"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

— Можно просто Жаннет, — сказала она, не поднимая золотистых, длинных ресниц.

— Жаннет, — хмыкнул он, и похлопал по ручке своего кресла. «Ну, иди сюда, моя прелесть».

Она тут же пристроилась рядом, и он вдруг подумал, что именно за это и ценит шлюх — они всегда понимали его с полуслова.

— А что, Жаннет, — спросил он, чуть гладя ее по острому, еще девчачьему колену, — ты ведь послушная девочка?».

— Очень, месье, — ответила она, зарумянившись, скосив глаза на его большую руку, что медленно поднимала наверх тонкий, пышный шелк ее юбок.

— Это хорошо, — сказал он, почувствовав под пальцами влагу и, лениво улыбнувшись, провел этими пальцами по ее губам. Она поцеловала их — один за другим, и, так же, не поднимая глаз, сказала: «Все, что хочет месье».

Он взял ее за подбородок и приник к ее губам — долго и глубоко.

— Месье хочет многого, но начнет с простых вещей, — он властно толкнул ее вниз, на колени, перед креслом, и закрыл глаза.

Когда он ушел, она протянула руку и сгребла с простыни деньги — напоследок он осыпал ее монетами, всю, с головы до ног, и взял, — она уже потеряла счет тому, в какой раз, — прямо так — среди тусклого сияния золота.

Она, расширив ноздри, вдохнула запах, стоявший в опочивальне. Пахло солью и потом, металлом, кровью и еще — чем-то теплым, кружащим голову. Поднявшись с постели, перешагнув через разорванный шелк платья, девушка распахнула ставни, впустив в комнату свежий, сладкий воздух осени.

Пролог

Берген, ноябрь 1577 года

Степан поежился и подбросил дров в камин. За окном завывала метель, и он внезапно вспомнил свою первую, и единственную зимовку на Ньюфаундленде. «Правильно я сделал, что с тех пор не появлялся севернее Копенгагена», — он налил себе теплого вина и подышал на пальцы.

На дворе раздался скрип ворот и чуть слышное ржание лошади. Он улыбнулся, и, потянув к себе второй кубок, поставил его рядом.

— Мороз, ужас какой, — сказала Анна Трондсен, заходя в комнату, стряхивая с лисьего воротника снег. «На перевале все обледенело, едва по мосту проехали». Она села на лавку и стала стягивать высокие, отороченные мехом сапоги.

— Дай-ка, — Степан опустился на колени и помог ей. Маленькие ступни в толстых шерстяных чулках совсем заледенели. Он погрел их в руках и сердито сказал: «И охота тебе ночью по горам бродить, сидела бы дома».

— Вот, — Анна встала, и посмотрела на него, задрав голову, — сразу видно, что хозяйством ты никогда не занимался. Рождество же скоро, баранину в сентябре еще засолили, а, как холод наступает, надо ее закоптить и развесить, чтобы просохла как следует.

— Опять же, — она подошла к столу и налила себе вина, — сейчас медь будут из Швеции везти, надо было в городе с ганзейскими купцами встретиться, обговорить условия поставки».

— А что, — заинтересовался Степан, — у тебя доля в шахте есть этой, в Фалуне?

— Еще от отца моего покойного, — Анна перекрестилась, и вдруг улыбнулась. «А ты что, скучал, что ли, Стефан?».

— Ну да, — Ворон потянул ее к себе на колени, и с удивлением понял, что говорит правду.

— Там такая дама — палец в рот ей не клади, — предупредил его Джон. «Отец ее, сам знаешь, сначала пиратствовал на Балтике, а потом стал адмиралом датского флота. Она при дворе в Копенгагене росла.

— Да, про отца я слышал, — ответил Степан. «Он же в Исландию ходил, какое-то восстание против датчан усмирять, и со шведами воевал.

— Именно, и брат ее такой же, — Джон усмехнулся, — Энно его звали. Ограбил покойного короля Эрика шведского, и сбежал в Европу. Там притворялся графом, даже самому герцогу Альбе голову долго морочил, но все, же шведы его нашли и на колесе изломали. Так что Анна эта — не цветок невинности, уж поверь мне.

— Так что же она за Босуэлла замуж вышла, если такая умная? — Ворон выпил и сказал: «Все же с французским вином ничего не сравнится, прав мой брат».

— Ну, — развел руками Джон, — ей девятнадцать было, а не тридцать семь, как сейчас. Там темная история с этим замужеством, они и в церковь не ходили, так — за руки подержались.

Якобы у норвежцев это принято, и считается браком.

Босуэлл ее увез во Фландрию, заставил продать имущество, — вроде ему денег не хватало, а потом бросил и женился на другой, — уже с венчанием, как положено. А потом уже с Марией Стюарт повстречался. Анна и вернулась в Норвегию, — куда ей было еще деваться?

— Так она замужем или нет? — улыбнулся Ворон.

— Она считает, что да, — разведчик потянулся. «Только вот мужа своего она удачно в тюрьму посадила — Босуэлл же, когда бежал из Шотландии, сдуру отправился в Скандинавию, — вербовать там наемников, чтобы Марию Стюарт обратно на трон вернуть — видимо, понравилось ему королем быть.

Ну, его и поймали у норвежских берегов — без должных бумаг, и препроводили в Берген. А там Анна со своей семьей подала на него в суд.

— Молодец какая! — удивился Степан.

— Так что теперь Босуэлл под крылом короля Фредерика, в замке Драгхольм, сидит, прикованным к столбу, и медленно теряет разум. Говорят, и не узнает уже никого. А вот Анна нам нужна — слышал же ты, наверное, о письмах Марии Стюарт к Босуэллу, где она его подговаривает убить ее тогдашнего мужа, Дарнли? — спросил Джон.

— Ну да, а эта Анна там при чем? — удивился Степан.

— А при том, что в этой интересной коллекции есть некоторые письма, что не Мария отправляла, судя по почерку. И сонеты там тоже есть — той же руки.

Так вот, дорогой мой Ворон, нам на суде надо будет иметь — на всякий случай, — показания Анны, что ничего она своему муженьку не посылала, и все письма, стихи, и что еще там есть — только Мария писала. Понятно? — разведчик посмотрел на Степана и тот в очередной раз подумал, что не надо с ним враждовать.

«Такой даже меня раздавит и пойдет дальше», — сказал он себе.

— Мы тебе дадим нужные документы, получи ее подпись, и езжай домой, — сказал Джон. «У тебя жене когда срок?»

— Тогда же, когда и кораблю — в феврале, — Степан рассмеялся.

— Ты прямо мастер, — одобрительно сказал Джон, — все подогнал. Ну, вот посмотри на дитя, и отправляйся с Богом. Кого хочешь-то? Сына опять?

— Дочку, — ответил Ворон и разведчик подивился его улыбке, — нежной, мимолетной.

«Мальчишки в море уйдут, баловать-то мне надо кого-то, на старости лет».

— Да уж прямо, — пробормотал разведчик, — слышал я про твою старость, у меня на том берегу, — он махнул рукой на юг, — тоже знакомые имеются. Ты зачем собой рискуешь, и в драки ввязываешься, не юноша ведь уже?

Степан жалобно посмотрел на собеседника. «Так охотиться тут не на кого, — сказал он, — ни медведей, ни ягуаров, а на оленей — скучно. И это не драки, а кулачные бои, между прочим, по правилам».

— Да, — ядовито ответил Джон, — сначала напиваетесь, а потом деретесь. Но все по правилам, конечно.

Степан стал медленно развязывать шнуровку на ее платье, — темном, с искусно вышитой вставкой на груди.

— Как эта штука называется, платье твое? — спросил он, прикасаясь губами к ее затылку — льняные косы были покрыты белым чепцом, — «словно как у жены», — внезапно понял Степан.

— Бунад, я же говорила тебе, ну и память — ровно сито, — рассмеялась Анна. Она сидела у него на коленях — с ногами, такая она была крохотная. Женщина повернулась, и он увидел улыбку в синих глазах.

— А это потому, что я тебя весь день ждал, наконец, дождался, и больше ни о чем другом думать не могу, — он закончил со шнуровкой и стал снимать с нее чепец.

— И ты целый день ничего не делал? — строго посмотрела она на Степана.

Вместо ответа он просунул руку в воротник. «Чувствуешь, какие мозоли? Лодки я почти все в порядок привел, на сеновале балки подправил — теперь не обвалится твоим работникам на головы. А ты вот, Анна, — рука поползла ниже, — приехала, и сидишь тут. Я с фьорда только недавно вернулся, поесть мне принеси».

Она рассмеялась. «Что-то я смотрю, ты сам не знаешь, чего больше хочешь», — женщина чуть поерзала у него на коленях.