Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман - Джеймс Купер

— А ваше тело — сотни! — ответил лоцман. — Эй, там, все сюда! Самоуверенный джентльмен сейчас поймет свою слабость.

Не успел он договорить, как до слуха присутствующих донесся резкий свисток боцманской дудки, который, постепенно усиливаясь, проник под сводчатый потолок столовой и, казалось, заполнил самые отдаленные уголки здания. Раздался топот множества ног, и в комнату ввалилась большая толпа. Моряки гнали перед собой испуганных солдат Борроуклифа, охранявших вестибюль. Галерея тоже была забита людьми.

— Пусть они услышат вас, ребята! — воскликнул их предводитель. — Дом наш!

Рев бури не мог быть громче, чем оглушительный возглас, вырвавшийся из груди вошедших. Их торжествующие крики повторялись бурными раскатами, сотрясая, казалось, самую крышу здания. Через дверь видно было множество темных голов: абордажники фрегата — в окованных железом касках, морская пехота — в головных уборах, сверкающих бронзовыми украшениями. Капитан Мануэль тотчас разглядел своих солдат и, ринувшись в толпу, вскоре появился вновь в сопровождении выстроенного в боевом порядке отряда; пока командиры обеих сторон продолжали переговоры, он расставил своих людей на тех постах, где прежде стояли солдаты Борроуклифа.

До сих пор полковник Говард из уважения к принципам воинской субординации не вмешивался, предоставляя говорить Борроуклифу, но теперь, видя, что обстоятельства существенно изменились, он счел себя вправе лично обратиться к незваным гостям.

— По какому праву, сэр, — спросил полковник, — вы осмеливаетесь вторгаться в замок, принадлежащий подданному его величества? Может быть, вы уполномочены лордом-лейтенантом здешнего графства или располагаете предписанием министра внутренних дел британского правительства?

— Никакого предписания у меня нет, — ответил лоцман. — Я всего лишь друг американского народа. Я подверг моих товарищей опасности и поэтому счел своей обязанностью вызволить их из беды. Теперь им ничто не грозит, и вы все, кто слышит меня, должны повиноваться мистеру Гриффиту — он имеет полномочия от конгресса Соединенных Штатов.

С этими словами он отошел в сторону, где, прислонившись к стене, молча продолжал наблюдать за всем происходящим.

— По-видимому, к вам, недостойный сын почтенного отца, я должен обратиться со своим вопросом? — продолжал старик. — По какому праву на мой дом совершено такое грубое нападение? И почему нарушены мир и спокойствие тех, кто находится под моей защитой?

— Я мог бы ответить вам, полковник Говард, — сказал Гриффит, — что сделано по праву войны или скорее в воздаяние за тысячи обид, причиненных англичанами мирному населению на территории между Мэном и Джорджией[113]. Но я не хочу усугублять и без того неприятный характер этой сцены и скажу вам, что мы не используем свою победу во зло. В ту же минуту, как мы соберем наших людей и обезоружим пленных, дом снова перейдет в ваши руки. Мы не пираты, сэр, вы в этом убедитесь после нашего ухода… Капитан Мануэль, выведите ваших солдат в сад и приготовьтесь к возвращению на шлюпки! Матросы тоже пусть выйдут. Эй, там, матросы, выходите из помещения!

Этот приказ молодого лейтенанта, отданный, как и полагалось моряку, суровым и громким голосом, хотя тон его был дружеским, произвел магическое действие на собравшуюся у двери толпу. А когда и матросы Барнстейбла вышли вслед за остальными во двор, в комнате остались только офицеры и семья полковника Говарда.

С тех пор как Гриффит принял командование, Барнстейбл оставался безмолвным и только внимательно прислушивался к каждому слову, но теперь, когда осталось лишь несколько человек и следовало спешить, он заговорил вновь:

— Если мы должны так быстро возвратиться к шлюпкам, мистер Гриффит, мне кажется, нужно сделать необходимые приготовления для приема дам, которым придется почтить нас своим присутствием. Не поручите ли вы это мне?

Неожиданное предложение удивило всех присутствующих, хотя смущенное и застенчивое выражение лица Кэтрин Плауден ясно доказывало, что для нее это предложение не было столь неожиданным. Долгое молчание, последовавшее за этим вопросом, было прервано полковником Говардом:

— Вы здесь хозяева, джентльмены. Делайте все, что гам угодно. Мой дом, мое имущество, мои воспитанницы — всё в вашем распоряжении. Может быть, и мисс Элис, добрая, кроткая мисс Элис Данскомб, тоже придется по вкусу кому-нибудь из вас? Ах, Эдуард Гриффит! Мог ли я пред..?

— Не смейте с такой насмешкой произносить имя этой женщины, не то даже почтенные годы ваши не защитят вас! — прогремел суровый голос за спиной полковника.

Все невольно повернулись туда, откуда послышались эти неожиданные слова, и увидели лоцмана, который по-прежнему небрежно прислонялся к стене, хотя весь дрожал от сдерживаемой ярости.

Гриффит с изумлением посмотрел на этого странного человека, неожиданно проявившего такие сильные чувства, а затем с мольбой перевел взор на прекрасных девушек, которые все еще скрывались в отдаленном углу комнаты, куда их загнал страх.

— Я уже сказал, что мы не ночные разбойники, полковник Говард, — повторил он. — Но, если кто-нибудь из находящихся здесь дам пожелает довериться нашему попечению, я полагаю, сейчас нет необходимости говорить о том, каков будет прием.

— У нас нет времени для пустых комплиментов! — воскликнул нетерпеливый Барнстейбл. — Вот Мерри — по своим летам и родству он годится, чтобы помочь дамам уложить их багаж… Что вы скажете на это, юноша? Могли бы вы в силу необходимости сыграть роль горничной?

— О да, сэр, и, я думаю, лучше, чем я сыграл роль бродячего торговца! — весело воскликнул юноша. — Ради того, чтобы мои милые кузины Кэтрин и Сесилия составили нам компанию на корабле, я готов сыграть даже роль нашей общей бабушки!.. Пойдемте, кузины, будем собираться. Я ведь по неопытности не могу работать быстро!

— Отойдите, молодой человек! — сказала мисс Говард, отталкивая его, когда он попытался фамильярно взять ее за руку. Затем, приблизившись к своему опекуну, она с достоинством продолжала — Я не знаю, о чем нынче вечером тайно уговорилась моя кузина с мистером Барнстейблом, но что касается меня, полковник Говард, то, я надеюсь, вы поверите дочери вашего брата, что для нее события этого часа были столь же неожиданны, как и для нас.

Старик посмотрел на нее взглядом, в котором как будто затеплилась былая нежность, но затем мрачные подозрения вновь охватили его душу, и он, покачав головой, с гордым видом отошел в сторону.

— Что ж, — добавила Сесилия, низко опустив голову, — быть может, я и потеряла доверие дяди, но не могу считать себя бесчестной, не совершив никакого проступка.