Календарная книга - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минин ждал, как они встанут, как ждал результата контрольной, — всё уже сделано, и переписать начисто уже не дадут.
Город был рядом, и Минину было лучше многих, умиравших в ту ночь, — он знал, чем кончится дело, он знал ответ в конце задачника.
Минин прожил ещё несколько долгих часов, пока не услышал нарастающий шум. Это с востока, в темноте, шло слоновье боевое стадо.
Танки шли, поводя хоботами и перемаргиваясь фарами. Минин ещё успел почуять запах гари и двигателей, и лучше запаха не было на земле. Вдыхая в последний раз этот морозный воздух, становясь частью снега и льда близ Москвы, он почувствовал, как окончательно слился со своим городом.
10 сентября 2022
Бифуркация (День нефтяника. Первое воскресенье сентября)
Это я описал числовые поля,
Анатомию точки, строенье нуля,
И в свои я таблицы занёс
Подлеца, и пчелу, и овёс,
И явление шерсть, и явление соль…
Николай Олейников
Они закурили.
Несмотря на едкий дым сигарет, Фролов с интересом принюхивался к запахам внутри беседки. Тут пахло сырым деревом и ржавеющим металлом. Много лет этот навес использовался как склад неработающего оборудования. Кроме них, сюда забредал разве что институтский художник, в перерывах между плакатами и лозунгами, подбиравший здесь, вдали от людей, бесконечные аккорды на разбитой гитаре. Обычно он сидел как раз на этих ящиках. Если хорошо покопаться в этих уходящих уже под землю гробах, можно было обнаружить могучие изделия фирмы «Телефункен», скончавшиеся уже на чужой для них земле.
Он опёрся на перила и стал рассматривать надписи на ящиках.
— Ошибки быть не может? — спросил Бажанов.
— Ну вот глупости ты, Сережа, говоришь! Глупости! Сам же знаешь всё. Ну какие в вероятностных теориях могут быть гарантии? — ответил Фролов, не оборачиваясь. — Может быть ошибка, ещё как может. У нас группа динамического прогнозирования, а не аптека.
Да только, как ни крути, либо мы вмешиваемся в ход событий, либо плачем потом об упущенных возможностях.
По мокрой дорожке, попадая в лужи, оставшиеся после дождя, к ним кто-то приближался.
Фролову не нужно было и думать — тяжелое дыхание директора он узнавал сразу, даже через закрытую дверь. А тут, во дворе, он услышал его, ещё когда директор вышел на крыльцо. Впрочем, они звали его просто — Папа.
— Ну что, группа в сборе. — Вопросительный знак в конце потерялся.
— Почти вся, — машинально поправил Фролов.
— Знаю. Я отпустил Гринблата, — продолжил Папа. — Справимся без него. Кто доложит?
Взялся Бажанов. Фролов чувствовал в товарище эту страсть — Бажанову всё хотелось покомандовать. «Недовоевал он, что ли, — подумал Фролов лениво. — У меня вот вовсе нет этого желания».
Они ждали разговора с Папой, потому что три дня назад написали обтекаемый отчет.
Он был похож на днище британского чайного клипера, такой он был обтекаемый, но внутри него было много тревожных предсказаний. Много более тревожных, чем те, что они сформулировали в октябре шестьдесят второго.
Мир тогда стоял на краю, и всё, что содержалось в двенадцати страницах машинописи, сбылось по писаному. Фролов тогда не тешил себя надеждой, что к ним прислушались, принимая решения, но верным знаком было то, что их сразу же засекретили. У них и так-то была первая форма, но Фролов отметил про себя, что даже уборщице, что пыхтела в лаборатории, подняли степень секретности с третьей на вторую.
Но он заметил, что больше они не занимались политическими прогнозами.
После этого им ставили только экономические задачи — этим они и занимались шесть дней в неделю. Впрочем, и это, кажется, было ненадолго: одной из рекомендаций был переход на пятидневную рабочую неделю.
Гринблат как-то, хохоча, сказал, что это его посильный вклад в национальный вопрос — к пятидесятилетию Советской власти евреи перестанут работать по субботам.
Несколько раз Папа проговорился, что их материалы читает сам Главный Инженер. Он не стал уточнять — гадайте, дескать, сами. Но они догадывались, что существовали в общем русле перемен этого десятилетия.
Их держали из суеверия, как держали средневековые герцоги астрологов, — иногда принимая в расчет их слова, иногда забывая о них. Да и сейчас Фролов мог назвать пару академиков, что тормозили свои казенные «Чайки», если дорогу перебегала черная кошка.
Они знали, что весь этот нелегкий век страна меняла структуры управления, — вот задача группы и была оптимизировать эти структуры. Только что отшумела история совнархозов.
Некоторые бумаги приходили к ним на бланках уже исчезнувшего Мосгорсовнархоза — то есть Московского городского Совета народного хозяйства. Недавно произошла, как говорили, «реорганизация», а на самом деле — роспуск этих советов. Структуры исчезли точно так же, как и появились — волевым актом руководства. Придуманные лысым крикливым вождем, они ненадолго пережили его отставку.
Гринблат даже печалился по этому поводу. Он соглашался, что структуры эти были нежизнеспособны, но он построил столько моделей их поведения, что напоминал директора цирка химер, который сохранил в клетках не виданных никем уродцев. С разгона он попытался анализировать и недавнее прошлое — в котором были «Министерство вооружений» и «Военно-морское министерство», но тут его одернули. Сокращение количества министерств в начале пятидесятых годов было одним из пунктов обвинения могущественного наркома, а потом и министра в пенсне. Но вот он сгорел в печи неизвестного никому крематория (и пенсне, наверное, вместе с ним) — а штат снова раздулся.
Потом пришли иные времена, и стало понятно, что вся страна перетряхивается, как огромный ковер с тысячами вышитых рисунков. Расправляются и снова ложатся складки — государственная машина зашевелилась, сдвинулась с места.
Говорили, что этот новый курс ведет тайная группа, действия которой вовсе не были тайной. Но минул год знаменитого съезда, пятилетний план трещал по швам, вождь снова сделал доклад о переменах, и вот Гринблат уже начал плодить свои модели.
За ним подтянулась и вся группа — дело было в том, что разваливалась устойчивая пирамида власти. Нарушилась вертикаль принятия решения: от ЦК и Совмина, через министерства — на заводы.
В графических моделях Гринблата появилась географическая составляющая — совнархозы были именно географическим понятием. Совнархозы были при этом коллегиальным органами, и развитием промышленности они руководили комплексно. Им подчинялись всё: промышленные и строительные предприятия, хозяйственные учреждения, транспорт
