Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

Вместе с матерью поклонились и дети, сделав это с трогательной серьезностью. Кэноэ наклонил голову им в ответ.

— Я много… думал о вас, — медленно сказал он, с трудом подбирая слова. — Когда живешь во Дворце, просто не видишь… некоторых вещей. После той… встречи я чувствую… что-то вроде ответственности за вас. Я хотел бы лучше узнать вас… узнать, как и чем вы живете… Может быть, чем-то помочь…

— Мы благодарим вас за заботу, ваше высочество, — Кмалорн уже совсем не походил на того несчастного, что рыдал от бессилия во время полицейской облавы. — Но мы неплохо справляемся и сами. Благодарение Небу, у меня хорошая работа, начальник меня ценит и даже готов взять на постоянную должность после моей… легализации. Если Небо сохранит нас, через четыре или пять дюжин дней я смогу стереть штрафную отметку в карточке и получить разрешение на проживание и работу… Мой младший сын, когда родится, будет уже столичным жителем… Мои старшие дети ходят в школу, там работают прекрасные люди, настоящие подвижники, они дадут им хорошее образование. Нам ничего не нужно, ваше высочество. Деньги? Они не бывают лишними никогда, но я умею зарабатывать их и сам. Конечно, я бы не отказался получить сейчас чистую личную карточку, лучшую работу, маленькую квартирку где-то в Столице. Но разве это в вашей власти?

— Не в моей, — покачал головой Кэноэ. — В этом мире вообще поразительно мало вещей, которые были бы в моей власти. Вы правы. Я не в силах сделать для вас что-либо реальное… Я только вчера прилетел из 38-й провинции. Там мне удавалось все, я был почти всемогущим… Наверное, мне нужно было попасть к вам, чтобы вернуться в привычный мир. Где я не могу сделать почти ничего…

— Не печальтесь, ваше высочество, — в голосе Хеле послышались материнские интонации. — Вы хотели что-то сделать, а это главное. Может быть, в будущем вам как-то удастся помочь всем нам…

— Может быть, — прошептал Кэноэ.

Этот разговор стал его тяготить. Он чувствовал нарастающую неловкость, но тут в комнату ворвался без стука маленький ураган, который оказался вихрастым мальчишкой лет четырнадцати.

— Что я видел, что я видел! — затараторил он с порога, не обращая внимания на гостя. — Там один парень — всю банду Кривули положил! Каждого — только так! Одним ударом! А самого Кривулю в мусорный бак запихнул!.. Ой! Это вы!.. Вы к моему папе пришли, да?! А где вы научились так классно драться?!

— Учитель был хороший, — усмехнулся Кэноэ. Заводной мальчишка ему нравился.

— Грини, поздоровайся, — одернул мальчика отец. — Это его высочество принц Кэноэ. Помнишь, я рассказывал? Тот, кто вытащил меня из облавы.

— Ух ты! — мальчик сделал быстрый поклон, не сводя глаз с Кэноэ. — Так вы настоящий принц? Я так и думал, что вы — совсем особенный, вы так классно им надавали!..

— Ваше высочество! — Хеле снова сделала неглубокий поклон. — Мы мало чего можем предложить, но вы не побрезгуете разделить с нами трапезу?

— Ни в коем случае! — Кэноэ с благодарностью опустился на предложенный ему колченогий стул. — Но раз я уж пришел в гости с пустыми руками, я бы хотел вам предложить купить что-то, приличествующее случаю.

С этими словами Кэноэ протянул Кмалорну две сложенные пополам полусотенные банкноты — наверное, немногим меньше его заработка за декаду.

— Как вам будет угодно, ваше высочество, — Кмалорн взял деньги и протянул их сыну. — Грини, сбегай в лавку на первый этаж! Скажи, что для особенного гостя.

— Ага, — кивнул мальчик, но так и не тронулся с места. — Ва… ваше высочество, — несмело обратился он к Кэноэ. — А можно, я приведу пару своих приятелей? Они никогда не видели настоящего принца. А если я расскажу, так они не поверят и будут считать меня выдумщиком…

— Можно, — улыбнулся Кэноэ. — Сегодня — все можно…

Маленькая комната была переполнена людьми. Он сам не заметил, как это случилось — просто за детьми приходили их родители, а те, в свою очередь, прокладывали путь для знакомых или соседей. Просто в какой-то момент Кэноэ понял, что обсуждает достоинства запрещенных стихов Лаунимегле со стариком-вахтером и одновременно слушает жалобы о том, как трудно прожить в Старом Городе молодой красивой женщине, чтобы не оказаться на панели или в шоу, что почти одно и то же, и откуда можно уйти только в смерть…

Вообще, он больше слушал, чем говорил сам. Он был первооткрывателем, пытливым исследователем целого неизвестного ему мира, который больше двух веков существовал в тени благополучной и кичливой Столицы. Столичные министерства и учреждения, благоденствующие и разрастающиеся с каждым годом, исполинским пылесосом втягивали в себя людской поток, захватывая в свою орбиту и многомиллионный слой детей заводских рабочих, ищущих лучшей доли для своих сыновей и дочерей. Но на место тех, кто оставлял станки и конвейеры ради министерских коридоров, приходили новые, только что вырвавшиеся с каторги полурабского труда на комбинатах продовольственного пояса. Те же, в свою очередь, освобождали места для молодых провинциалов, ищущих в Столице нет, не карьеры и фортуны, а только иной судьбы для своих детей и внуков и смутной надежды выбраться из привычного круговорота для самих себя…

Он был никто в этом мире — чужак, временный гость, пришелец извне, привилегированный столичный житель, с рождения обладающий всеми теми правами, ради надежды получить которые эти люди обрекли себя на годы нищеты и унижений. Все, что он мог, — это выслушивать их страшные в своей обыденности рассказы о вечном страхе перед высылкой, интригах и доносах, бессовестных хозяевах, постоянном терроре со стороны уголовников, бесправии и безответности и опять о вечном, непреходящем, неуничтожимом страхе…

— Послушайте, — сказал он им. — Я чужой, я не в силах понять вашу жизнь до конца — для этого мне надо было прожить ее рядом с вами — но я не могу понять одного: почему вы все так одиноки, запуганы и пассивны?! У вас хватило мужества, чтобы оставить за спиной прежнюю жизнь, почему же вы так сильно боитесь здесь? Почему те пятеро, которых вы называете бандой Кривули, были хозяевами всего района? Я ведь так легко справился с ними всеми. Почему этого не смог сделать никто из вас?

— Вы не здешний, — подал голос кто-то невидимый за рядами молчаливо и исступленно ждущих лиц. — У вас нет здесь ни семьи, ни детей, вы не знаете, что такое — трястись от каждого стука в дверь. Они сильны. Их пятеро. Что я могу против них сделать один?!

— И вы говорите это здесь?! — с горечью спросил Кэноэ. — Посмотрите вокруг! Вас так много, даже в этой комнате! Ваша беда в том, что вы чувствуете себя одинокими даже среди людей! Научитесь же объединяться! Помогите своему соседу, чтобы он помог вам. И не бойтесь, слышите, не бойтесь! Страх и одиночество — вот что притягивает к себе несчастья и невзгоды!

В эти минуты он, казалось, смотрел на себя со стороны и удивлялся неожиданному повороту событий. Он, принц Императорского Дома, окруженный десятками взирающих на него с надеждой и верой людей, произносит проповедь о единстве, словно революционер в запрещенном романе! Это было так странно, так чудно, что он чуть не рассмеялся в голос.

— Вам хорошо говорить! — громко закричала вдруг женщина, стоящая почти в дверях. — Вам легко ничего не бояться! А что делать мне, если мой муж пострадал во время аварии на заводе и до сих пор не встает с постели?! Я живу здесь, в комнате? 337, и за неуплату нас всех грозят выкинуть на улицу! Что делать мне, я спрашиваю?!

— Я не знаю, — Кэноэ поднялся с места. — Наверное, надеяться на помощь других людей. Пусть кто-нибудь проведет меня к тому, кто принимает здесь решения. В вашем мире я могу немногое, но я постараюсь сделать все, что могу! И помните: не бойтесь и держитесь друг за друга! Только так вы сможете сделать вашу жизнь достойной!

На пути к выходу его на несколько секунд задержал Кмалорн.

— Ваше высочество, — прошептал он, глядя на Кэноэ полными восхищения глазами. — Вы сказали людям именно то, что им необходимо было услышать! Даже если вы больше не вернетесь сюда, мы будем помнить вас. Но и вы не забудьте нас и наших бед, когда станете Императором…

— Скорее всего, я никогда им не стану, — махнул рукой Кэноэ. — Но может быть, это и к лучшему. Император — это всегда где-то наверху, он как Небо, которое одно на всех и которому почти нет дела до отдельных людей. Пусть уж лучше я останусь тем, кем я есть сейчас…

И уходя, он слышал за спиной неясный многоголосый шепот:

— Да благословят вас Звезды…

Владелец дома господин Граух, которого Кэноэ представлял жадным стариком с цепкими костлявыми пальцами, оказался молодым человеком, может быть, даже не разменявшим четвертой дюжины лет. На Кэноэ он смотрел с уважением, но без подобострастия.