"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Собирается пройти вдоль арктического побережья Сибири, - Петя надел мальчику твидовую кепку, и подогнал его:

- О «Жанетте» ты мне, милый, все уши прожужжал, в Мейденхеде. Бери книгу, и пойдем, ты зеваешь.

Ник подхватил томик Жюля Верна:

- Спать хочется, дядя Петр. Мы с Жанной сегодня утром набегались, на реке. Но мы с ней еще в Париж поедем, тетя Юджиния сказала. А потом в Мон-Сен-Мартен и Амстердам, - мальчик болтал что-то. Петя, ведя его на Харли-стрит, думал:

- Нельзя, нельзя…, Ты обещал себе, что больше никогда…, И мама, что она скажет, если узнает…, -Мирьям ждала их на пороге клиники. Она обняла сына:

- Беги, милый, умывайся, пей молоко, и в постель. К обеду я тебя разбужу.

Женщина была в изящном, темного шелка платье, черные волосы падали на плечи. Мальчик ускакал наверх, а она взглянула на Петю: «Я кофе варила». В гостиной легко, едва уловимо пахло цветами. Она наливала кофе в серебряную чашку, говорила, что Моше и Мария уехали в Кентербери, что в среду они с Юджинией и детьми отправляются в Париж. Петя незаметно, следил за ее высокой, небольшой грудью.

Мирьям знала, что он приведет ребенка домой. Юджинии надо было готовить. Проводив Марию, она помылась и надела кружевное, парижское белье.

- Один раз, - сказала себе женщина, - просто, чтобы мне стало легче. Я видела, как он смотрел на меня. Мне тогда больше не понадобится кокаин. Я выгнала Макса, надо мне как-то…, - она наклонилась, чтобы прикурить от спички, и легонько коснулась пальцами его руки. От нее пахло летним, цветущим садом. Она тихо сказала, держа его ладонь:

- Петр, Петр…, Не надо себя мучить, милый, мой, не надо мучить меня…, - Петя, почти грубо притянул ее к себе, Мирьям оказалась у него на коленях, он услышал горячий, быстрый шепот: «Пойдем, пойдем, мальчик спит…, Пойдем, мой милый…»

Когда часы в ее спальне пробили шесть, Петя спохватился: «Грегори ждет». Он пошевелился. Мирьям лежала растрепанной головой у него на плече, держа его руку, не отпуская. Она, приподнялась на локте:

- Ты проводишь нас до Парижа, милый…, Остановишься в пансионе…, - ее светло-голубые глаза требовательно взглянули на Петю. Юноша подумал:

- Сбежать. Прямо сейчас, взять паспорт, деньги, и сбежать. Куда угодно, в Южную Америку, в Японию…, Но мама, Питер, Люси, Мартин,…, Я никого еще не видел. И у Грегори что-то случилось…, -он почувствовал ее влажное тепло, вдохнул запах мускуса и обреченно согласился:

- Провожу, конечно. Мне надо идти, прости. Деловое свидание. Я куплю билеты, не беспокойся.

Мирьям откинулась на сбитые подушки и прикрыла глаза. Длинные ресницы дрожали:

- Никуда он больше не уедет. Устроится инженером здесь, как Стивен, и будет при мне. В конце концов, он крестный отец Ника. У него есть обязанности по отношению к ребенку…, - она забросила красивую, тонкую руку за голову:

- Как хорошо…, Спасибо тебе, бабушка, спасибо, что дала мне силы избавиться от Макса.

Петя завязал галстук перед зеркалом и наклонился над ней: «Я тебе пришлю билеты, завтра».

- Я тебя люблю, милый, - алые губы улыбнулись.

Петя быстро сбежал по ступеням и на углу поймал кеб до ближайшей станции метрополитена. Оказавшись в вагоне, идущем на север, в Сент-Джонс-Вуд, он выдохнул:

- Скажу маме, что мне надо позаниматься в библиотеке, в Сорбонне. Она удивится. Я только что из Парижа…, - Петя напомнил себе, что завтра надо отослать рукопись статьи в редакцию журнала. Он заинтересовался аварией на железнодорожном мосту в Огайо и писал о способах предотвращения усталости металла.

- Какая-то странная картина аварии, - Петя завидел белые стены Spaniards Inn, - я бы держал пари, что взорвалась бомба. Очень похожие разрушения, - он прошел в сад, и заметил за деревянным столом Грегори. Брат сидел перед кружкой эля, мрачно смотря куда-то вперед. Петя устроился рядом и забыл об этом.

Мария и Моше добрались до Аддингтона к вечеру, сделав пересадку в Лондоне. От вокзала Виктории, куда приходили поезда из Кента, до станции Лондонский мост, они прошли пешком. На набережной Темзы Мария остановилась. Низкое солнце заливало реку золотым сиянием, над южным берегом поднимались шпили церквей. Слева, ниже по течению, она увидела серый мрамор собора святого Павла. Мария тихонько вздохнула и почувствовала рядом его крепкую, надежную руку. По дороге, в поезде, они говорили об участках в Святой Земле, о новых поселениях. Моше признался ей, что хочет, с товарищами, основать кооператив.

- Это просто, - юноша достал блокнот, - мы с ребятами из России все придумали. Земля будет общей, каждый член поселения получит свои обязанности. Мы начнем обрабатывать посевы, собирать урожай, продавать его..., Работать на ферме, в столовой, ухаживать за детьми. Они станут воспитываться все вместе.

Моше рассказал ей, что новые эмигранты, евреи из России и Польши, понятия не имели о сельском хозяйстве.

- Они в черте оседлости живут, - вздохнул юноша, - ремесленники, торговцы..., Юношам из Лондона, что со мной едут, тоже придется учиться.

- Мы об этом позаботимся, - твердо отозвалась Мария:

- Я возьму свои книги, тетради..., Буду преподавать, в поселении, - она вспомнила:

- Мы с Моше расстанемся, в Яффо. Он мне говорил, нельзя видеться, до свадьбы. Я поеду в Иерусалим..., - Мария, внезапно, испугалась. Девушка сказала себе:

- Ничего страшного. В Иерусалиме мои предки похоронены. Бабушка Дина, сестра дедушки. Тетя Марта рассказывала, что она, и муж ее, замечательные люди. Тетя Бет справилась и я справлюсь. И у меня будут коровы, овцы..., Овощи можно выращивать без теплицы, - поняла девушка.

Моше рассмеялся:

- Конечно, любовь моя. И не только овощи. Гранаты, инжир, апельсины, лимоны..., - он загибал пальцы, а Мария зачарованно его слушала: «Солнце, всегда, круглый год..., Правда, засушливо, но мы с этим будем бороться».

- Мы сюда вернемся, любовь моя, - тихо сказал Моше, глядя на Темзу, пожимая Марии руку: «Вернемся, покажем нашим детям Лондон. Твой дедушка с правнуками познакомится..., - Мария помолчала: «Это еще не скоро будет, милый». Юноша подмигнул ей:

- Твой дедушка родственник моему дедушке, и довольно близкий. А что он епископ, - юноша развел руками, - по нашим законам, он все-таки еврей.

- Не просто епископ, - было, хотела сказать Мария. Девушка прикусила язык, вспомнив о своем обещании деду.

Аддинтонгский дворец был всего в миле от станции. Моше, зайдя в сад, помялся:

- Я, наверное, лучше тебя здесь подожду..., - он указал на распятие над парадным подъездом резиденции архиепископа Кентерберийского.

- Это не как со свиньями, - весело добавил юноша, - мне в такие места, и заходить нельзя..., - Мария, невольно, положила руку на свой простой, серебряный крестик:

- А если дедушка откажет? - она усадила Моше на кованую скамейку и быстро поднялась по ступеням дворца:

- Он глава церкви, а его внучка..., - Мария огляделась. Она, сама того не ожидая, улыбнулась. Моше кормил голубей. Он, еще на ферме, сказал ей, что всегда носит в кармане зерна.

- Мой дедушка это делает, рав Судаков, - юноша покраснел, - и рав Горовиц, тоже о птицах заботился. Это заповедь, мицва, как у нас говорят. Домашних животных надо всегда первыми кормить, так положено.

Он рассказал Марии, как умер рав Горовиц.

- Весной, - Моше смотрел куда-то вдаль, - в феврале. Ему девятый десяток шел. Бабушка Авиталь, мать тети Мирьям, покойная, перед этим замуж вышла и в Амстердам уехала. Все вокруг цвело. Он сидел под гранатовым деревом, во дворе, а вокруг летали белые голуби. Он просто закрыл глаза, и все. Смерть праведника, так у нас говорят, - добавил Моше. Мария, отчего-то, подумала: «Дедушке два года до семидесяти. Он, конечно, ни на что не жалуется..., - она стояла, глядя на его рыжую голову, в твидовой кепке, на птиц, что толкались на выложенной камнем дорожке. Девушка постучала медным молотком в дверь.

Ее оставили в старой, с кожаными, вытертыми диванами приемной. Пахло в Аддингтоне знакомо. Каноник возил внучку в Йорк и в Дарем, показывая знаменитые английские соборы. Они всегда останавливались в резиденциях местных епископов. Мария вдохнула аромат старых книг, с легким привкусом табака и сырости и решительно поднялась. Дед вошел в приемную. Лицо Аарона было озабоченным. Он увидел румянец на белых щеках внучки, ее счастливую, ласковую улыбку.