Чтобы люди помнили - Федор Раззаков

Между тем летом 1964 года круто изменилась личная жизнь Евстигнеева: он расстался с женой. Причём инициатива этого разрыва исходила от неё. Что же произошло тогда? Рассказывает Г. Волчек:

«Когда мы разошлись, многие не понимали, зачем и почему это произошло, уговаривали меня и Женю отказаться от подобного решения. Но это случилось. Женя вёл себя достаточно тактично, чтобы сохранить наши отношения. Но я сама их разорвала. Собрала его вещи, еду, позвала в наш гостиничный номер („Современник“ был тогда на гастролях в Саратове) женщину, с которой, как мне казалось, Женя встречался, и сказала: „Теперь вам не придётся никого обманывать“. Только через двадцать пять лет он проговорился однажды, что я не должна была так поступать».

Стоит отметить, что, в отличие от Евстигнеева, Волчек в повторном браке связала свою жизнь с человеком, далёким от мира искусства — с профессором строительного института Марком Абелевым. А новой его избранницей стала молодая актриса того же «Современника» Лилия Журкина. Первое время они ютились по разным углам (например, снимали комнатку у своих друзей В. Сошальского и А. Покровской в Марьиной Роще), затем, в конце 60-х, получили квартиру на Сиреневом бульваре. В 1968 году у них родилась дочь Маша. Её крёстным стал всё тот же Сошальский. Вот его рассказ об этом событии:

«Женя позвонил мне рано утром и сказал: „Дорогой, я всё понимаю, в девять часов утра мы пойдём в цирк (я не разобрал слово "церковь"), так надо чёрный костюм, ведь у тебя есть, так что давай, чтоб всё было "интеллигантиссимо"“. Я подумал, что мы идём на какой-то утренний просмотр к Юре Никулину, но меня смутило то, что надо надеть чёрный костюм с утра, и то, что я должен ехать к Жене домой, когда он живёт совсем в другой стороне от цирка, рядом с которым живу я. Об этом я ему и сказал. Женя стал дико хохотать в трубку: „Дурачок, не в цирк, а в церковь“… Я, конечно, надел чёрный костюм и поехал крестить Машу. Сам Женя в церковь не вошёл, а сказал, что он коммунист, что ему лучше не мелькать, что пока я здесь буду крестить его дочь, он обязан съездить на партсобрание…»

А вот рассказ С. Зельцера:

«В доме шумно, дымно и очень интересно. С Лилией Дмитриевной — женой Евгения Александровича — всегда легко и просто. Красивая, кокетливая и подкупающе бескорыстная, готовая отдать всё, что ни попросишь. Рассказывает втихаря, чтобы Женя не слышал: „Сегодня звонит в дверь такой весь из себя: высокий, стройный, элегантный. Говорит: "Простите, Лилия Дмитриевна, я ваш сосед, въезжаю в квартиру на третьем этаже, вот незадача: привёз мебель, а жена на работе, не могу рассчитаться с грузчиками — денег с собой нет. Не ссудите ли до вечера ста рублями, а вечерком прошу вас, не откажите с Евгением Александровичем, пожалуйте к нам, чайку попьём, побеседуем…" Отдала… Вот так… А там, на третьем этаже, такие не живут…“»

В конце 60-х годов творческая жизнь Евстигнеева была насыщена до предела. В период с 1967-го по 1970 год в театре у него появилось шесть новых ролей (от Александра II в «Народовольцах» до Луначарского в «Большевиках»). В кино ролей было ещё больше: семнадцать. Назову самые известные из них: «Золотой телёнок» (Корейко), «Зигзаг удачи» (Иван Степанович, оба — 1968), «Странные люди» (брат), «Чайковский» (Герман Ларош, оба — 1969), «Бег» (Корзухин), «Старики-разбойники» (Воробьёв, все — 1970).

О съёмках в этих картинах осталось много различных воспоминаний. Я приведу лишь те, что относятся к фильмам «Зигзаг удачи», «Золотой телёнок», «Старики-разбойники» и «Бег».

В. Талызина:

«Был первый день съёмок „Зигзага…“. Должен был прийти Евстигнеев, уже известный актёр. Я нервничала, робела, ведь партнёр — это всё… Наконец приходит Женя. Рязанов нас знакомит. И вот тут, не знаю, почувствовал он моё волнение или не почувствовал, но, протягивая мне руку, он тихонько, как-то по-свойски сказал: „Слушай, я купил тут четвертинку, посидим потом“. Я радостно с восторгом закивала, и весь первый съёмочный день ждала этого момента…

Через день к нам присоединился Бурков, и мы не расставались уже до окончания картины. Мы так сильно сдружились, что вся съёмочная группа называла нас: „Полупанов, Фирсов и Харламов“ — по аналогии с неразлучными хоккеистами… Мы принимали каждый день свою дозу и прекрасно снимались до конца смены. На следующий день всё повторялось…

Однажды на площадку в ярости приехал Рязанов и собрал всю группу вокруг автобуса. Он начал тихо и зловеще: „Значит, так, я никогда не думал, что вы так плохо ко мне относитесь. И я не потерплю к себе хамского отношения. Я вам всем в театры напишу телеги, чтоб там знали, как вы себя ведёте. Я уверен, что в театре вы бы себе не позволили того, что позволяете в моей картине. Это надо не иметь совести, не иметь порядочности, я не ожидал от вас, это просто ужас! Женя, мне пришлось выбрать пьяный дубль. Это стыдно, Женя! А ты, Талызина, вообще монстр!“ — и ушёл. В группе повисло молчание…

Мы разбрелись молча одеваться, гримироваться, опять эти полторы смены, опять так же холодно. Всё идёт нормально, приближаются пять часов. Я подхожу к Буркову и Евстигнееву и говорю: „Ну, что?“ Они молчат. Я говорю: „Ну так как же?“ И Бурков, пряча глаза, отвечает: „Ну, ты действительно, Валька, выпьешь на копейку, а показываешь на рубль“. Я говорю: „Так вы что, не дадите мне, что ли? Вы меня что, выкидываете?“ И Евстигнеев сказал: „Да налей ты ей“. Мы быстро приняли, и снова стало хорошо. Не помню, о чём мы говорили, но говорили много и долго. Жора философствовал. Женя что-то показывал, а я от восторга хохотала и была счастлива».

С. Юрский:

«Я замечал у Жени такую привычку: свободная минута-две во время репетиции или съёмки — раз! — он уже растянулся в углу… на ящиках, на досках, на чём попало. Если работа в павильоне на несколько дней, заранее просит реквизиторов раскладушку в углу поставить… просто так, на всякий случай пусть стоит…

На „Золотом телёнке“ недели две мы жили в одной комнате гостиницы. Дело было в Небит-Даге. Середина Каракумов. Середина шестидесятых. У нас было по верблюду. Постепенно мы научились объясняться и управляться с ними. Бендер и Корейко ехали на верблюдах по пустыне. Укачивало с непривычки. Женя умудрялся иногда подремать и на высоте трёх метров при всесторонней качке».

Э. Рязанов:

«Евстигнеев приезжал на съёмку „Стариков“ усталым. Он много играл в театре, репетировал, снимался. В перерывах между съёмками актёры вели себя по-разному, например, Бурков шутил, „травил“ смешные байки, Никулин рассказывал анекдоты, а Евстигнеев находил где-нибудь укромное место и спал… Он мог спать где угодно и на чём угодно — такой он был всегда усталый. Я его жалел и не будил, пока готовился кадр».