бельё.

Хорошую коленкоровую рубашку и «остальное» из миткаля.

Если б ты знала, как шуршит коленкор, особенно новый!

Из этого шьют саваны, — так даже в гробу покойники шуршат коленкором.

Вот что такое коленкор!

Какой-то злой человек сказал, что женщины вообще любят музыку, но есть музыка, без которой они прямо не могут обходиться: это шуршание шёлковых юбок.