Николай II. Дорога на Голгофу - Петр Валентинович Мультатули

появление этих ножей кражами царского имущества, начавшимися со стороны охраны. Однако совершенно непонятно, зачем ворам нужно было прятать эти ножи во дворе? В качестве тайника? Но ведь гораздо легче было вынести ножи с собой, тем более что это было время комиссара Авдеева, а тот, как нас пытаются уверить, смотрел сквозь пальцы на хищения, совершаемые его подчиненными. Непонятно также, почему ножей было именно 12 и что это были за ножи: кухонные, охотничьи, перочинные? В книге записей дежурств об этом не говорится ничего.

Второй раз упоминание холодного оружия появляется в «воспоминаниях» Кудрина (Медведева), причем на этот раз именно в качестве орудия, которым предполагалось убить Царскую Семью и ее окружение. Кудрин пишет о том, что рассматривались разные варианты убийства. Среди прочих: «Юровский предложил вариант зарезать всех кинжалами в постелях. Даже распределил, кому кого приканчивать»{1219}. По воспоминаниям Кудрина, ему было поручено заколоть Великую Княжну Татьяну Николаевну. Примечательно, что, по словам Кудрина, этот «кинжальный вариант» рассматривался убийцами как основной вплоть до самого последнего момента, и только когда перевалило за полночь, Юровский якобы предложил вариант с расстрелом. Из этого отрывка воспоминаний Кудрина можно сделать вывод, что холодное оружие, а именно кинжалы, были у убийц непосредственно перед осуществлением преступления. Хотя, безусловно, полностью доверять Кудрину нельзя, вполне возможно, что в этом отрывке нашли отражение реальные сведения.

В третий раз упоминание холодного оружия мы находим в показаниях и воспоминаниях участников преступления. В них речь идет о штыках, которыми закалывали жертв. Однако в этом вопросе имеется немало путаницы.

Медведев ни слова не говорит ни о винтовках, ни о штыках. Причем об этом он не обмолвился ни в разговоре со своей женой сразу же после убийства Царской Семьи, ни в ходе допроса. Впервые упоминание о винтовках и штыках появляется в показаниях Якимова, который пересказывал рассказ Клещева и Дерябина. Те говорили, что в убийстве принимали участие двое человек из Чрезвычайки, которые были вооружены винтовками с надетыми на них штыками. Описание этих винтовок и штыков в показаниях Якимова отсутствует. Сказано только, что ими были заколоты Демидова и Великая Княжна Анастасия. В разговоре с сестрой Якимов рассказывал, что Демидовой были нанесены 32 колотые раны. В «воспоминаниях Юровского» использование штыков описано с разной степенью подробности. Так, в «Записке» Юровский просто отмечает: «Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсажа». Ни что это был за штык, ни откуда он взялся, Юровский в «Записке» не сообщает. В «Рассказе» об использовании штыка сказано чуть больше: «Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову». Итак, появляется человек, который использовал штык — Ермаков, но откуда у него этот штык появился, по-прежнему непонятно. «Воспоминания» фактически повторяют «Рассказ»: «Товарищ Ермаков хотел докончить дело штыком. Но, однако, это не удалось».

В «Исповеди Белобородова» штыки не присутствуют.

В рассказе Войкова говорится, что штыками орудовали «латыши», которые закололи Демидову и Великую Княжну Анастасию, причем «лицо последней было рассечено штыком».

Первый раз описание штыка присутствует у Кабанова. «Один из товарищей, — рассказывал он, — в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки «Винчестер». Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил, и фрельна схватилась обеими руками за штык и стала кричать» (выделено нами. — П. М.).

Стрекотин разъясняет, что винтовка со штыком была у него, и Ермаков, видя, что расстрелянные никак не могут умереть, добил их этой винтовкой.

Таким образом, из этих воспоминаний мы так и не можем сделать четкого однозначного вывода: откуда в расстрельной комнате появились штыки и для какой марки огнестрельного оружия они предназначались? Не ясно также, кто пользовался этими штыками.

Но самый первый вопрос, который остается абсолютно не ясен: зачем штыки вообще оказались в комнате для расстрела? Рассмотрим две гипотетические ситуации, связанные с объяснениями убийц, что штыками (или штыком) они были вынуждены воспользоваться из-за зашитых в одежде убиваемых Великих Княжон драгоценностей.

Первая: убийцы не знали, что в одежде Великих Княжон и Императрицы имеются зашитые драгоценности. Зачем же тогда они изначально принесли в расстрельную комнату винтовки со штыками? Ведь понятно, что винтовки применить в такой обстановке невозможно, не подвергаясь риску погибнуть самим при их применении. Совершенно непонятно также, зачем было прибегать к штыкам или штыку, когда выяснилось, что по какой-то причине часть убиваемых не погибла. Использование штыка представляет собой совсем не самый быстрый способ умерщвления. Штык — это холодное оружие. А холодное оружие не приводит к такой быстроте смертельного исхода, как при правильном использовании огнестрельного оружия, например, при выстреле в голову. Убийцам было гораздо легче выпустить в голову раненым лишних две пули, которых у них было более чем в избытке, чем возиться со штыками.

Вторая ситуация: убийцы знали о драгоценностях и принесли винтовки со штыками, уже предполагая, что их придется использовать. Но такое предположение еще более абсурдно, чем первое. Если убийцы знали, что у них могут возникнуть сложности при выстрелах по корпусу тела и груди жертв, то зачем же они именно туда и стреляли? Почему сразу не нанесли выстрелы в головы, а сделали это, по словам Юровского, только после того, как неудачно попробовали применить штыки?

Ясно, что все эти доводы не выдерживают никакой критики.

Весьма интересные детали мы узнаем из осмотра места происшествия, проведенного в 1918–1919 годах следователями Сергеевым и Соколовым. Сергеев, осматривая нижний этаж дома Ипатьева, отметил, что в расстрельной комнате «на стене имеется шестнадцать углублений в толщу ее, похожие на следы проникновения пуль или на следы ударов каким-либо твердым острым орудием»{1220}.

Позже Сергеев пришел к твердому выводу, что эти следы оставлены штыками или штыком, так как он обозначил эти следы надписями «шт.», то есть «штык».

Следователь Соколов был не согласен с Сергеевым и писал: «Некоторые пулевые удары в этой стене Сергеевым были приняты, видимо, за штыковые удары <…> Ясно видимых штыковых ударов, — продолжал Соколов, — нигде в комнате убийства не усматривается, но обращает внимание в этом отношении на себя арка. На расстоянии 1–1 1/2 аршина от пола, как раз на той высоте, где вырезана обшивка, на той стороне арки, которая ближе всего к правому косяку двери из комнаты убийства в кладовую (если смотреть на эту дверь из комнаты убийства), усматриваются продолговатые в 1–2 миллиметра разрывы обоев. Получается впечатление, что по этой стороне арки как будто бы скользило острие штыка»{1221}.

В своей книге «Убийство Царской