Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Согласен. — Армстронг допил пиво. — Ещё будешь?

— Позволь мне. Бармен!

Армстронг наблюдал, как ему наливают пиво.

— Думаешь, есть связь между Джоном Чэнем и Колибри Суном? — Он помнил этого Суна, богатого судового магната с репутацией любителя орального секса, которого похитили шесть лет назад, и криво усмехнулся. — Господи, я не вспоминал о нем сто лет.

— Я тоже. Эти два дела никак не пересекаются. Мы посадили похитителей Суна в тюрягу на двадцать лет, и они сгниют там. Но кто знает, может, какая-то связь есть. — Смит пожал плечами. — Диана, должно быть, ненавидела Джона Чэня. И я уверен, что он платил ей тем же. Это общеизвестно. Та же история была и со стариной Колибри. — Он засмеялся. — Ещё одно прозвище Колибри, у профессионалов, так сказать, — Сун Сунь Нос.

Армстронг хмыкнул и потер глаза, чтобы стряхнуть усталость.

— Может, стоит встретиться с женой Джона — Барбарой? Я собирался сделать это завтра, но... Может, это что-то даст?

— Я уже договорился. А первым делом хочу съездить в Шатинь. Вдруг местные что-нибудь упустили под дождем?

— Хорошая мысль. — Армстронг с тревогой посматривал на потягивающего виски Змею. — Что у тебя на уме? — спросил он, зная, что это не просто так.

Смит взглянул ему прямо в глаза.

— Я много чего не понимаю в этом похищении. Например, почему за возвращение Джона — заметь, живого или мертвого — Великие Драконы назначили такое огромное вознаграждение?

— Вот у них и спроси.

— Я спросил. По крайней мере, спросил кое-кого, кто знаком с одним из них. — Снейк пожал плечами. — Ничего. Вообще ничего. — Он помолчал. — Придется поковыряться в прошлом Джона.

Армстронг ощутил холод глыбы, которую таил глубоко внутри.

— Думаю, что придется.

— Ты знал, что Мэри была с ним знакома? В лагере для военнопленных в тюрьме Стэнли.

— Да. — Армстронг отпил пива, не ощущая вкуса.

— Она может навести нас на мысль. Скажем, был ли Джон связан в лагере с черным рынком. — Его бледно-голубые глаза не отпускали бледно-голубых глаз Армстронга. — Может, стоит спросить?

— Я подумаю на сей счет. Да, я подумаю об этом. — Армстронг не испытывал к Змее никакой злобы. На месте Смита он тоже спросил бы. Вервольфы — это очень скверно, и первая волна ужаса уже прокатилась по китайскому сообществу. «Сколько ещё людей знает о Мэри и Джоне Чэне? — спрашивал он себя. — Или о тех сорока тысячах, которые по-прежнему прожигают дыру в моем столе, по-прежнему прожигают дыру в моем сердце». — Это было давно.

— Да.

Армстронг взялся за кружку.

— «Друзья» тебе помогают?

— Скажем так: наше братство, ведающее азартными играми, выплачивает весьма значительные вознаграждения — в благодарность, поспешу добавить. — Язвительная усмешка исчезла с лица Змеи. Шутливый тон исчез тоже. — Надо поймать Вервольфов, и очень быстро, а то они действительно испортят нам всю обедню.

52

21:15

Четырехпалый У стоял на высоком полуюте моторной джонки, которая с потушенными огнями покачивалась на зыби в месте рандеву далеко в открытом море.

— Послушай ты, мразь вервольфовская, — раздраженно шипел он, обращаясь к Рябому Цзиню. Тот лежал у ног старика на палубе, обезумев от боли, опутанный веревками и тяжелой цепью, и его била мелкая дрожь. — Я хочу знать, кто ещё есть в вашей, ети её, шайке, у кого вы взяли эту монету, половинку монеты. — Ответа не последовало. — Приведи этого блудодея в чувство!

Пун Хорошая Погода услужливо вылил на обессиленного юношу ещё одно ведро забортной воды. Это тоже не возымело эффекта, и тогда Пун склонился к нему с ножом. Рябой Цзинь тут же вскрикнул и вышел из оцепенения.

— Что, что такое, Господин? — вопил он. — Не надо больше... Что, что вам нужно?

Четырехпалый У повторил сказанное. Пун Хорошая Погода ткнул ножом, и юноша снова вскрикнул.

— Я рассказал вам все... все... — В отчаянии, ибо никогда и представить не мог, что в целом мире может быть столько боли, он, еле ворочая языком, снова стал рассказывать обо всех членах банды. Уже на все было наплевать, и он называл их настоящие имена и адреса, сказал даже о старой ама из Абердина. — Монету дал мне отец... я не знаю, где... он дал мне её, но так и не сказал, где... он взял её, кляну-у-усь... — Голос оборвался. Он снова потерял сознание.

Четырехпалый У с отвращением сплюнул.

— Нестойкая нынче молодежь!

Было темно. Из-под нависших туч то и дело налетали свирепые порывы ветра. Мощный и хорошо отрегулированный двигатель ровно урчал, чуть придавая джонке ходу, чтобы она не рыскала в стороны и меньше зарывалась носом, хотя это и неизбежно при килевой качке. Они находились в нескольких милях к юго-западу от Гонконга, чуть в стороне от морских путей. С левого борта лежали территориальные воды КНР и широкое устье реки Чжуцзян, а с правого — открытое море. Все паруса были убраны.

Старик закурил и закашлялся.

— Да падет проклятие всех богов на этих, ети их, ублюдков из триад!

— Привести его в чувство? — спросил Пун Хорошая Погода.

— Нет. Нет, этот прелюбодей рассказал все, что знает. — У потянулся мозолистыми пальцами к шее и нервно тронул половинку монеты, которую теперь носил под драной потной рубашкой, чтобы убедиться, что она на месте. В горле даже встал комок от волнения при мысли, что монета может оказаться подлинной, что, может быть, она — утраченное сокровище Филлипа Чэня. — Ты все сделал молодцом, Пун Хорошая Погода. Сегодня получишь премию. — Его взгляд устремился на юго-восток в ожидании условного сигнала. Пора бы уже... Впрочем, беспокойства У ещё не испытывал. Он непроизвольно принюхался к ветру, попробовал его, резкий и пропитанный солью, языком на вкус. Окинул взглядом небо, море и горизонт. — Скоро снова пойдет дождь, — пробормотал он.

Пун прикурил новую сигарету от окурка и затоптал его на палубе босой мозолистой ногой.

— Неужто из-за него отменят скачки в субботу? Старик пожал плечами.

— Если богам будет угодно. Думаю, завтра опять польет как из ведра. Если ветер не переменится. Если не переменится, это может быть и «дьявольский ветер», и «величайший ветер», а эти блудодеи способны расшвырять нас на все Четыре Моря. Мочиться я хотел на все величайшие ветра!

— И я бы помочился на них, если бы не скачки. Носом чую, это лошадь Банкира Квана.

— Ха! Этому паршивцу, моему сладкоречивому племяннику, конечно, не помешает, чтобы его джосс переменился! Глупец потерял свой банк!

Пун отхаркнулся и сплюнул на счастье.

— Спасибо всем богам за Прибыльного Чоя!

С тех пор как благодаря Полу Чою Четырехпалый, его капитаны и весь его народ благополучно сняли свои деньги из «Хо-Пак» и прибыли старика умножились от тайных манипуляций с акциями «Струанз», У называл его Прибыльный Чой. Из-за прибылей он простил сыну прегрешение. Но только в душе. Человек осторожный, У признался в этом лишь Пуну Хорошая Погода, своему приятелю и доверенному лицу.

— Приведи его на палубу.

— А что делать с этим блудодеем Вервольфом? — Мозолистым большим пальцем ноги Пун ткнул Цзиня. — Молодому Прибыльному не по вкусу ни он, ни вообще все это дело, хейя?

— Пришло время взрослеть. Пусть узнает, как поступают с врагами. Пусть поймет, что такое настоящие ценности, а не обреченные, смердящие, бессмысленные ценности Золотой Горы. — Старик сплюнул на палубу. — Щенок забыл, кто он и в чем его интересы.

— Но ты же сам сказал, что не посылаешь зайца против дракона. Или пескаря против акулы. Тебе ещё нужно подумать над вложением денег. И не забывай, что Прибыльный Чой вернул все, что ты потратил на него за пятнадцать лет, в двадцатикратном размере. Он — Великий Дракон на денежном рынке, а ему всего двадцать шесть. Оставь ему то, в чем он лучше всего разбирается, для своей и его пользы. Хейя?

— Сегодня ему лучше всего быть здесь. Старый моряк почесал ухо.

— Не знаю, Четырехпалый. Это решать богам. Что до меня, я оставил бы его на берегу. — Тут Пун Хорошая Погода стал всматриваться в юго-восточный горизонт. Он что-то приметил боковым зрением. — Видишь его?

Через минуту Четырехпалый покачал головой.

— Времени ещё много, время есть.

— Да. — Старый моряк оглянулся на тело, стянутое цепями, как ощипанная курица суровыми нитками. Лицо его расплылось в ухмылке. — И-и-и, но как Прибыльный Чой весь побелел — что твоя медуза, — когда этот блудодей первый раз заорал и показалась кровь. Мне пришлось испортить воздух, чтобы не засмеяться и не уронить его достоинства!

— Нестойкая нынче молодежь! — повторил У. Потом закурил новую сигарету и кивнул: — Но ты прав. После сегодняшней ночи Прибыльный останется там, где ему место, чтобы стать ещё прибыльнее. — Он бросил взгляд на Рябого Цзиня. — Он мертв?

— Нет ещё. Вот ведь грязная шлюха безродная: ударил Первого Сына Благородного Дома Чэнь лопатой, а потом вкручивал нам, хейя? А ещё отрезал Чэню ухо, свалил на отца и братьев и тоже заливал нам! А вдобавок и выкуп забрал, хотя товар им было уже не доставить! Ужас!