Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

Каждые 10-12 верст мы встречали небольшие казачьи посты из трех человек с маленькой конюшней на трех лошадей. Этих столь крохотных постов было достаточно для охраны озера. Мессье киргизы никогда не позволяют себе атак с оружием в руках, как поступают черкесы и лезгины. Мы остановились около двух часов после полудня на берегу второго озера, у которого нет названия, хоть имеет пять лье в окружности. Оно расположено примерно на полпути от озера Эльтон к озеру Бестужев-Богдо. Обед был приготовлен под нашим тентом, который опередил нас и обнаружился на берегу озера.

Ничто не может дать даже представления ― не могу удержаться, чтобы не вернуться к этой теме, ― о глубокой меланхолии, которую навевают эти беспредельные степи, гладкие, как море в дни покоя, не предлагающие путникам даже развлечения бурей, только бы не песчаной. Правда, мы повстречались со степью не в лучшее время года, а тогда, когда ее иссушили первые зимние ветры. Весной, когда полынь зелена, ромашки желты, вереск розов, это больше не степи, это ― прерии.

Обед окончен, еще три часа дня, и, торопя коней, мы смогли отправиться в деревню Ставка-Карайская, в маленький посад примерно из 40 домов; таким образом, вечером следующего дня можно было попасть в Царицын.

Посад Ставка-Карайская, как я только что сказал, состоит примерно из 40 домов, из которых шесть-восемь принадлежат администрации и служащим. Остальными владеют армяне, некоторые дома оборудованы под гостиницы. Там находятся на постое все русские офицеры, командиры этой части казачьей линии. Так вот, вечером у меня была обставленная комната. Гарнитур этой комнаты состоял из соломенного стула, деревянного канапе, стола, накрытого вощеной холстиной, портрета императора Александра. Его и его семьи, в пару портрету Наполеона I, в золотых эполетах из фольги.

Наш ужин, по команде генерала, был организован в местном ресторане. Этот ресторан располагает бильярдом, что слывет на линии одним из высших видов развлечения в Ставке-Карайской. Поэтому бильярд всегда заказан на два-три дня вперед. И в самом деле, чем еще заниматься двум десяткам офицеров, изолированным среди степей, на просторах без дичи, у озера без рыбы? С них хватает развлечения наблюдать добычу соли. Это, может быть, интересно в первые часы, но через месяц воспринимается как монотонный процесс. А через год ― судите сами!

Мы совершили тур вокруг бильярда после обеда, так же как тур вдоль озера после завтрака. В России гостеприимство настолько свято, что нам пожелали уступить бильярд. Ясное дело, мы отказывались. Но что упрочивает самопожертвование, так это не злоупотреблять им.

На следующий день мы зарисовали единственную гору этих степей; от нее Бестужевское озеро получило второе название Богдо, что означает холм.

Если на вершине этого холма повернуться к востоку, то позади будет Волга, слева ― озеро во всей своей широте, впереди ― небольшое казачье укрепление, по другую сторону озера и направо ― солончаковые прерии, покрытые баранами.

Цель путешествия была достигнута; мы поглотили три сотни степных верст. Увидели киргизские кибитки, посетили два самых больших солевых озера России и познакомились с одним из самых отважных и любезных офицеров русской армии. Кроме того, нашли тарантас, на который не рассчитывали.

В 11 часов мы поднялись в экипаж и простились с генералом Беклемишевым. Глянув на Калино, я увидел его обогатившимся саблей и казацким ружьем. Это был подарок генерала.

Двумя часами позже мы пересекли на пароме Ахтубу ― ни что иное, как рукав Волги. Вечером, к пяти часам, были перед Царицыном и в последнем свете дня узнали «Нахимова», белеющего на воде у города. Видеть его доставляло известную радость; мы потратили на 30 часов больше, чем следовало, и если бы «Нахимов» ушел без нас, то нам нечего было бы сказать. Мы оставили тарантас генерала Беклемишева в условленном месте, не теряя ни минуты, запрыгнули в лодку и велели доставить нас к борту «Нахимова».

Наш отважный капитан издали нас узнал и показал нам силу своей нежности. Мы поблагодарили его за попустительство, которое он оказал, ожидая нас. Любезность была объяснена в двух словах. Бравый Пастухов ― фамилия нашего капитана ― не сказав нам, заключил в Саратове маленькую торговую сделку: в Камышине взять на буксир судно [баржу], груженое двумя десятками артиллерийских орудий, назначением в Астрахань. Препроводив нас в Николаевскую, вместо того, чтобы продолжать спускаться вниз по Волге он направился, следовательно, к Камышину, где утром следующего дня взял пушки на буксир. Эта работа занимала его до вечера. Из-за навигационных сложностей решено было дождаться утра. Назавтра он отправился в путь, но, обремененный буксиром, прибыл в Царицын лишь двумя часами ранее нас: таким образом, имей мы несчастье быть точными, прибудь мы накануне утром, то могли, не догадываясь, что его еще нет, решить, что он нас не дождался и, в свою очередь, как-нибудь уехать. Итак, все было к лучшему в этом лучшем из возможных миров.

Но все начало портиться, когда он признался, что заключил еще торговую сделку: вдобавок к пушкам взять на буксир второе судно [баржу], груженое зерном. Только оно не было загружено, стояло под погрузкой, и вся операция заканчивалась лишь завтра к пяти часам. По его мнению, эта задержка очень продвигала нас вперед следующим образом. Капитан погрузит дрова не только на «Нахимов», но и на оба буксируемых судна, и мы, имея достаточно топлива на весь оставшийся до Астрахани путь, сможем его пройти без остановок.

Мы предложили капитану, на случай, если бы это его устроило, вместо 15-18 часов, которые он просил, задержаться на два дня. У меня появилась идея. Поскольку Царицын был ближайшим пунктом к Дону, взять на рассвете лошадей и проехать верхом 60 верст, что разделяют две реки, Птолемей[276] ― первый, кто указывает на это сближение. Селим[277] ―  первый, кто мечтал устроить сообщение между Волгой и Доном. Это было в 1559 году во время кампании с целью вырвать Астрахань из-под московитской власти. Он даже велел своей военной флотилии подняться по Дону до Кагальницкого городка, чтобы немедленно отрыть канал к Волге. Проект не состоялся из-за беспорядочного бегства турецкой армии, которая неосторожно углубилась в Манычские пустыни. У Петра Великого, в свою очередь, была та же идея; он направил в Дубровку английского инженера по имени Перри с приказом разбить трассу и затем развернуть высокой активности строительные работы. Новые изыскания были предприняты и закончены при императоре Николае в 1826 году. Сегодня, вернее, когда мы проезжали Царицын, шли разговоры о том, чтобы бесконечно проектируемый, но не строящийся канал заменить железной дорогой; но стоимость перевозок настолько скромна, что еще долгое время, возможно, продержится гужевая тяга.