Том 7. Бесы - Федор Михайлович Достоевский

сих пор стоять на той точке чистого западничества, на которой стоял Грановский. У Грановского теперь не может быть последователей — и если все партии его более или менее хвалили, то в настоящую минуту, как мы видели, он одинаково чужд для всех партий“.[323]

Высказанные Страховым мысли о преемственной связи между западничеством и нигилизмом, об истоках современного нигилизма, являющегося, по мнению критика, закономерным и крайним развитием западничества, отчасти созвучны идейно-философской концепции романа

В февральских записях 1870 г. Достоевский последовательно разрабатывает план задуманного им политического памфлета против нечаевщины. „Нечаевский“ мотив — убийство Шапошникова (Шатова) кружком нигилистов — постепенно обрастает в это время кровью и плотью. Политическая и любовная, нравственно-психологическая линии фабулы конкретизируются; испытываются разные способы установления связи между ними, уточняются характеристики персонажей и мотивы их поступков.

Главные герои многообразных февральских планов и набросков — Грановский (будущий С. Т. Верховенский), его сын (или племянник) Студент (впоследствии Петр Верховенский; в записях он часто именуется по фамилии своего прототипа Нечаевым), Княгиня (Варвара Петровна Ставрогина), Князь (Ставрогин), Шапошников (Шатов), Воспитанница (Дарья Павловна), Красавица (Лиза Тушина) Несколько позднее, но тоже в феврале, появляются Великий писатель (Кармазинов), капитан Картузов (Лебядкин), Хроникер.

Основные сюжетные схемы первоначальных планов таковы. К отцу (или дяде), либералу-идеалисту 40-х годов, живущему в доме своего старинного друга Княгини, приезжает Студент-нигилист, который быстро завоевывает влияние в светском обществе и в то же время тайно организует кружок нигилистов, занимающийся подрывной деятельностью. Об этом узнает Шапошников (Шатов), он собирается донести на нигилистов.

Политическая интрига (убийство Шатова) переплетается с любовной. Князь обесчестил и бросил Воспитанницу, сестру (или невесту) Шатова. Князь и Шатов ненавидят друг друга. Эту вражду ловко использует в своих провокационных целях Студент, чтобы, убив Шатова, грозящего нигилистам разоблачением, свалить вину на Князя. Побочная любовная линия — Князь, Красавица и Студент. Взбалмошная и капризная Красавица, невеста Князя, увлекается Студентом. В различных вариантах остается устойчивым мотив пощечины Шатова Князю или Князя Шатову

В дальнейших февральских записях сюжетная схема, по-прежнему вращаясь вокруг убийства Шатова, несколько видоизменяется. Воспитанница — жена Грановского. Шатов и Князь соперничают из-за нее Шатов узнает о тайной деятельности комитета нигилистов, занимающихся под руководством Студента распространением прокламаций и организацией поджогов. Нигилисты убивают Шатова, опасаясь его разоблачений, а подозрение в убийстве падает на Князя. По другому варианту Шатов — брат жены Грановского, ненавидит Князя и следит за сестрой (XI, 66–68)

В набросках плана, помеченных 16 и 18 февраля, повторяются уже знакомые нам сюжетные схемы политического убийства Шатова кружком нигилистов и любовное соперничество Шатова и Князя. Видоизменяется несколько любовная коллизия Грановский — жених Воспитанницы, которая любит Шатова (по другому варианту — Князя). Студент расстраивает помолвку отца и сеет кругом интриги. Князь женится на Воспитаннице (XI, 88-101).

При всех сюжетных особенностях эти планы объединяет памфлетная направленность замысла. Главные герои памфлета — Грановский и его сын, Нечаев. Образ Князя играет в планах более второстепенную роль. Своеобразие и значительность образ этот начинает приобретать в записях второй половины февраля 1870 г.

Задумав роман как политический памфлет на западников и нигилистов, решая вопросы о причинах и истоках современного нилигизма, о взаимоотношениях представителей различных поколений современного общества („отцов“ и „детей“), Достоевский должен был обратиться к опыту своих литературных предшественников в этой области, в первую очередь к роману Тургенева „Отцы и дети“. Наряду с Тургеневым в черновых записях упоминаются прямо или косвенно имена Чернышевского, Писарева, Салтыкова-Щедрина и отчетливо звучит полемика с ними.

Отталкивание от проблематики романа „Отцы и дети“ особенно заметно на ранней стадии работы писателя над „Бесами“. Поколение „отцов“ представляет в романе Грановский, либерал-идеалист 1840-х годов, современник и единомышленник Белинского, Герцена и Тургенева, поколение „детей“ — сын Грановского — Студент-нигилист (он же Нечаев). В февральских записях 1870 г. уже подробно обрисовывается конфликт между отцом и сыном, причем Достоевский в каком то мере использует сюжетно-композиционную схему тургеневского романа (приезд нигилиста в дворянское имение, его общение и споры с местными „аристократишками“, поездка в губернский город и даже роман со светской женщиной (Красавицей)).

Подобно автору „Отцов и детей“, Достоевский стремится раскрыть своих героев прежде всего в идейных спорах и полемике; поэтому целые сцены написаны в виде диалогов, рисующих идеологические столкновения неославянофила, „почвенника“ Шатова с западником Грановским и нигилистом Студентом. О Шатове и его убеждениях говорится: „Ш<апошников>[324] — тип коренника. Его убеждения: славянофилы — барская затея. Нигилисты — дети помещиков. Никто не знает себя на Руси. Просмотрели Россию. Особенность свою познать не можем и к Западу самостоятельно отнестись не умеем. <…> Западников бранит“ (XI, 66). В ряде сцен Достоевский изображает споры отца с сыном.

Приведем некоторые примеры из февральских записей, свидетельствующие о сознательной ориентации Достоевского на роман „Отцы и дети“.

„Является Ст<удент> (для фальш<ивых> бумажек, прокламаций и троек). Обрадовал Ш<апошникова>. Смущает отца нигилизмом, насмешками, противоречиями. Прост, прям. Перестроить мир. <…> Ст<удент> в городе и в обществе (Базаров)“ (XI, 66–67).

Достоевский неоднократно возвращается в черновиках к сцене обеда у Княгини, во время которого должен обнаружиться нигилизм Студента: „Княгиня слыхала о нигилистах и видала (Писарев), но ей хотелось Базарова, и не для того, чтобы спорить или обращать того, а для того, чтоб из его же уст послушать его суждений (об искусстве, о дружбе) и поглядеть, как он будет ломаться à la Базаров“ (XI, 71).

В этой и последующих сценах, в идеологических спорах с отцом и Шатовым, вырисовываются нравственно-психологический облик Студента и его общественно-политическое credo Подобно тому как Грановский был в представлении Страхова и Достоевского „чистым“ западником по сравнению с своими последователями, так и Базаров по сравнению с Студентом — своеобразный „чистый“ нигилист, отвлеченный теоретик. Студент же обращает нигилистическую теорию 1860-х годов в беспощадную практику всеобщего разрушения и уничтожения.

„С этого (с разрушения), естественно, всякое дело должно начаться, — заявляет Студент, — я это знаю, а потому и начинаю. До конца мне дела нет, а знаю, что начинать нужно с этого, а прочее всё болтовня, и только растлевает и время берёт. <…> Чем скорее — тем лучше <…> (Прежде всего бога, родственность, семейство и проч.) Нужно всё разрушить, чтоб поставить новое здание, а подпирать подпорками старое здание — одно безобразие“ (XI, 78; ср. также с. 103–105)

Студент освобождает себя, как от ненужного хлама, не только от нравственных принципов и критериев, но также от всяких норм внешнего приличия. Он бессердечен, развязен, нагл и цинически груб в обращении с окружающими, не исключая отца.

„Ст<удент> неглуп, — разъясняет Хроникер, —