Теплица (сборник) - Брайан Олдисс

Новость об открытии, совершенном гидрологами, неслась куда быстрее их корабля. СМИ уже успели позабыть имена Симпсона и Прествика, когда лунный аванпост наконец принял позывной автоматического транспондера их крошечной скорлупки. Луна дала добро на проход в околоземное пространство.

В ответ — тишина.

Выслали аварийную партию. Ее космоплан был изготовлен за девять дней в городе Ченгон, урбанистическом поселении с сорокапятимиллионным населением.

Тем временем «Аквабатик», несший в своем чреве двух гидрологов, продолжал разгоняться, держа курс прямиком на Солнце. Спасатели пристыковались к его корпусу и подали серию вызывных сигналов. Вновь никакого ответа.

Обратились за указаниями к аванпосту; там, в свою очередь, переадресовали вопрос в Чикаго-Кризис, и уже те рекомендовали немедленное проникновение внутрь со спецоборудованием.

В корпусе «Аквабатика» вырезали лаз, куда и запустили человека по имени Уилл Донован, одетого в подходящий скафандр. В тесном жилом отсеке он обнаружил тела гидрологов: Симпсон ничком лежал на полу, Прествик — в своей койке; оба мертвы уже несколько недель. Кожа синюшного оттенка, что на туловищах, что на лицах.

Между спасателями и ситуативным центром завязался спор: то ли оставить все как есть и пусть погибшие с миром завершат свой последний вояж внутрь Солнца — раз уж ни к чему волновать общественность этими неожиданными смертями, — то ли запечатать трупы в герметичные контейнеры и скрытно доставить на лунную медбазу для изучения.

Последняя точка зрения и победила. Тела перегрузили на спасательный корабль. Прижизненная запись их щекотливых бесед так и осталась на «Аквабатике», который уже без дальнейших помех продолжил свой путь на Солнце.

Загадочная болезнь, поразившая гидрологов, послужила напоминанием, что не только пустота грозит опасностями. Человечество само несло на себе множество метаболических организмов, которые до сих пор избежали допроса.

Как бы то ни было, сей прискорбный инцидент вынудил более тщательно подходить к подготовке крупных экспедиций, бросавших вызов космическим безднам. Всех членов экипажа отныне сажали в карантин, где их безжалостно проверяли медики.

Ракета «Зубрин» была вторым образчиком космической техники СУ, пересекшей пятьдесят миллионов миль до Марса. Все пуски, включая этот, проводились с учетом наиболее выгодного взаиморасположения планетарных орбит. Корабль (более совершенный в сравнении с капсулой гидрологов) не нес на борту живых организмов; присутствовал лишь андроидный робот. Он выдержал как перелет, так и посадку, по завершении которой приступил к разгрузке стройматериалов, кислородных баллонов и коробок с аварийным спецпитанием, готовясь встретить будущих поселенцев.

Засим — «А теперь прошу уважаемую публику оценить мой новый фокус», — сказал бы андроид, обладай он хоть зачатками юмора — «Зубрин» превратился в буровую вышку и принялся долбить реголит в надежде наткнуться на подземную воду.

Все эти шаги были нужны для подготовки плацдарма под высадку людей, несчастных биоконструктов-слабачков, которые нуждались в воде, не говоря уже про многое другое. Но об этом чуть позже… И вообще политика живет отсрочками.

Для начала СУ, до сих пор разраставшиеся и уже вобравшие в себя московский госуниверситет, инициировали программу НИОКР-Р-Р (где последние две буквы означали «расстояния и риски»). Проблема расстояния рассматривалась как курс суровых испытаний, рассчитанный на десять месяцев, а иногда и меньше. Его полагалось пройти между Землей и Марсом. Новые, более скоростные космопланы укорачивали срок перелета. Люди еще в эпоху палеолита приучили себя иметь дело с расстояниями, коль скоро охота и собирательство понуждали к беспрерывному перемещению групп и племен. На вызов, брошенный космическими дистанциями, они ответили плазменным двигателем, который в сравнении с химическим приводом делал путешествие безопаснее и короче.

Оставался еще вопрос о рисках лучевой болезни в ходе полета. Человечество знало три вида излучений в межпланетном пространстве: протоны солнечного ветра, тяжелые ионы космических лучей и недавно открытый нормон, исходивший от облака Оорта. (В тот момент нормон считался не просто полезным, а прямо-таки неоценимым явлением, сыграв роль вектора, который осеменил юную Землю спорами микроскопической жизни.)

Если на космоплан навешивали дополнительную радиационную броню, его скорость снижалась и тем самым росла продолжительность облучения. Как онкология, так и катаракты по-прежнему имели место. Уйдет не меньше столетия, прежде чем полеты на Марс перестанут считаться билетом в один конец. Одному лишь Баррину удалось проделать весь путь туда и обратно.

Все же выискивались те — причем не обязательно из числа безрассудных авантюристов, — кто ратовал за побег с Земли, которая к этому времени буквально кишела угрозами, как ветхий домишко — жуками-точильщиками, глашатаями чей-то близкой кончины, если верить деревенским предрассудкам. Взять, к примеру, безудержное размножение (ныне признанное очередным фактором глобального потепления), доселе невиданные микробы-сверхинфекты, ракетно-ядерные системы, а также агрессивно-параноидальные диктатуры. Ну положим, доведется колонистам умереть на Марсе, что с того? Они и так уже пребывали, как выразился принц датский, в безвестном краю, откуда нет возврата земным скитальцам. Трупы завернут в полиэтилен и вынесут за внешнюю стену — мумифицироваться.

Первая партия колонистов, проспонсированная из фондов СУ, обнаружила, что страдает от множества мелких недугов, врачеванию которых низкая сила тяжести Красной планеты мало чем способствовала. Отважным сердцам не было причины изо всех сил качать кровь при полете в невесомости. Несмотря на интенсивную программу физических упражнений, строго-настрого предписанную на борту, костно-мышечная атрофия процветала.

Нередкие переломы никого уже не удивляли — но! «О чудо! Я же стою на Марсе! Хотя бы и с костылем…» Космические малокровки, жертвы пониженного числа эритроцитов, соперничали за больничные койки временного лазарета с хромыми и косорукими инвалидами. И тем не менее они упрямо продолжали управлять машинами, которые строили постоянные базы — все под недремлющим оком Баррина.

И вот на Фарсидском нагорье встали шесть башен: Китайская, Западная, Руссовосточная, Сингатайская, Скандская и Зюйдамерская. Одни повыше да постройнее, другие покряжистее, в зависимости от уровня поддержки СУ. Между этими аванпостами человечества имелась сеть связей и, разумеется, определенная настороженность — последыш былой вражды. В наиболее тесных и дружеских отношениях состояли западники и китайцы.