Дорога неровная - Евгения Изюмова

Билет на поезд она не купила — не было, зато можно было добраться в Санкт-Петербург автобусом: быстрее и дешевле. Сказано — сделано! Нагрузилась южными дарами и отправилась в путь.

Автобус пересекал одну область за другой, пока к ночи не добрался до Москвы. Рядом с ней никто не сидел — повезло, потому Александра, забравшись с ногами на сидение, смотрела в окно. В салоне сопели, храпели спящие пассажиры, а ей не спалось, ведь впервые отправилась в такой дальний путь на автобусе — почти двое суток ехать по стране. А скорее всего, не давали спать мысли, одолевавшие женщину с первой минуты поездки, ведь ехала к сестре бывшего мужа, сразу вспомнились две прежние поездки: сначала с ним и Антоном, а потом — с Антоном и Павликом. Вертелась на сидении, сворачивалась калачиком, ноги вытягивала, но сон не шел. Так вот и таращилась в окно до самой Москвы.

Ночной столицы Александра никогда не видела, потому с любопытством смотрела, как убегают назад яркие неоновые витрины различных магазинов и казино. Игровые залы зазывно подмигивали огоньками — там, видимо, жизнь кипела ключом, но улицы пустынны: три часа ночи. Долго колесили по городу, выбираясь на кольцевую автодорогу, знаменитый МКАД, выбравшись, помчались с такой скоростью, только ветер зашуршал за бортами автобуса: дорога на Санкт-Петербург, прямая как стрела, позволяла ехать быстро. Едва задремала, как почувствовала, что автобус снизил скорость и осторожно заезжает куда-то. Открыла глаза, сладко потянулась, глянула в окно и удивилась зелени и белизне стволов берёзового леса. И кафе на краю него, словно теремок — с резными наличниками, петушком на коньке, крытой железом, крыше. Деревянная веранда с пластиковыми столиками, а поодаль — родник, рядом с которым среди валунов развалился громадный металлический медведь. Кафе так и называлось — «У медведя».

Водитель объявил получасовую остановку, и пассажиры высыпали из автобуса, разбежались по своим неотложным делам. Александра умылась у родника, затем отправилась завтракать, но не на веранде, а вошла внутрь кафе, где было чисто и опрятно — белые занавески на окнах, столы деревянные, накрытые белыми скатертями. Она позавтракала быстро — такая привычка осталась у неё на всю жизнь после учебы в полиграфическом техникуме — потом решила погулять вокруг кафе. Бродила по мягкой сочной траве, гладила белоснежные стволы берёз и приговаривала шепоточком: «Подруженьки мои милые, ласковые мои лопотуньи…»

Потом опять дорога покатилась под колёса автобуса. За его окнами мелькали леса, а вдоль дороги неожиданно появлялись стоянки кавказских «коробейников» — стояли стеллажи, на которых — посуда, электротовары, какая-то бытовая мелочь.

Автобус проезжал заброшенные деревни, и прямо перед домами часто стояли стеллажи, похожие на те, что были в лесу, с таким же набором товаров. Сердце замирало от жалости от взгляда на пустые поля и заколоченные окна сельских домов, когда-то крепких, а теперь вросших в землю. Зато кемпинги — красивые, оживлённые, с ресторанами, небольшими гостиницами, и там тоже были стеллажи «коробейников». Возле них Александра так и не увидела ни одного покупателя, но кавказцы упрямо сидели на маленьких стульчиках.

А дорога, прямая, как линейка вела вперед. И привела в Колпин. Городишко показался Александре грязным, неухоженным, вероятно, потому что стал накрапывать дождь из тёмных, закрывших солнце, туч. Вскоре пересекли Чёрную речку, где установлена гранитная стела, напоминавшая о дуэли Пушкина и Дантеса. Дождь разошелся не шутку, и когда прибыли на Московский вокзал, он превратился в сплошную бесконечную водяную стену, казалось, что автобус оказался в центре водопада. Александра тут же промокла, едва вышла из автобуса: вот она, знаменитая сырая питерская погода, да ладно, если бы только сырая, а то дождь проливной!

Московский вокзал показался ей неуютным и каким-то безалаберным, грязным. Ещё больше не понравилась станция метро, потому что пришлось тащить тяжеленную сумку по лестницам, которые не были снабжены стальными дорожками для спуска сумок. Зато очень понравился Ладожский вокзал, откуда должен был отправляться поезд в Сортавалу — современный, удобный. Но в тот же день уехать не пришлось — поезд туда ходит через день. Александра купила билет, сдала вещи в камеру хранения и отправилась на прогулку, потому что погода уже наладилась, вновь светило солнце и было тепло. Она попробовала устроиться в гостиницу, но нигде не было мест, потому местом ночёвки выбрала Московский вокзал, потому что он был почти в самом центре города, надеясь, что будут места в комнате отдыха. Но увы, разочарование её постигло прямо перед входом в виде таблички «Мест нет». И ничего не оставалось, как найти удобное место в зале ожидания.

Ночь прошла в полудрёме. И едва забрезжил рассвет, Александра покинула Московский вокзал.

Утро наступило мозглое, однако теплое, парное от сильной влаги. Она вошла в метро и вышла на площади Александра Невского, ведь там — лавра Александра Невского, в которой когда-то побывала Шурка Дружникова и вот теперь хотела побывать Александра Изгомова. Навстречу спешили люди, видимо, на работу, недоумённо глядя на Александру, одетую очень легко, не по питерской погоде.

Лавра стояла тихая, ворота были ещё закрыты, и Александра отправилась в путь вокруг прочной каменной стены. Шла и вспоминала, как была здесь с подругами по «Орлёнку», и жалела, что ничего о них не знает, потому что связь сохранилась лишь с Галкой Кемеровской, с ней они мечтали о журналистике. Но Галка так и не стала журналистом, она всю жизнь проработала в детской комнате милиции, дослужившись до майорских погон. Голова занята воспоминаниями, а руки знали свое дело — без конца щелкали затвором фотоаппарата.

До главных ворот Александра не добрела, а вошла в монастырские стены через небольшой мостик, переброшенный через какой-то канал или речонку: ворота были уже открыты. Подметавший территорию бородатый мужичок показал, как пройти в Храм, и сказал, что там сейчас начнётся служба. Александра, накинув на голову платок, с трепетом вошла в Храм. Она отстояла всю службу, поставила свечи за упокой душ своих умерших родственников и за здравие живых. Вышла из Храма со спокойной душой и уверенностью, что всё в её дальнейшей жизни будет хорошо.

Прямо от Лавры Александра Невского начинался Невский проспект, и Александра отправилась в путешествие по Невскому до самой Дворцовой площади, кружась вокруг Невского по улицам, отходящим в разные стороны. Так добралась до Храма на крови на улице Канал Грибоедова, обошла вокруг Исакиевского собора, отдохнула на чугунной скамье напротив Адмиралтейства. Так что, когда пришло время ехать на Ладожский вокзал на поезд до Сортавалы, ноги её еле несли, и как легла на свое место, так словно в яму провалилась. Проснулась за двадцать минут до Сортавалы. Едва с молниеносной быстротой собралась, прибежал заспанный проводник с испуганными глазами: «Через десять минут подъезжаем!»

И вот Александра на перроне города, в котором не была лет пятнадцать. Тёмная ночь окутала вокзал, кусты и деревья, мимо неё пробегали с корзинами и рюкзаками грибники, и вскоре перрон опустел, и Александра, задумчиво обозрев окрестности, подумала: «Так… Вроде бы надо идти по дороге, потом где-то железнодорожный переезд… А там…» Так и не вспомнив дорогу к дому Тони, решила дождаться утра на вокзале, но провести ночь на незнакомом вокзале ей не пришлось, потому что из темноты вынырнул сначала лопоухий пегий спаниэль, а за ним спешила Тоня Изгомова. Обнялись, наскоро вытерли слёзы и пошли прочь.

Как ни странно, но поездка в Карелию оказалась своеобразной встречей с Тавдой — в Сортавале жила ещё и двоюродная сестра Виталия Лида Шалевская, к которой приехала в гости из Финляндии её родная сестра Нина. Та самая, в которую был в юности влюблён Виктор Копаев, но Павла Фёдоровна не разрешила им пожениться. Увидев Нину, Александра вновь поразилась, до чего же она похожа на Дусю, жену Виктора. Только судьба у Нины оказалась более счастливой, чем у Виктора, потому что не имела пристрастия к спиртному, как Дуся. Александра подумала: не мама виновата, что пути Вити и Нины не соединились в одну дорогу, то судьба их разъединила точно так же, как и ее с Виталием. Судьба похожа на книгу, на каждой странице которой обозначены встречи и расставания, и пока ребёнок не родился, она девственно пуста. И с первым криком нового гражданина планеты Земля, в ней вспыхивают, словно симпатический чернила, строки его жизненной «лоции». На «лоции» Нины были начертаны другие дороги и тропинки, там были свои пороги и перекаты, которые не были обозначены на жизненной карте Виктора, сына Павлы Федоровны.

Оказавшись в Карелии, Александра не могла не побывать на Валааме, священном для православных христиан, острове, куда можно было добраться на рейсовом теплоходе. Александра устроилась сначала в трюмном салоне, где сидеть стало жутко, когда теплоход поплыл по Ладожскому озеру — волны почти полностью заливали иллюминаторы. Вместе с ней сидели только две парочки, которые всё плавание целовались. Александре надоело смотреть на поверхность озера словно со дна его, надоело слушать шепот влюбленных, и она поднялась в верхний салон, где не было свободного места. Тогда она вышла на палубу, прошла на нос, устроилась там на бухте канатного троса, и стала смотреть вперед, вспоминая свою первую поездку на Валаам вместе с Антоном и Павликом. Вообще, посещение Сортавалы стало чередой непрерывных воспоминаний и каким-то жизненным отчетом перед своей совестью. Она бродила по острову, иногда пристраивалась к шумной экскурсии: Валаамский монастырь зарабатывал на туризме большие деньги. И пусть среди экскурсантов не все были глубоко верующие, но все покупали различные сувениры, иконки, буклеты, крестики. Когда она шла по лиственичной аллее — никогда она не видела столько красивых и высоких лиственниц вместе, ей показалось, что она словно по какому-то невидимому рубежу идет. По рубежу между прошлым и будущим. И не зря день из хмурого превратился в солнечный и теплый, видимо, угодно Богу её паломничество — иначе не назовёшь посещение Валаама. И такие дни стояли всё время, пока не пришло время Александре уезжать из Сортавалы, чтобы настроение у неё и думы были тоже светлыми и тёплыми.