Цари. Романовы. История династии - Эдвард Радзинский

Вдовствующая императрица постаралась подольше держать их у себя: первое время они жили в Аничковом дворце.

«15 ноября. Итак, я женатый человек…»

«16 ноября. Виделся с милой Аликс за все утро только час. Поехали покататься… Странно сидеть с ней рядом в Питере».

«17 ноября. Невообразимо счастлив с Аликс. Жаль, что занятия отнимают столько времени, которое так хотелось проводить исключительно с нею…»

Она стесняется своего плохого русского языка. Происходит мучительное для деятельной натуры – она должна наблюдать, как вдовствующая императрица и министры руководят ее Ники. Но в его дневнике все чаще слышится ее голос. Она вписывает туда наставления: «Сперва твой долг, потом – покой и отдых…» «Не бойся опасности, Господь близ тебя и охраняет». Гармония их союза – его мягкость и ее твердость.

Годичный траур: нет балов, увеселений, и они предоставлены самим себе. Он – после занятий, «которые отнимают так много времени», а она – весь день. В 3 часа, освободившись от докладов министров и прочих государственных дел (здесь следует вписать «наконец-то»), они выезжают из Аничкова дворца и едут кататься на Невский, потом уже в Зимний дворец, где устраивается их квартира, а потом возвращаются в Аничков. Вечерами он читает ей вслух, как прежде читал ему отец. Когда выпал первый снег, они уехали в Царское Село и там впервые жили одни целую неделю.

В последний день года они сделали запись в его дневнике.

Он: «Вместе с таким непоправимым горем Господь наградил меня счастьем, о котором я не мог даже мечтать, дав мне Аликс».

Она: «Последний день старого года. Какое счастье провести его вместе. Моя любовь выросла такой глубокой, сильной и чистой – она не знает предела. Да благословит и хранит тебя Господь». И стихи Лермонтова: «Прозрачный сумрак, луч лампады, кивот и крест – символ святой. Все полно мира и отрады…»

Любовь заполняет их.

Когда он вступил на престол, от него столько ожидали… Вечное российское ожидание нового хорошего царя! Уже был создан его образ: наследником он пытался ускользнуть из дворца, чтобы спокойно погулять (жаждет свободы!). Еврейка, в которую он был влюблен (не будет угнетать инородцев). Обер-полицмейстера он посадил на гауптвахту на сутки (конец своевольству полиции)… Эти надежды родили бесконечные прошения земств – о всяческих реформах.

И Победоносцев решил: пора осадить! Должно произнести соответствующую речь. Речь, естественно, написал царю сам Победоносцев.

17 января (17!) 1895 года молодой император и новая императрица (крестившаяся в Феодоровском соборе и именовавшаяся теперь Александрой Федоровной) впервые показались стране.

«В милом Аничковом дворце» сошлись представители земств, городов, казачества. Вид множества людей, которые, по утверждению Победоносцева, таили крамолу и которых он должен был осадить, поверг застенчивого Николая в смятение. В барашковой шапке императора лежал текст.

Он начал читать слишком громко, срывающимся фальцетом: «В последнее время в некоторых земских собраниях послышались голоса людей, увлеченных бессмысленными мечтаниями…»

От смущения последнюю фразу речи он вдруг прокричал, глядя в упор на старика, представителя тверского дворянства. При царственном окрике у старика от ужаса вылетело из рук золотое блюдо с хлебом-солью, которые, по древнему обычаю, земцы готовились преподнести новому Государю.

Золотое блюдо, звеня, покатилось по полу, хлеб развалился, и врезанная в него золотая солонка катилась вслед за блюдом. Безукоризненно воспитанный царь сделал то, что надлежало сделать молодому человеку, когда что-то падает из рук старика: Николай попытался поднять блюдо, чем окончательно всех смутил. Министр двора, старый Воронцов-Дашков, поспешно бросился вслед за блюдом. Блюдо поймали.

Знатоки примет горестно вздохнули, ожидая печалей в будущем царствовании.

Граф Ламздорф, будущий министр иностранных дел, запишет в свой дневник:

«19 января 1895 года. В городе начинают сильно нападать на позавчерашнюю речь императора, которая произвела самое тягостное впечатление… И молодую императрицу также упрекают, что она держалась, будто аршин проглотила, и не кланялась депутациям».

Аликс была столь же застенчива, как и ее супруг. Но защищалась от смущения – царственностью.

Летом они поехали на юг, в Крым, в тот самый Ливадийский дворец, где так недавно умер в кресле отец-император. Мать, брат Миша, Сандро, товарищ его детских игр, и жена Сандро – сестра Ники Ксения. Ксения ждала ребенка.

«31 июля 1895 года. После чая занимался, когда вдруг узнал, что у дорогой Ксении родилась дочь Ирина. Немедленно Аликс и я полетели на ферму. Видели Ксению и маленькую племянницу. Слава Богу, все окончилось благополучно…»

Эта кричащая в колыбели Ирина станет женой Феликса Юсупова, главного убийцы Распутина.

Ждала ребенка и Аликс.

Осенью они вернулись в Петербург, в Царское Село. С этого года и до конца царствования Царское Село – главный дом его семьи. «Милое, родное, дорогое место». В парке, среди маленьких искусственных озер, неподалеку от роскошного Екатерининского дворца, стоял полускрытый деревьями небольшой белый Александровский дворец. В нем они жили. В ночь на 3 ноября из Гатчины туда была вызвана вдовствующая императрица.

«3 ноября, пятница. Вечно памятный для меня день, в течение которого я много выстрадал! Еще в час ночи у милой Аликс начались боли, которые не давали ей спать. Весь день она пролежала в кровати в сильных мучениях, бедная. Я не мог равнодушно смотреть на нее. Около 2 часов ночи дорогая мама приехала из Гатчины. Втроем с ней и Эллой находились неотступно при Аликс. В 9 часов ровно услышали детский писк, и все мы вздохнули свободно! Богом посланную дочку при молитве мы назвали Ольгой».

«6 ноября. Утром любовался нашей прелестной дочкой. Она кажется вовсе не новорожденной, потому что такой большой ребенок, с покрытой волосами головкой».

Русская няня (помощница старшей няни-англичанки) сказала, что «покрытая волосами головка» – непременная примета будущего счастья девочки.

В 1918-м ей «повезет» – она будет стоять рядом с матерью в той полуподвальной комнате. «Царица и Ольга попытались осенить себя крестным знамением, но не успели. Раздались выстрелы». (Из показаний стрелка охраны А. Стрекотина.)

Дочка растет. Фотография, сделанная им: Аликс и рядом с матерью, на слабых ножках, крошечная Ольга. И он по-детски все сравнивает ее с дочерью своей сестры: «21 марта 1896 года. За обедней привели своих дочек к Святому Причастию. Наша была совершенно спокойна, а Ирина немного покричала».