Гарри Поттер и Обитель Бессмертия - akchiskosan

— Достаточно, — сказал Перси. — В этой битве Дамблдор сделал ставку не на толпу, но на людей, объединенных чем-то, что действительно будет удерживать их вместе и побудит помогать друг другу. Только такое звучание способно создать глубокие по содержанию и совершенные по форме образцы созвучия, прости, я отвлекся, служения делу, конечно.

И, как-то очень быстро свернув тему, Перси вскочил, бросив взгляд на часы, и перед выходом попросил Гарри рассказать слизеринцам все, что ему известно о Томе Реддле.

— Я сейчас распоряжусь, чтобы Малфой привел их сюда, — бросил он и скрылся за дверью.

Гарри, не успев возразить, недовольно развалился в кресле. В сознании невольно возник вопрос, успел ли Гойл уже рассказать остальным, как Поттер едва не рухнул из окна. Гриффиндорец не понимал, признаться, смысла этого задания. Нет, он, разумеется, намеревался выполнить просьбу; но заодно обдумывал, есть ли смысл позднее выразить Перси недовольство по поводу того, что Кардинал им распоряжается, не дожидаясь согласия.

Он едва кивнул, когда в комнату начали входить, озираясь, знакомые личности. Их количество превосходило его ожидания, так что Гарри удивленно вскинул бровь. Он точно знал, что Нотта и девушек не отпускали из школы.

— Ты, пожалуйста, побыстрее, — проследив его взгляд, заявил Малфой. — Надо, чтобы никто не заметил их отсутствия…

…Гарри чувствовал себя не в своей тарелке, однако не стал бы утверждать, что ему было так уж неприятно. Просто, глядя на внимающих ему слизеринцев, он представлял, что мог все эти годы быть одним из них. И, наверное, ему было бы ничуть не хуже. Вспоминая свои первые встречи с Драко Малфоем, у мадам Малкин и позднее, в поезде, когда они чуть не подрались, Гарри убеждался, что, скорее всего, легко забыл бы о них, если бы в тот вечер оказался в «Слизерине», чего так боялся. И, возможно, крестная мать в таком случае проявила бы о нем иную заботу. Однако при мысли, что Рон и Гермиона могли остаться для него совсем чужими, начинала болеть голова, и Гарри обрывал фантазии на эту тему. Впрочем, и эта боль не была такой уж тяжелой; он слишком хорошо познал разницу между болью в шраме и обычной, как теперь.

Раньше, даже за последнее время, когда они часто пересекались, Гарри мысленно обозначал их как «слизернцев»; нет, он, конечно, мог подмечать присущие им индивидуальные особенности. Но в целом на общем фоне среди них, как ему казалось, выделялся только Малфой. Теперь же он не мог не обнаружить, что слушают они очень по-разному. Нотт — недоверчиво, с опасением, словно на его глазах препарируют страшное и могущественное божество, способное в любой момент вырваться и покарать. Малфой — с видом человека, знающего, о чем идет речь; только он несколько раз обрывал Гарри, задавая вопросы, требуя уточнений с видом признанного эксперта, который может и поспорить. Забини, напротив, заглатывал информацию, чем-то напоминая добросовестным вниманием Эрни Макмиллана; в отличие от Нотта, он ощутимо жаждал, чтоб его разубедили в непобедимости врага и, пожалуй, скорее верил, чем не верил. Гойлу через некоторое время стало откровенно скучно, и он несколько раз зевнул в кулак, не забывая, впрочем, вовремя вздрагивать и морщиться, когда Гарри, увлекшись, называл Волдеморта по имени. Миллисента Булстроуд частенько мрачновато косилась на своих товарищей; то, как они воспринимают слова Гарри, казалось ей не менее интересным, чем само повествование. В остальном она не выражала никакого отношения к происходящему, как будто присутствовала на очередном уроке: просто ей надо об этом знать, и все. Что касается Крэбба, то Гарри подозревал, что тот понимает, в лучшем случае, половину из того, что услышал о маггловском детстве Темного лорда. Тем не менее, он научился напускать на себя такую солидность, словно был членом парламента, привыкшим дремать в своем кресле и при этом делать вид, что он в курсе всего.

— Поттер, пожалуй, я понимаю, почему ты не впадаешь в ужас от имени Лорда, — заявила Паркинсон, когда его рассказ подходил к концу. — Ты знаешь его человеческие слабости, всякие факты, говорящие, что в нем нет ничего особенного.

Гарри не готовился к этой встрече, поэтому с тем, чтобы изложить все по порядку, возникали сложности.

— А все думают, что мы тут отдыхаем, — с обидой в голосе произнес явно загруженный Крэбб, когда рассказ кончился.

Гарри нахмурился; он вспомнил о задании со Снейпом, которое ему в скором времени предстояло выполнить, и постарался сдержать раздражение на посторонние жалобы.

Покидая комнату, слизеринцы не переговаривались между собой; только Забини отдавал какие-то указания насчет того, как вести себя в школе и что отвечать, если их начнут расспрашивать, где они гуляли.

Гарри не провожал их. Он сидел, откинувшись в кресле, чувствуя себя неожиданно уставшим. Он и думать забыл, что в его голове столько всякого. И гриффиндорец вздрогнул, услышав совсем рядом голос, ведь он был уверен, что остался один.

— Я бы взглянул на ту штуку, которую Боунс откопала в лесу, — сказал Малфой, когда ребята ушли, а Кардинал, как оказалось, к ним вернулся; у Гарри возникло подозрение, что он вернулся некоторое время назад и стоял за дверью.

Колдография вышла очень четкой; Гарри даже передернуло, хотя он не ощутил и сотой доли тех неприятных ощущений, что сопровождала близость оригинала. А Малфой с суеверным интересом разглядывал железный прямоугольник, согнутый в середине под тупым углом, так и эдак поворачивая фото.

— Так выходит, это не замаскированная диадема Ровены Равенкло? — наконец, спросил он.

— Нет. Это железная крыша от строительного конструктора, которую Том Реддл отобрал у мальчика в приюте, — ответил Перси-Кардинал.

«Тоже трофей», — подумал Гарри, глядя, как Малфой разочарованно морщится.

Потом Перси отослал их. Малфой сразу ушел, а Гарри медленно поплелся наверх. Только теперь до него дошло, что, познакомившись с Кардиналом, он попал в двусмысленную ситуацию. Через несколько минут ему предстояло встретиться с Роном, и — у Гарри в животе все скручивалось, когда она представлял, как посмотрит в глаза лучшего друга. «Но мы не могли тебе ничего рассказать, Дамблдор взял с нас клятву не говорить», — стучали в ушах слова Гермионы, услышанные в тот день, когда он впервые прибыл на Гриммаулд Плейс, 12. Тогда от таких оправданий он, помнится, впал в ярость.

«Мерлин, ну что Дамблдор нашел в Перси? — вопрошал он. — Да уж, он изворотливый, исполнительный, умный. Ну, допустим, и храбрый тоже, но что с того, если миссис Уизли из-за него расстраивается?».

С такими мыслями спустился Гарри в гостиную, где, вопреки его надеждам побыть одному, собралось все семейство Уизли и Гермиона. Последняя, как и близнецы, сочувственно покосилась на него, а вот Джинни вздохнула, словно говоря, что хитрых, пронырливых сообщников Серого Кардинала вокруг становится, увы, все больше и больше.