Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Сьюзен Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дело не в тебе, – говорю я. – У нас задание, и ты нам нужен. – Я оглядываю остальных. – Как, по-вашему, здесь можно найти еду?
Если не считать аптечки и телекамер, у нас с собой только форма и оружие.
Половина отряда остается присматривать за Питом и следить за выступлением Сноу, если оно начнется, остальные идут на поиски еды. Больше всего пользы от Мессаллы: его дом был практически точной копией этого, и поэтому все укромные места Мессалле хорошо известны. Например, он знает, что за зеркальной панелью в спальне есть ниша и что вентиляционная решетка в коридоре легко вынимается. Поэтому, хотя кухонные шкафы пусты, мы находим более тридцати банок с консервами и несколько коробок с печеньем.
Солдаты, выросшие в Тринадцатом дистрикте, взирают на обнаруженные припасы с негодованием.
– Разве это не противозаконно – копить еду? – спрашивает Лиг Первая.
– Напротив, все умные жители Капитолия только так и делают, – отвечает Мессалла. – Люди начали делать запасы продовольствия еще до Квартальной бойни.
– Пока другие голодали.
– Точно. Именно так здесь и поступают.
– К счастью для нас, иначе мы бы остались без ужина, – замечает Гейл. – Пусть каждый возьмет себе по банке.
Кое-кому не нравится эта затея, но данный метод не хуже любого другого. У меня нет никакого желания делить все на одиннадцать человек с учетом возраста, массы тела и физической нагрузки. Я копаюсь в куче банок и уже думаю взять суп из трески, как вдруг Пит протягивает мне жестянку.
– Держи.
Я беру банку, не зная, что и ожидать. На этикетке написано «Рагу из баранины».
Я причмокиваю, вспоминая дождь, сочащийся сквозь камни, мои неуклюжие попытки флиртовать и запах моего любимого капитолийского блюда в холодном воздухе. Значит, какие-то воспоминания об этом остались и у Пита. Какими счастливыми, какими голодными мы были, когда у входа в нашу пещеру появилась корзинка для пикников. Как мы были близки!
– Спасибо. – Я открываю банку. – Здесь даже чернослив есть.
Я сгибаю крышку, превращая ее в самодельную ложку, и зачерпываю немного рагу. Теперь об арене мне напоминает и вкус.
Когда мы пускаем по кругу коробку печенья с кремом, телевизор снова начинает пищать. На экране возникает эмблема Панема; она остается там, пока играет гимн. А затем появляются изображения мертвых – так раньше показывали трибутов на арене. Сначала лица участников съемочной группы, затем Боггс, Гейл, Финник, Пит и я. Если не считать Боггса, солдат Тринадцатого дистрикта камера не показывает – либо потому, что телевизионщики их не знают, либо думают, что эти солдаты неизвестны зрителям. Затем появляется сам президент; он сидит за столом, на фоне флага, в петлице – белая роза. Видимо, в последнее время над ним еще раз поработали, ведь губы выглядят даже более пухлыми, чем обычно. И, кроме того, его стилисты явно перестарались, накладывая румяна.
Сноу поздравляет миротворцев с успешным завершением операции и благодарит за избавление страны от опасного врага по имени Сойка-пересмешница. Он пророчит, что моя смерть изменит ход войны, ведь теперь у мятежников не осталось лидера. Да и кто я, в сущности, такая? Бедная, психически неуравновешенная девочка, немного умевшая стрелять из лука. Не великий мыслитель, не стратег, а просто смазливая оборванка, которую выбрали потому, что я привлекла внимание экстравагантным поведением в ходе Игр. Однако мятежники сильно, очень сильно нуждались во мне, потому что настоящего предводителя у них нет.
Где-то в Тринадцатом дистрикте Бити нажал на кнопку: теперь на нас смотрит не президент Сноу, а президент Койн. Она представляется жителям Панема, говорит, что она – лидер повстанцев, а затем читает панегирик мне. Слава девушке, которая выжила в Шлаке и на Голодных играх, а затем превратила страну рабов в армию бойцов за свободу. «Живая или мертвая, Китнисс Эвердин остается символом восстания. Если вас охватит сомнение, вспомните Сойку-пересмешницу, и она придаст вам сил, чтобы вы смогли освободить Панем от угнетателей».
– Кто бы мог подумать, что для нее я так много значила, – говорю я. Гейл смеется. Остальные бросают на меня недоуменные взгляды.
На экране возникает мое сильно приукрашенное изображение: я, прекрасная и яростная, на фоне пламени. Никаких слов, никаких лозунгов. Теперь им нужно только мое лицо.
Бити отпускает поводья, и в эфир снова выходит Сноу – он явно с трудом держит себя в руках. У меня такое чувство, что повстанцы подключились к каналу экстренной связи, который президент считал неуязвимым, – и за это кто-то из приближенных Сноу сегодня умрет.
– Завтра утром мы извлечем тело Китнисс Эвердин из-под обломков и увидим, что Сойка – просто мертвая девушка, которая не могла спасти даже саму себя.
Эмблема Панема, гимн, конец эфира.
– Вот только вы ее не найдете, – говорит Финник, обращаясь к погасшему экрану и высказывая то, что, наверное, думаем мы все. Фора будет небольшой. Как только они разберут завал и обнаружат на одиннадцать трупов меньше запланированного, то поймут, что мы сбежали.
– По крайней мере, мы сможем немного от них оторваться, – отзываюсь я, и вдруг на меня накатывает страшная усталость. Хочется только одного – лечь на зеленый диван, стоящий неподалеку, и заснуть. Вместо этого я достаю голограф и заставляю Джексон еще раз познакомить меня с простейшими командами – которые, в общем, заключаются в наборе координат. Число капсул значительно увеличилось, а значит, мы приближаемся к стратегически важным целям. Вряд ли нам удастся идти навстречу этому созвездию мигающих точек так, чтобы нас не обнаружили. Но если мы этого не сделаем, значит, мы в ловушке, словно птицы в силке. Я решаю, что мне не стоит говорить с бойцами приказным тоном – особенно сейчас, когда мои глаза все чаще посматривают в сторону зеленого дивана. Поэтому я спрашиваю:
– Идеи есть?
– Может, будем действовать методом исключения? – спрашивает Финник. – По улице идти нельзя.
– Крыши ничем не лучше улиц, – откликается Лиг Первая.
– Возможно, мы еще можем отступить, вернуться тем же путем, каким пришли, – замечает Хоумс. – Но это значит провалить задание.
Внезапно на меня накатывает чувство вины, ведь «задание» я придумала.
– Никто не рассчитывал на то, что вы все составите мне компанию. Просто вам не повезло оказаться в одном отряде со мной.
– Ну, сделанного не воротишь, так что и обсуждать нечего, – говорит Джексон. – Ну что, сидеть здесь нельзя, идти наверх или вбок – тоже. Получается, путь один.
– Под землю, – догадывается Гейл.
Под землю. Ненавижу подземелья – шахты, тоннели и Тринадцатый дистрикт. Я с ужасом думаю о том, что могу умереть там, хотя это глупо – ведь если я умру на поверхности, меня непременно закопают в землю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});