Утерянные победы - Эрих Манштейн

Так как этот разговор не мог ни к чему привести, я, наконец, констатировал, что смею полагать, что существует единство точек зрения относительно того, что 1 танковая армия, сосредоточив свои танковые силы, должна пробиваться на запад: во-первых, чтобы восстановить связь с 4 танковой армией; во-вторых, чтобы вернуть себе свои тыловые коммуникации. Далее, прочие силы должны прикрывать эту операцию с севера и востока. Где это окажется возможным, покажет обстановка, продолжал я. Но приказ 1 танковой армии я должен отдать еще сегодня. Я повторил, что успеха можно ожидать только при условии, если 4 танковая армия будет иметь возможность нанести удар с запада навстречу 1 танковой армии. Однако Гитлер снова отклонил это требование. На вечерний доклад обстановки было назначено вторичное обсуждение. Несмотря на расхождение наших мнений, Гитлер и на этот раз сохранил подобающий тон.

Выйдя из этого хорошо знакомого мне большого зала с прекрасным видом на Зальцбург, в котором делались доклады, я попросил вызвать адъютанта фюрера генерала Шмундта. Я обратился к нему с просьбой доложить Гитлеру, что я считаю нецелесообразным для меня в дальнейшем командовать группой армий, если Гитлер не согласится принять мои предложения, Я прошу его поручить командование группой кому-либо другому, если Гитлер считает невозможным поддержать мою точку зрения и предложенные мероприятия.

После обеда ко мне на квартиру позвонил мой начальник штаба генерал Буссе. Генерал-полковник Хубе настойчиво предлагал не пробиваться на запад, а отступить на юг за Днестр. Вечером из армии пришла радиограмма, в которой вновь указывалось, что прорыв на запад неосуществим, а прорыв на юг является необходимостью. Уже на первое предложение генерал Буссе ответил отрицательно, но просил моего окончательного решения. Мое решение оставалось прежним: армия должна прорываться на запад.

Когда я явился к вечернему докладу обстановки, настроение Гитлера изменилось коренным образом. Он начал примерно следующими словами: «Я обдумал все еще раз, я согласен с вашим планом относительно прорыва 1 танковой армии на запад. Я также решился скрепя сердце включить в предлагаемую вами ударную группу 4 танковой армии вновь сформированный на западе танковый корпус СС в составе 9 и 10 тд СС, а также 100 гсд из Венгрии и 367 пд».

Я доложил, что за это время я отклонил новое предложение генерала Хубе прорываться на юг и настоял на прорыве армии на запад. По моему мнению, продолжал я, прорыв на запад увенчается успехом, так как обе вражеские танковые армии, видимо, распылят свои силы в направлении переправ через Днепр. Затем сопровождавший меня начальник Оперативного отдела подполковник Шульц-Бюттгер зачитал мой приказ 1 танковой армии на прорыв на запад.

Используя неожиданную уступчивость Гитлера, я высказал еще некоторые соображения относительно дальнейшего ведения боевых действий. Задача группы армий «Юг» должна заключаться в том, чтобы создать стабильный фронт в районе между Карпатами и Припятскими болотами. Командование группы армий дало указание сосредоточить 1 венгерскую армию севернее Карпат в районе Стрый, где она должна оборонять гористую местность между горным хребтом и верхним Днестром.

Восьмая армия, продолжал я, должна быть теперь включена в группу армий «А», на долю которой выпадает защита границ Румынии. Сначала придется примириться с наличием разрыва между обеими группами армий. Этот разрыв следует прикрыть в районе Карпатских перевалов силами, находящимися еще в Венгрии.

Я внес предложение создать единое командование для всего южного крыла, включая армии союзников. Возможно, будет целесообразным, учитывая задачу осуществлять защиту границ Румынии, назначить командующим маршала Антонеску, придав ему статус немецкого начальника штаба. Однако Гитлер не захотел обсуждать этот вопрос. Он сказал лишь, что маршал по политическим мотивам отклонит подобное предложение.

По окончании обсуждения обстановки, которое, в отличие от дневного доклада, прошло в атмосфере полной гармонии, Гитлер вышел в приемную, чтобы узнать, сервирован ли для нас стол. С большим удовлетворением зачитал он мне сообщение турецкой печати, в котором говорилось, что Германии давно уже пора было вмешаться в дела Венгрии. Обстановка там для этого созрела в гораздо большей степени, чем можно было бы предполагать.

Утром 26 марта я вылетел обратно в группу армий, 8 армия перешла за это время в подчинение группы армий «А».

На следующий день я прибыл в штаб 4 танковой армии, чтобы обсудить вопрос о проведении удара, который армия вместе с обещанными ей Гитлером новыми силами должна будет осуществить навстречу 1 танковой армии. Генерал Paye был уверен, что ему удастся восстановить связь с 1 танковой армией, хотя он и высказывал опасения за удерживаемый им участок фронта. Был окружен Тернополь, объявленный Гитлером «крепостью». Такая же угроза нависла над 13 артиллерийским корпусом на левом фланге армий в районе Броды. Однако здесь удалось избежать окружения.

Во всяком случае, после того как Гитлер 25 марта во время обсуждения обстановки уступил нашим требованиям, штаб группы армий мог с уверенностью рассчитывать на то, что освобождение 1 танковой армии и тем самым сосредоточение ее и 4 танковой армии севернее Карпат увенчаются успехом. Однако выяснилось, что хотя успех, достигнутый при обсуждении 25 марта, и позволит сохранить 1 танковую армию, но Гитлеру после вынужденной уступки, очевидно, стало в тягость сотрудничество со мной. То же относилось и к фельдмаршалу фон Клейсту. Он появился в Оберзальцберге двумя днями позже, чтобы, наконец, добиться отвода своей группы армий на нижний Днестр.

Утром 30 марта я был разбужен неожиданным известием, что самолет Гитлера «Кондор», который уже забрал на борт фельдмаршала фон Клейста в его штабе, вскоре должен приземлиться в Лемберге (Львов). Этот самолет должен был доставить меня вместе с фон Клейстом в Оберзальцберг. В то время как я вместе с сопровождавшим меня начальником Оперативного отдела Шульц-Бюттгером и со своим адъютантом Штальбергом ожидал на Львовском аэродроме приземления «Кондора», мой начальник штаба разговаривал с генералом Цейтцлером. Последний сообщил – что нам, впрочем, было уже ясно, – что Гитлер хочет снять как фон Клейста, так и меня с наших постов. По прибытии в Берхтесгаден мы вначале разговаривали с генералом Цейтцлером, так как Гитлер хотел принять нас только перед вечерним докладом обстановки. Цейтцлер сообщил, что после последних наших встреч в Оберзальцберге Геринг и Гиммлер, а вероятно также и Кейтель, вновь предприняли нападки, особенно против меня. По словам Цейтцлера, это способствовало тому, что Гитлер пришел к решению расстаться с Клейстом и мной. Когда Гитлер сообщил Цейтцлеру о своем намерении, он немедленно потребовал своего увольнения, так как всегда был полностью согласен со мной и не мог оставаться, если я уйду. Но Гитлер грубо отклонил его просьбу, которая была затем повторена и в письменной форме. Это честное и открытое поведение начальника Генерального штаба было достойно высокой оценки! Описание этой моей последней встречи с Гитлером я позволю себе взять из записи в дневнике, которую я сделал на следующий день: