Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги - Сергей Александрович Высоцкий

про них. Оперативник, увидев сердитое лицо майора, смутился, не понимая, в чем дело, и тут наконец заметил, что Белянчиков без ботинок, в одних носках.

— Паркет, понимаешь, скрипел, — буркнул Белянчиков, обуваясь. — Ну вот… Хорошо хоть гвоздь не поймал.

— У вас все лицо поцарапано, — сказал оперативник. — Может, врача вызвать?

Белянчиков провел ладонью по лбу и почувствовал боль. Но кровь уже запеклась.

— Это его дружок, — майор кивнул на задержанного, — фонарь мне размолотил.

— Я и не знал, что Игореха с пушкой, — уныло сказал задержанный. Он все еще сидел на полу, с заведенными за спину руками в наручниках. Белянчиков слез с подоконника, подошел к камину. Преступники успели выворотить одну из нимф. Мраморная плита, которую вытаскивал задержанный в то время, когда в комнату ворвались Белянчиков с Котиковым, лежала расколотая на полу.

— Что ж ты плиту бросил? — спросил Юрий Евгеньевич.

— Ты бы не бросил! — проворчал задержанный. — Работаю спокойно — вдруг трах–тарарах! И гром и молния. — Он уже немного очухался после пережитого страха, и в голосе появились дерзкие нотки.

— А тебя–то как зовут? — спросил Белянчиков, разглядывая развороченный камин.

— Еременков меня зовут. Борис Николаевич.

— И зачем же тебе, Борис Николаевич, камин понадобился? — поинтересовался майор и тут заметил, что из стены, в том месте, где раньше находилась нимфа, торчит угол какого–то ящичка.

— Васильев, — позвал он стоящего рядом сотрудника. И показал глазами на торчащий ящик. — Видишь? Попробуй дерни.

Васильев наклонился перед камином, аккуратно поддернул брюки. Потом взялся за ящик рукой, пытаясь пошевелить его. Ящик не поддавался. Васильев оглянулся, ища, чем бы подковырнуть штукатурку. Белянчиков вынул из кармана перочинный ножик, протянул оперативнику. Васильев взял нож, ковырнул известку, и через несколько минут довольно большой деревянный ящик, похожий на те, в которых в старину хранили дуэльные пистолеты, стоял на табуретке.

Еременков смотрел на ящик с изумлением.

— Что там, Борис Николаевич? — спросил майор.

Задержанный не ответил. То ли он был так увлечен

созерцанием ящика, то ли отвык от того, чтобы его величали по имени–отчеству.

— Борис Николаевич! — повторил Белянчиков громче.

— А? — поднял глаза задержанный.

— Что в этом ящике?

— В первый раз вижу! — искренне ответил тот.

— Вы же за ним пришли?

— Скажешь тоже! — совсем непочтительно отозвался Еременков. — Этот… как его? Игореха! Сказал, камин в старом доме надо разобрать. Все равно дом на слом идет, чего добру пропадать. Четвертной обещал заплатить.

— Всего–то?

— Четвертной же! —со значением сказал задержанный. — Пятерку уже отслюнил. Аванс. — Он снова посмотрел на ящик. — Вот это покер! С джокером!

…Когда приехали эксперты, Коршунов снял отпечатки пальцев с камина и с неожиданной находки. Ящик вскрыли. Он был доверху набит старинными драгоценностями…

Белянчикову не хотелось терять время: он наскоро умыл расцарапанное лицо в большой ванной комнате с развороченным кафельным полом, вытерся носовым платком и попытался хоть что–нибудь выяснить у Ере–менкова о сообщнике. В глазах у того появились первые признаки осмысленности.

— Лечились? — спросил Белянчиков, глядя на его бледное, со следами отечности лицо.

— Ну а если и лечился? — с вызовом ответил Борис Николаевич. — Что ж меня теперь и за человека не считать?

— Борис Николаевич, — Белянчиков говорил спокойно. — Не горячитесь. И вы человек, и я человек. Но из–за того, что вы залезли в чужую квартиру…

— В пустой дом я залез, — буркнул Еременков.

— В пустой дом, — согласился майор. — Но с целью похитить из него камин и спрятанную в тайнике шкатулку с драгоценностями.

— Еще чего! И слыхом не слыхал о вашей шкатулке! А камин? Да этот дом завтра взорвут вместе с камином…

— Ну ладно, — сказал Белянчиков и перешел на официальный тон: — Давайте начнем все по порядку. Я имею право провести дознание…

— Ишь ты! — прокомментировал Борис Николаевич.

— Для начала хочу предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.

Официальный тон Белянчикова, юридическая терминология и упоминание об ответственности произвели на задержанного удручающее впечатление. Он весь сразу съежился и стал нервно потирать руки.

— Какая ответственность? Ты о чем? — твердил он, не в силах сосредоточиться на вопросах Белянчикова. — Игореха сказал: «Снимем камин, пока дом не взорвали. Все равно пропадет». А ты — про ответственность! Знал бы я, что у него пушка — стакана с ним не выпил.

— Камин — произведение искусства, — старался, как маленькому, втолковать майор. — Принадлежит государству. И дом никто не собирался взрывать. Его на капитальный ремонт поставили.

Но Еременков все бормотал про ответственность, потерянно блуждая взглядом по комнате.

— Вы курите? — спросил майор, пытаясь хоть как–то вернуть Бориса Николаевича к действительности.

— А?

— Курите?

— Давай закурю! —он протянул трясущуюся руку за сигаретой. «А ведь ему не больше тридцати», — подумал Белянчиков.

Затянувшись несколько раз, Еременков успокоился.

…История его знакомства с Игорехой была короткой и простой. И в своей простоте пугающей. Уволенный за пьянку из жилконторы, Еременков перебивался временной работой — грузил мебель в магазине на улице Пестеля. Вечером пропивал заработанное в пивном баре или в непосредственной близости от забегаловки, в которой торговала тетя Катя. Здесь они и познакомились. Два дня Игореха исправно угощал Бориса Николаевича портвейном. («Дорогой брал», — сказал Еременков. И в голосе у него прозвучали нотки уважения.) А на третий день новый знакомый попросил его помочь разобрать в заброшенном доме «никому не нужный камин». И посулил четвертной.

— Да если камин никому не нужный, — рассердился Белянчиков, — зачем по крышам лазать! Нашли в заборе дырку — и кончено дело!

— Так надо! —многозначительно ответил Еременков, но кому и зачем надо, сказать не мог. Ничего не знал он и о том, почему в комнате взломан паркет и отодраны плинтусы. Только часто–часто моргал, глядя на майора испуганными большими глазами.

Все, что удалось выудить у него ценного, сводилось к тому, что Игореха ездил на «Москвиче» четыреста восьмой модели и камин собирался отвезти к себе на дачу. Но где у него дача — Борис Николаевич не знал.

Самые большие мучения ждали Белянчикова на Литейном, 4, когда он попытался с помощью Еременкова составить фоторобот Игорехи. Даже известное на все Главное управление терпение Юрия Евгеньевича