Грот танцующих оленей: Фантастические рассказы - Клиффорд Саймак

Он очутился лицом к лицу с согбенными фигурками, сидящими полукругом, и, хотя сознание было по-прежнему спутанным, как во сне, их можно было хорошо разглядеть. В общем, глядеть было особенно не на что. Они оставались такими же коренастыми и бесформенными, как и с дальнего расстояния. Их тела казались неуклюжими глыбами без каких-либо деталей, различимых при лунном свете, но вот лица — этих лиц Латимеру никогда не забыть. Лица сохраняли треугольные очертания, свойственные рептилиям, однако жесткость треугольных контуров резко смягчали глаза — живые, ясные, исполненные сострадания.

Он вглядывался в эти лица — и все же никак не мог избавиться от сомнений: действительно ли он здесь, в нескольких футах от них, или по-прежнему стоит внизу на газоне, а они сидят, согбенные, на своей верхотуре? Он напрягся, сознательно пытаясь сориентироваться, ощутить почву под ногами, прижаться к ней подошвами, — но нет, старайся не старайся, земли под ногами не ощущалось.

В них не было ничего особенно отталкивающего или пугающего — они внушали легкую брезгливость, и только. Сидят себе скорчившись, нечетким кружком, и пялятся своими добрыми, сострадательными глазами. И все же странным образом, какой он не взялся бы определить, их присутствие чувствовалось ежесекундно. Они не тянулись к нему физически, не пробовали дотронуться — возможно, из боязни, что, если попробуют, он отшатнется; и тем не менее дотягивались до него как-то иначе, словно бы заливали в него, как воду в бутыль, самую суть своего естества.

А потом они заговорили с ним — не голосом, не словами, он не мог бы сказать как, — а может, мелькнула шальная мысль, с помощью того самого естества, которое залили в него.

— Теперь, когда мы познакомились, — заявили они, — мы отсылаем тебя обратно…

И он очутился — где? — в конце вымощенной кирпичом подъездной аллеи, ведущей к дому. За своей спиной он услышал сырые, ветреные шорохи первобытного леса, и в ближних деревьях гортанно перекликались две совы. На широкой лужайке росли могучие дубы, а под ними стояли элегантные каменные скамьи, на которых, судя по их виду, никто никогда не сидел.

Дом на берегу. Они вернули его в дом на берегу, а не в штаб-квартиру, не в засаженную травой загородку под холмом в мире, где меловой период никогда не кончался и не кончится.

Они вернули его сюда, но он чувствовал, что естество, которое в него закачали уродцы, согбенно усевшиеся кружком на вершине, сохранилось и бурлило внутри — и источало знание и комфорт.

Он спросил себя: кто они? Полиция, а может, беспристрастные судьи? В любом случае они и в будущем станут следить за потугами воротил, которые ищут для себя монопольных выгод на альтернативных мирах, открытых ныне для человечества и, наверное, для многих других разумных рас. Следить и при необходимости вносить коррективы с тем, чтобы эти миры не пали жертвой межнациональных финансовых устремлений расы, впервые их открывшей, а были неотъемлемым достоянием всех — вероятно, все-таки немногих — разумных видов, развившихся на всех мирах. Станут следить, в частности, и за тем, чтобы любой мир использовался мудрее, чем люди использовали свой родной первичный мир.

И они не сомневаются ни на миг, что это может быть и будет сделано. Более того, они уверены, что это неизбежно случится, что в грядущие годы люди и другие разумные расселятся по райским мирам, о которых упоминал Саттон, и что с мирами, поджидающими поселенцев, будут обращаться с бережностью, человечеству доселе не свойственной. Потому что диковинные согбенные стражи рассядутся на множестве холмов во всех мирах и повсюду будут нести свою неусыпную вахту.

«Можно ли им доверять?» — подумал он и устыдился собственной мысли. Ведь они заглянули ему в глаза, а затем поделились с ним своим естеством и вернули его сюда, а не в укрепленный лагерь в меловом периоде. Они знали, они разобрались, где ему будет лучше всего. А раз так, то, несомненно, разберутся и во всем остальном.

Он пустился по аллее быстрым шагом, клацая каблуками по кирпичам. Как только он подошел к крыльцу, дверь распахнулась и на пороге вырос слуга в ливрее.

— Вы опаздываете, — произнес дворецкий, — Остальные ждали вас, ждали, но только что сели обедать. Суп наверняка еще не простыл.

— Виноват, — ответил Латимер. — Меня задержали непредвиденные обстоятельства.

— Кое-кто полагал, что надо пойти поискать вас, но мистер Джонатон сумел их отговорить. Он заверил, что с вами все будет в порядке. Заявил, что у вас есть голова на плечах. И выразил уверенность, что вы вернетесь, — Пропустив Латимера внутрь, дворецкий закрыл за ним дверь и добавил: — Все будут счастливы убедиться, что вы в самом деле вернулись.

— Благодарю вас, — откликнулся Латимер.

И, стараясь не слишком спешить, подавляя вскипающую в душе радость, двинулся к гостиной, откуда доносились веселый смех и оживленная болтовня.

БРАТ

Он как раз отдыхал в кресле-качалке посреди вымощенного плитами дворика, когда проезжавшая по дороге машина остановилась перед воротами. Выбравшийся оттуда совершенно седой незнакомец открыл калитку и зашагал по дорожке к дому, едва заметно шаркая ногами.

«Старик, — отметил про себя сидевший в качалке, — не такой древний, как я, но тоже старик».

— Вы Эдвард Ламберт? — спросил приезжий, остановившись перед ним.

Он кивнул.

— Я Теодор Андерсон из Мэдисонского университета.

— Садитесь, пожалуйста, — Ламберт указал на второе кресло, — Далековато забрались.

— Да не очень, — хмыкнул Андерсон. — Всего миль сто.

— По мне, так и это много. Я ни разу в жизни не забирался дальше чем за двадцать миль. Космопорт за рекой — конечная точка моих странствий.

— И часто вы навещаете космопорт?

— Одно время — частенько, когда был помоложе. Теперь уж нет. Прибывающие и отлетающие корабли прекрасно видны отсюда.

— А вы сидите и смотрите?

— Раньше — да, но теперь и с этим покончено. Так, брошу порой взгляд, но больше не слежу за ними.

— Насколько я понимаю, у вас есть брат и сейчас он в космосе.

— Ну да, Фил. Из всей нашей семьи лишь он подался в странствия. Нас было двое. Идентичные близнецы, знаете ли.

— Вы встречаетесь? То есть он ведь должен время от времени вас навещать?

— Бывал. Всего раза три или четыре. А в последние годы так и вовсе не появлялся — со времени его последнего визита прошло лет двадцать. Он вечно торопился, задерживался лишь на денек-другой, и всякий раз у него в запасе были грандиозные истории.

— Но вы-то сами все это время никуда не выезжали? По вашим словам, дальше двадцати миль от дома вы не забирались?