Остановка на Медленном Году (сборник) - Фредерик Пол

У регистрационного стола она снова стала офицером. Жестко поговорила с клерком, безапелляционно - с метрдотелем ресторана отеля - со всеми, естественно, по-ириадескски. Затем повернулась к Сэнфорду.

- Я оставлю вас, чтобы вы смогли насладиться своей трапезой. Все расходы, конечно, за счет армии Ириадески, и потому не позволяйте им требовать с вас деньги. Никаких чаевых! Особенно чаевых, поскольку американцы всегда дают слишком много, и эти люди становятся недоброжелательными, когда им приходится обслуживать ириадесков.

- Мне бы было приятнее обедать, ели бы вы составили мне компанию, - предложил Сэнфорд. Когда она с улыбкой покачала головой, он стал несколько настойчивей: - У меня столько вопросов насчет моих обязанностей здесь…

- Например?

- Например, это дело с марсианами. Меня удивляет… Но она внезапно посуровела.

- Пожалуйста, будьте осторожны в разговорах здесь, в отеле! Вам все объяснят, мистер Сэнфорд. Теперь я должна вернуться к своим обязанностям.

Сэнфорд вздохнул, глядя ей вслед, затем позволил метрдотелю показать ему его столик.

Ресторанный зал отеля был большим, мраморным, увешанным коврами и почти пустым. Сэнфорд несколько минут растерянно и беспомощно взирал на копию меню, пытаясь прикинуть, что в перечне блюд, таких, как «дважды жареный фиатхиа с семимесячым рисом» и «коричный окунь в раковом соусе», может оказаться съедобным. Затем после перебранки с изнывавшей от безделья кучкой официантов в дальнем углу зала, он получил меню размером с газетную страницу, на английском и французском. Однако дело этим не кончилось.

Официант отрицательно покачал головой, когда Сэнфорд заказал грудку утки с мадагаскарским перечным соусом - сегодня утки нет, показал он. Также и ягнячьих отбивных в собственном соку с медом, и отварного филе ириадескской горной форели. Когда Сэнфорд, наконец, ткнул пальцем в клубный сандвич a'la Americain, официант просиял - иностранец, наконец-то, попал в точку.

У Сэнфорда хватило ума заказать к обеду чай вместо кофе. Чай подали в оловянной кружке, снаружи которой болтался ярлычок «Липтона». По крайней мере, он был хоть известного качества. Клубный сандвич вдохновлял меньше. Один из слоев был с виду чем-то вроде яичного салата с красными и коричневыми крошками непонятного происхождения. Следующим слоем было мясо на подкладке из листьев латука, но кем было это мясо, покуда еще бегало, Сэнфорд определить не мог. Но его, по крайней мере, можно было хотя бы жевать и с виду оно не было тухлым. И вообще, голод Сэнфорда оказался сильнее его опасений. Он даже начал было расслабляться -впервые за много часов. Будущее было туманным, но, в конце концов, говорил себе Сэнфорд, он выполняет важное задание в крайне экзотическом месте. Он попытался вспомнить, кто из его высокопоставленных знакомых когда-нибудь упоминал, что бывал в Ириадеске и не мог вспомнить. Если бы он взял с собой камеру! Стоило бы сделать это, чтобы как-нибудь при случае сказать: «О, послушайте, я тут сделал слайды - храмы, Будды, слоны…» Он действительно видел все это, хотя и мельком, в окно автомобиля. Может, если бы все с самого начала пошло хорошо, то у него нашлось бы время поснимать. Время, чтобы выбрать ракурс получше для съемки этих смешных идолов в цилиндрах времен Эйба Линкольна - если бы идолы были тем, чем они были, а не просто украшениями - и время выбраться за город, чтобы снять слонов за работой… может, с ним бы поехала полковник Эмили…

Он заметил, что у него появилась компания. В обеденный зал вошли два монаха в шафранно-желтых одеяниях. Один молодой, поджарый, другой постарше, невероятно жирный. Оба несли перед собой чаши для подаяния. Шестеро немедленно материализовавшихся официантов поклонились им и взяли их чаши, провели их к столу Сэнфорда и забегали, ставя на стол бокалы, кувшины с ледяной водой - принесли даже вазу с орхидеями. Монахи сели без приглашения. Жирный старый монах лучезарно улыбнулся Сэнфорду и молодой тощий сказал на прекрасном английском:

- Это Ам Саттарутхата. Он желает вам доброго утра.

- И вам доброго утра, - неуверенно сказал Сэнфорд. Может, им надо было дать денег? Или это будет страшной, непростительной ошибкой? И принадлежат ли они к той категории людей, которых упоминала полковник Эмили, говоря о «чаевых»?

Молодой монах продолжал, ритуально складывая соприкасающиеся подушечками пальцев руки, когда называл имя:

- Ам Саттарутхата очень мудрый и святой человек, имеющий очень, очень много преданных последователей. Он также с обеих сторон является братом генерала Пхенобумгарата. Более того, Ам Саттарутхата, - подушечки пальцев прижались друг к другу, - желает, чтобы я уведомил вас, что он вовсе не питает предубеждений против американцев.

Довольное хрюканье Ама Саттарутхатты избавило Сэнфорда от ответа на эти слова. Официанты вернулись, неся наполненные чаши для подаяния. На самом деле, «наполненная» можно было сказать только о чаше жирного монаха. В чаше младшего лежало только немного чечевицы, чуть-чуть риса - можно сказать, несколько зерен - и тонкая полоска чего-то, что можно было бы назвать сушеной рыбой. Чаша Ама Саттарутхаты, с другой стороны, была прямо симфонией. Хрустящие стебли сельдерея, нарезанные ломтиками, морковь и другие сырые овощи, со вкусом уложенные вокруг канапе, искусно сооруженных из паштета и маленьких ярко-розовых креветок, сверху украшенных розетками из сыра, красных перчиков, и чего-то еще, очень похожего на икру. Ам Саттарутхата хрюкнул молодому монаху, чтобы тот продолжал, пока он будет есть.

- Именно Ам Саттарутхата, - сказал молодой монах, решительно не глядя в чашу своего наставника, - выбрал вашу фирму для того, чтобы помочь нам в сложившейся у нас здесь, в Пнике ситуации с общественной информацией, мистер Сэнфорд. Он был весьма разочарован в неудаче, постигшей ваших предшественников, оказавшихся неспособными понять безотлагательность дела.

- Нет, минуточку, - вскричал внезапно встревожившийся Сэнфорд. - Что за безотлагательность? Какие еще предшественники? Мне никто не говорил, что здесь был кто-то еще из общественной информации!

Молодой монах казался обеспокоенным. Он умоляюще повернулся к Аму Саттарутхате. Он так сильно стиснул кончики пальцев, что Сэнфорд увидел, как темная кожа вокруг ногтей побелела. Он что-то настойчиво зашептал по-ириадескски. Ам Саттарутхата выслушал его, затем пожал плечами. Как только молодой монах снова обратился к Сэнфорду, Ам Саттарутхата небрежно бросил взгляд через плечо. Этого было достаточно. Они тотчас же забрали его пустую чашу и через несколько секунд вернули ее - чистую, без единого пятнышка - вместе с бутылкой вина. Сэнфорд едва успел прочесть на этикетке «Mouton Rotshield», как один из официантов быстро вынул ее из чаши, откупорил корковую пробку, другой в это время поставил перед монахом хрустальный бокал на длинной ножке, а оставшийся унес пустую чашу.