Сочинения - Феодор Студит

Итак, радуйтесь и сорадуйтесь друг другу, благодушно перенося труды подвижничества, за которыми следует вступление в брачный чертог, зная, что всякая плоть — трава, и вся красота ее — как цвет полевой (Ис.40:6). Ибо все желания настоящего века происходят от тления и оканчиваются тлением; только ваша любовь и желание беспредельны и нетленны. Подождите немного, потерпите, точно и послушно подчиняясь госпоже первой невесте, повелевающей вам то, посредством чего приобретается и сохраняется любовь Жениха Христа. А ты, госпожа, как представляющая Жениха и полагающая душу свою, кроме прочего, и для соблюдения не только души, но и тела этих отроковиц, исполняя сказанное апостолом: из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши (1 Фес.2:8), во Христе Иисусе Господе нашем. Его молите о спасении и нашей смиренной души, чтобы нам самим помнить то, что внушаем другим, и всем нам избавиться от лукавого.

Насколько обрадовало нас малое письмо твое, сын мой, настолько опечалили твои слова. Разве ты никогда не говорил об изложенных в нем предметах и от нас не слышал надлежащего? Зачем же ты теперь вздумал завести речь, по–видимому, опровергая другое лицо, а на самом деле, противясь истине?

Между тем ты не должен и учить, не говорю — потому, что ты находишься в числе подвластных, прими это великодушно, — но и потому, что уличенные в общении с ересью, из которых один и ты, не смеют отверзать уста, а должны оставаться в надлежащем безмолвии и испрашивать прощения в течение всей жизни. К тому же, у тебя нет и такого познания догматической науки, чтобы уметь говорить с точностью, ведь ты не изучал ни грамматику, ни философию. Но и сведущие в этом преподают о Боге не какое–либо собственное учение, но следуя богоносным Отцам.

Почему же, спрашиваю, тебе вздумалось сказать: «разве не относительно поклоняются иконе Христовой?» Знаешь ли ты, что такое отношение? Отношение бывает между относительными предметами; относительные же предметы — первообраз и изображение его, например, Христос и икона Его; ибо одно содержится в другом, и нераздельны они ни по державе, ни по славе.

Вот этого ты, несведущий, не знаешь, и прилично теперь сказать следующее: видел я странность под солнцем — мужа, казавшегося мудрым самому себе и, что еще хуже, пытающегося учить других.

Какое еще второе твое предложение? «Христос богопочитается в иконе Своей; поэтому и икона должна быть богопочитаема». Откуда или от кого узнав, ты учишь этому? Из святых никто не мог сказать этого, но говорили они, что Христу поклоняются в иконе Его и икона достойна поклонения, т. е. почтения или уважения, — то и другое имеет один смысл. И это справедливо, потому что богопочитание, равно как и вера, относится к одной только Святой Троице, а поклонение к другим: Матери Божией, Святому Кресту, святым, достопоклоняемой иконе Христовой и всем прочим иконам святых, и притом настолько, насколько первообразы превосходнее своих изображений. Поэтому, если в иконе богопочитается Христос, как говоришь ты, то, так как богопочитание относится к Троице, в иконе воздается богопочитание и Отцу, и Духу. И что следует отсюда? То, что и Отец, и Дух воплотились, а может ли быть что–нибудь нечестивее этого?

Если ты говоришь, что «должна быть богопочитаема и икона Христова», — то следует, что ты оказываешься ничем иным, как Тетрадитом, богопочитающим, вместе с Троицею, и икону Христову [ [226]]. Между тем, кто поклоняется Троице, а потом и иконе, тот не впадает в такую нелепость. Ибо сказано, что честь и поклонение воздаются даже и простому человеку, но не вера и богопочитание. Как мы веруем только в Отца и Сына и Святого Духа, так и богопочитаем их.

Выслушав это, воздержись, брат, увещеваю тебя, от пустословия и цикалийской или кентукладийской ереси, которая совершенно противоположна иконоборческой. Если же, — чего да не будет! — ты останешься при своем, то знай, что ты не имеешь части с нами, или лучше сказать, ни с одним православным.

С трудом продиктовал я это письмо к тебе.

С удовольствием, а не с огорчением, принял я укоризны твои, почтеннейший. Ибо я не столь неразумен, чтобы сердиться на дружеские замечания. Если же я огорчался, то не напоминанием, а ересью каждого, которою рассекается тело Христово, разделяясь множеством мнений. Начну с начала, ибо мне, обвиняемому, нужно оправдаться.

Назначая епитимии по принуждению с самого первого дня, и притом из заключения под стражею посредством писем, — ибо посредством писем же просили об этом монахи и священники, — я давал ответ не в виде определения, а в виде совета от меня относительно епитимий. Почему? Потому, что я не иерарх, но священник, делающий внушения своим ученикам, другим же, как сказано, предлагающий свое мнение до времени мира, с тем, чтобы тогда принять то, что будет определено Святейшим Патриархом, с утверждения святого Собора, к увеличению епитимии или к уменьшению. И, думаю, я поступал не несправедливо, простирая человеколюбиво руку помощи падшим, впрочем, не присваивая себе власти, что было бы нелепо.

Какие же епитимии? Различные по различным грехам, о чем в письме подробно говорить нет возможности. Кратко сказать: священник или даже диакон, уличенный или в подписи, или в общении с еретиками, должен быть совершенно отлучен от священства, равно как и от причащения, а по исполнении епитимии может причащаться Святых Таин, но отнюдь не священнодействовать, до святого Собора; благословлять же или молиться может как обыкновенный монах, а не как священник, и притом по исполнении епитимии; в церкви, занимаемые еретиками, не входить и, если храм поступит во владение православного после совершения там еретических возношений, не священнодействовать в нем православному без разрешения православного епископа.

Когда же мы, по благоволению Божию, избавились от заключения под стражею и соединились со Святейшим Патриархом и святыми епископами, и потом дали отчет преподобным игуменам, то никто не выразил порицания относительно чего–либо, кроме только одного, который осуждал нас относительно благословения. На это мы отвечали: если достойно осуждения, что гора поражена от самой вершины (см. Дан.2:34), то и мы замолчим.

Осуждающие пусть осуждают не нас, а господ епископов, которым мы, уничиженные и подвластные, следуем; ими быв вынуждены, мы и доселе назначали епитимий сказанным порядком и назначаем, когда случится. Пусть же смотрят любители обвинений, чтобы им, отцеживая комара, в забывчивости не поглотить верблюда и, нащупывая соломинку, не пропустить, что носят бревно (см. Мф.7:3; 23:24).

Таким образом, мы, богопочтенный брат, как бы пред свидетелем Богом, руководились состраданием и братолюбием, а не пристрастием или каким–либо другим человеческим побуждением. Смущающий вас, — говорит апостол, — кто бы он ни был, понесет на себе осуждение (Гал.5:10).

Дошло до нашего слуха, сын Лаврентий, что по действию лукавого беса совершилось горестное событие в Антисархенском селении; и воздохнули мы тяжко об этом, как по общему закону человеческой любви, так и потому, что удавившийся был родственником брата, протопресвитера Афанасия, по внушению которого и пишу я.

О, страшное зрелище! Человек, бывший в чести, стоявший выше местных жителей, имевший все нужное для жизни, муж разумный, постоянно пребывавший в молитвах и молениях и в прочих отношениях отличавшийся благочестивым образом жизни, без всякого несчастного случая, от чего часто происходит некоторое уклонение от долга, при безмятежном течении дел, совершил такое зло, удавившись. О, скажу опять, плачевная весть!

Это — козни диавола. Он человекоубийца от начала, как сказал Господь (Ин.8:44). Он сначала Ахитофела, а потом Иуду склонил удавиться; он и доселе не перестает делать то же с повинующимися ему. Я думаю, что он уловляет человека двумя способами, как мы узнали по опыту: или неутешною сердечною скорбью, или безрассудным стремлением, омрачая его и извращая.

Как при убийстве или прелюбодеянии и подобных преступлениях он представляет тьму светом и горькое сладким, — ибо иначе, если бы он не внушал таких мыслей, не мог бы уловить нас, — так и при удавлении он представляет смерть приятною, омрачает ум и совершает удавление. Увы, каков этот дракон и сколь многими кознями он везде умерщвляет людей, одного так, другого иначе, и никто не может избежать сетей его без помощи Божией, которая подается верно живущему со страхом и трепетом по заповеди Его (Флп.2:12)! Но возвратимся к предмету.

Ты объяснил, что все жители селения отвращаются от дома его, т. е. от жены и детей, так что не хотят и касаться, и иметь общение, и даже давать хлеба взаймы. Если родственники удавившегося считают удавление делом хорошим и самим себе желают одинаковой с ним кончины, то от них справедливо удаляются, хотя и в этом случае не следовало бы делать это сразу. Ибо сначала надобно учить, просвещать, убеждать, чтобы они избегали погибели: это свойственно христианам, это свойственно братолюбивым.