Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

— Идите сюда, ко мне! — крикнул Арсеньев.

Действительно, несколькими шагами дальше, в неглубокой впадине, град чувствовался меньше. Все громче шумела вода, стекая по канавкам на склонах. В луче фонарика, повешенного астрономом себе на грудь, все вокруг блестело мутным блеском раздробленного льда.

Склон защищал нас сверху, но я чувствовал, как по ногам сотнями мелких иголок ударяют осколки градин, разбивавшихся о камни.

В непрестанный шум урагана все время врывался протяжный грохот. Молнии озаряли неистово клубящийся туман, потоки дождя и облитые водой скалы. С трудом удалось нам притащить и установить в нише несколько плоских камней. Мы уселись на них под бичующими ударами воды, заливавшей стекла шлемов, и, съежившись, прижались друг к другу.

Ночь тянулась, проходил час за часом, а буря все не унималась. Град прекратился, зато в полосе света запорхали, кружась, снежные хлопья. Мы сидели неподвижно: по спокойному дыханию товарищей я понял, что они уснули. Я чувствовал сильную усталость, но заснуть не мог, хотя и понимал, что необходимо набраться сил для дальнейшего пути, сжимал веки, стараясь не вслушиваться в шум и вой бури, но под покровом темноты в памяти все время проносилась картина за картиной. То на нас круто надвигался берег, залитый черной трепещущей массой, то валил дым из пылающего вертолета, то снова возникала в свете фонарей таинственная пещера. Иногда я видел горный пейзаж с обрывистыми зубцами вершин и полными тумана долинами, а высоко в зеленом, как толстое стекло, небе пылало огромное солнце. Мышцы дрожали от усталости, от скалы тянуло пронзительным холодом, но я не включал электрического обогревателя, так как нужно было беречь батарею, питавшую радиоаппарат. Мне не удавалось уснуть, и, прислушиваясь к глубокому дыханию товарищей, я старался обдумать последние события. Действительно ли катастрофа была случайной? А может быть, вокруг существуют непонятные силы, которые подстерегают нас, в то время как мы думаем, что никто не стесняет нас в наших действиях? Мне не удалось объяснить и соединить воедино все случившееся с нами. Если обитателями планеты были металлические создания, то что означала река черной протоплазмы? А пещера? Не была ли она неким необычным кладбищем? А как образовался огромный кратер, и почему подземная труба разорвана надвое?

Сам не знаю, когда я погрузился в тяжелый, глубокий сон. Проснулся я совсем окоченевший. Часы показывали шесть. На Земле в наших краях был бы уже день, но здесь царил мрак, такой глубокий, что я не мог даже различить, где кончается металлическая каска и начинается окошко в шлеме. Бледный, днем едва видимый, экран радароскопа наполнял внутренность шлема зеленоватым, фосфорическим свечением. Вой ветра ослабел, дождя не было слышно. Я осторожно вылез, стараясь не потревожить спящих товарищей. Комбинезон покрылся тонкой пленкой льда, при малейшем движении трескавшейся, как стекло. На минуту я зажег фонарик и увидел неподвижные, скорчившиеся у скалы фигуры. Медленно плыл редкий туман, подгоняемый холодным ветром.

Я начал усиленно делать гимнастику, хлопать руками по плечам и бедрам. Это вначале разбудило только Солтыка, но вскоре проснулись и остальные, жалуясь на холод.

Мы тотчас же двинулись в путь. На равнине дул порывистый ветер. Его пронизывающий холод чувствовался сквозь все изолирующие слои скафандров. Под ногами трещал тонкий лед, которым были затянуты лужи, иногда почва становилась вязкой, и ноги погружались в мягкий ил. Обернувшись и осветив фонарем тащившихся за мной спутников, я увидел затуманенные стекла шлемов, а за стеклами — лихорадочно блестящие глаза и обросшие за два дня лица. Глядя на них, я ясно представил себе, как выгляжу сам.

Еще в начале сумерек у края ущелья мы услышали радиосигналы ракеты. Потом электрическая буря заглушила их, и только теперь они снова послышались в наушниках. Поэтому мы смело продвигались вперед в густом мраке, не боясь заблудиться. Ряды невысоких холмов один за другим оставались позади. Райнер шел вслед за Арсеньевым, сгорбившись и словно став на голову ниже. Он уже давно едва переставлял ноги, а теперь вдруг сел. Астроном повернулся к нему и сказал, как маленькому ребенку:

— Ну, Генрих, вставай!

Тот не ответил. Он полулежал, тяжело дыша. Я подошел, чтобы помочь, но Арсеньев жестом остановил меня:

— Нет, он сам.

И химик, упираясь руками в камни, поднялся; выпрямлялся он очень медленно, словно поднимая огромную тяжесть, но все же в конце концов двинулся за нами.

Дальнейший наш путь я помню очень смутно. У меня создалось впечатление, будто мой мозг окаменел; я, вероятно, дремал на ходу, то и дело просыпаясь. Давление в кислородных баллонах упало до тридцати атмосфер, но нужно было идти, идти, не останавливаясь, чтобы добраться до «Космократора», пока не опустели баллоны. Мы шли, собрав последние силы. У меня появилось какое-то непонятное ошущение, будто за нами кто-то крадется. Удивительнее всего то, что оно передалось и остальным; Райнер, который шел последним, несколько раз падал из-за того, что все время оглядывался. Мы поочередно шли впереди, так как вглядываться в темноту было очень утомительно.

Однажды, идя первым, я увидел высоко в тучах туманный белый столб. Местность повышалась. Каменистая почва переходила в шершавые плиты. Белый столб медленно двигался среди облаков. Сначала мне пришло в голову, что это очередное непонятное явление, но возглас астронома вывел меня из заблуждения. Под сапогами заскрежетали каменные глыбы; еще несколько сотен шагов — и мы очутились на перевале. Далеко внизу светлело море тумана, а из его глубины бил в небо белый светящийся столб. Это был прожектор ракеты.

Опыт

Лао Цзу поддерживал связь с вертолетом до той минуты, пока Мертвый Лес не преградил путь радиоволнам. Целый день все были заняты исследованием дна озера. Когда прошел срок нашего возвращения, Осватич вылетел на самолете и, отыскав акустический след, бросился искать нас. Самолет не мог лететь так низко и медленно, как вертолет. Поэтому Осватич то и дело терял след и часа два нырял в тучах, пока не очутился над кратером. Он упорно пытался ввести машину в глубь пропасти, и все это чуть не кончилось катастрофой, так как предательские воздушные течения повлекли его вниз. Потом он кружил в тучах, все время вызывая нас по радио, но и это не дало результатов. Тогда он сбросил у кратера баллоны с провизией и полетел обратно: в баках у него осталось так мало горючего, что ему едва удалось долететь до озера. Беспокойство товарищей все возрастало. Они совещались, не поднять ли в воздух «Космократор», хотя разработанным перед нашим полетом планом это не было предусмотрено. Тем временем надвигались сумерки, ожидалась буря, и надо было закрепить ракету. Ее нос привязали к береговым скалам стальными канатами. Ураган налетел внезапно. Воздушные массы, скопившиеся в узком ущелье, врывались в котловину со скоростью больше трехсот километров в час. «Космократор», швыряемый бурными волнами, яростно дергал канаты. Чтобы противостоять необыкновенно сильному давлению воды и воздуха, Осватич запустил двигатель и пытался держать ракету носом против ветра. Вдруг один из канатов лопнул, и «Космократор» начало сносить к берегу. Казалось, что единственный выход — улететь с озера, но товарищи этого делать не хотели, так как думали, что мы, по всей вероятности, находимся поблизости и что вернуться на ракету нам помешал ураган.