Морской Волк ч (1-4) - Влад Савин

Положение на фронте, в сравнении с покинутым нами временем (помню хорошо, так как буквально час назад Саныч отмечал на своей карте). С севера на юг:

Ленинград - вышли примерно на линию Витебской железки (и Пулковского меридиана). Красное Село, Пушкин, Гатчина пока еще у немцев, так что дальнейшие события ожидаются. Тем более, что информация о реально проведенной операции по снятию блокады в январе сорок четвертого, предков весьма заинтересовала, в том числе и в плане переброса войск на Ораниенбаумский плацдарм и нанесение оттуда главного удара. Надо полагать, мешает лед (или помогает, была же по нему зимняя дорога на Кронштадт, на Лавенсари, на тот же Ораниенбаум). Посмотрим.

Освобождены Новгород и Старая Русса, после ликвидации Демянского котла. Фронт проходит возле станции Дно. А за ней - уже Псков!

Ржевский выступ полностью ликвидирован. Но на смоленском направлении пока затишье. Перед грозой?

Фронт на участке Ливны-Ворошиловград примерно соответствует нашей реальности - но на 2 февраля следующего года. И дело тут не только в опережении графика - но и в том, что немецких дивизий, которые остановили наше движение тогда, сейчас на фронте нет. Семнадцатая и Первая Танковая армии так и не сумели вырваться с Кавказа. А свежие, из Европы - еще не подвезли.

От Ворошиловграда фронт идет точно по меридиану, на Таганрог. Дальше - Азовское море. Семнадцатой армии очень не повезло. Ее дивизии, прижатые к берегу между Ейском и Азовом, обескровленные несколькими неудачными попытками прорваться через Ростов, капитулировали вчера. Тем, кого зажали южнее Приморско-Ахтарской, улыбнулась удача: часть личного состава удалось вывезти на десантных баржах в Крым. Без техники - потому что лед, намерзший у берега, держали лишь пеших.

Тамань и Темрюк - наши. Воздушной битвы на Кубани еще не случилось. Хотя боюсь что она будет в те же сроки, весной сорок третьего - но над Керченским проливом. По крайней мере, разведка доносит о перемещении в Крым значительных сил люфтваффе.

Короче, Германия потеряла полсотни дивизий - и каких! И чтобы восстановить, прибегает к эрзац-мерам. Сначала прибалты, затем поляки, теперь еще и французы. Вот уж попали, бедные лягушатники, на похмелье в чужом пиру - ведь если из речи Петена, успевшей попасть в газеты, взять лишь суть, то получится, что Адольф просто потребовал "если вы мне сейчас дадите свое пушечное мясо, в расходный материал, то я пока не буду устраивать вам зверство с оккупацией, бить больно, и может даже ногами". Ну а всякое там насчет будущего равноправия и общеевропейского дома - это еще где-нибудь когда-нибудь будем посмотреть. Еще Бисмарк говорил, что для договора всегда нужны двое, наездник и осел, причем первым непременно должна быть Германия. А Петен - никогда не был бойцом, несмотря на репутацию "героя Вердена". Его кредо было, отсидеться в стороне, пока немцы, англичане, русские, друг друга бьют - себя сохранить, когда война кончится. Не отсиделся.

Первым успел в ответ прокукарекать де Голль. Что-то типа:

Соотечественники! Правительство изменников вновь пошло на сговор с врагом. Германия призывает Францию присоединиться к ней в несправедливой борьбе против свободных стран мира. Она пытается обмануть французский народ обещаниями дружбы и равноправия, угрожает жестокой расправой в случае отказа.

Не верьте им! Это акт отчаяния!

Поражение Германии неминуемо. Это абсолютно ясно как ей самой, так и ее противникам. Две лучшие немецкие армии были недавно были окружены в Советском Союзе и бесславно сложили оружие. Американские и английские войска ведут наступление в Северной Африке. Немецкий флот терпит поражение за поражением на севере.

Я, генерал Де Голль, призываю французских офицеров и солдат не сражаться на стороне врага. Французы, воюющие за Германию, предают Францию. Недалек тот день, когда Франция вновь будет свободна, но предатели-французы понесут заслуженную кару наравне с захватчиками-немцами!

Нас упомянул - и то приятно! Ответ же товарища Сталина, прочитанный по радио, был более сдержан. Иосиф Виссарионович скромно так поинтересовался, значит ли из сказанного, что Франция Виши официально объявляет войну СССР? И понимает ли Петен, что без этого все французы, служащие в гитлеровской армии, будут считаться Советским командованием за бандитов, не находящихся под защитой международного права, а значит, в плен их брать не будут? Если же война между Виши и СССР объявлена, то, по договоренности между союзниками, это автоматически означает войну со всеми державами антигитлеровской коалиции, и признание Франции враждебной стороной, с которой после войны будет поступлено соответственно. Ответа Петена пока не последовало.

Хотя какой тут может быть ответ? Если и в самом деле сюда придут "Дюнкерк", "Страстбург", "Алжир". Если английский боров их пропустит. Эх, мечта подводника, утопить вражеский линкор! А то, "Тирпиц" на К-22 записали. Так "Шарнхорст" еще где-то там прячется. А если вылезет наперехват конвоя, соблазнившись? Давно нас в море нет - вдруг фрицы обнаглеют?

Так скоро будем! Кончается наш "отдых". Работы завершены, обещанная неделя отдыха настоящего, с занятием люде по минимуму - вот юмор, с первого по седьмое января! - и выходим из дока. Затем на полигон, все проверим, торпеды новые отстреляем - и здравствуй, Полярный! Это на случай, если "Шарнхорст" все ж вылезет на перехват PQ-20, который ждем в конце января. Или еще кто на Севере появится…

Хотя даже и в эту неделю забот хватит. Зачем Котельников пришел - проконтролировать, как идет модернизация "Катюш" его дивизиона, К-2 и К-3. И привел К-22, за тем же. На лодки ставятся "Алькоры", новые гидролокаторы, сделанные уже с учетом привнесенного нами, еще полуопытные, полусерийные образцы, фактически ручной сборки - но на голову выше прежних "Драконов", как день и ночь! А также "Буси", ну про них уже говорилось, приборы управления торпедной стрельбой. И еще кое-что по мелочи, касаемо оборудования. Но, в отличие от К-2 и К-3, экипаж видяевской "Катюши" этой "Буси" пока даже не видел! Ну значит, снова мы в помощь.

Котельников кстати очень разозлился, узнав что кое-кто из подчиненных ему командиров лодок отнесся к новой технике без должного энтузиазма. Вызвал, провел накачку. На возражения - "да проще без нее, ненадежно еще, непривычно" - дал ответ, привыкайте! А что ненадежно, так зачем вас подключили, как раз чтобы вы товарищам ученым и конструкторам все указали, чтобы они могли исправить! Короче - на полигоне, лично каждого проверю!

В общем, жизнь идет по расписанию. А мы скоро уйдем в море - чтобы ни одна вражеская сво… нос из порта высунуть не посмела. Может, удастся "Шарнхорст" на переходе поймать?

А народ как-то незаметно перетекает в танцзал с елкой и музыкой. Особенно молодые. Все съели, выпили, закусили. Мне тоже, что ли, туда? Или к себе на квартиру - спать хочется уже.

–О чем задумались, Михаил Петрович - спрашивает Анечка, незаметно пристроившаяся рядом - печальный вы какой-то, будто и не праздник совсем.

–Год прошел - отвечаю - и мы все постарели. Сижу, смотрю и завидую сейчас, молодым лейтенантам.

–Повзрослели - отвечает Аня - папа у меня в Новый Год именно так говорил. Мы всегда его отмечали, с елкой. Даже когда это запрещено было, как религиозный праздник. Так мы просто тихо собирались втроем, и вместе сидели. И папа говорил - вот мы и стали на год взрослей.

Удивляюсь, затем вспоминаю, что было такое, в начале тридцатых. А вновь разрешили праздник и елку, странно слышать, в тридцать седьмом! Или в тридцать шестом, точно не помню. Но нерабочим праздником Первое Января в СССР стало лишь в конце сороковых. А про Рождество говорить стали уже в перестройку.

–А при чем тут религия? - говорю - к Рождеству этот день отношение имеет не больше, чем день зимнего солнцестояния. Просто, день этапный - когда надо взглянуть на отрезок прожитой жизни, и наметить следующую цель. Свою, личную цель, на этот период. Как же без этого?

–А если нет цели? - спрашивает Аня - вы, Михаил Петрович, в море уйдете завтра, или через неделю. А меня, дядя Саша сказал, не пустят больше на фронт. Папа у меня очень добрым был. И мама - светлой, солнечной, так про нее говорили. За что их убили, фашисты проклятые? Я себе поклялась, что в ответ сотню их убью. А сделала - пятеро в Минске, ну если двух полицаев считать, семнадцать в кафе, и тридцать два в отряде - едва половина.

–И еще двадцать один - напоминаю - или Александр Михайлович ошибся?

–Те не в счет. Может, их не насмерть. В госпитале отлежатся - и снова будут наших убивать!

–А дальше? Вот если бы довела счет до ста. После что?

–Убили бы меня - отвечает она серьезно - смеяться будете, Михаил Петрович, но я там просила, Бога или судьбу, дай мне счет свести, а после делай что хочешь!

И ведь вижу, не шутит! Решила так. Красивая, молодая, ей бы детей родить, а не свою жизнь отдавать за полсотни каких-то фрицев! И что мне с этим делать?