Ярость - Уилбур Смит

– Да. Это точно он, – повторила Изабелла. – Я никогда не забуду эти глаза.

Ван Вурен сверился с отдельным досье.

– Снимок сделан два года назад агентом ЦРУ в Восточном Берлине. Хитрая бестия, это наш единственный его снимок. Зовут Джо Цицеро. Он генеральный секретарь Африканской коммунистической партии и полковник русского КГБ. Возглавлял военное крыло запрещенного АНК, так называемое «Umkhonto we Sizwe» .– Ван Вурен улыбнулся. – Итак, моя дорогая, приплыла крупная рыба. Теперь надо попытаться опознать его спутника. Это будет не так легко.

Опознание заняло почти два часа. Изабелла медленно перелистывала страницы альбомов. Когда закончилась одна стопка, помощник ван Вурена принес другую, и она начала все сначала. Ван Вурен терпеливо сидел рядом, посылал за кофе и подбадривал ее улыбкой или словом, когда она уставала.

– Да. – Изабелла наконец выпрямилась. – Вот он.

– Вы держались удивительно. Спасибо.

Ван Вурен потянулся к досье и открыл страницу с curriculum vitae [109]человека на фотографии.

– Рейли Табака, – прочел он. – Секретарь отделения ПАК на Ваале и член «Поко». Организатор нападения на отделение полиции в Шарпвилле. Исчез три года назад до того, как его смогли задержать. С тех пор, по слухам, проходил обучение в тренировочных лагерях в Марокко и Восточной Германии. Считается подготовленным и опасным террористом. Две крупные рыбы за раз. Теперь надо только узнать, что они задумали!

Тара Кортни долго ждала после того, как народ разошелся. Последние гости вышли на улицу, и Майкл поцеловал ее на прощание и пошел ловить запоздалое такси на Кромвель-роуд.

С первой встречи Тары с Джо Цицеро он всегда ассоциировался с опасностью, страданием и потерями. Его всегда окружала аура тайны и равнодушного зла. Он приводил Тару в ужас. Пришедшего с ним этим вечером человека она видела впервые. Джо Цицеро представил его только как Рейли, но сердце Тары сразу устремилось к нему. Он намного моложе, но так похож на ее Мозеса. То же горение страсти, то же гипнотическое воздействие, то же темное величие силы и власти.

Они вернулись в третьем часу ночи. Тара впустила их и провела в собственную спальню в задней части отеля.

– Следующие две или три недели Рейли проживет у вас. Потом вернется в Южную Африку. Вы предоставите ему все, в чем он нуждается, в особенности информацию.

– Да, товарищ, – прошептала Тара. Хотя она была зарегистрирована как владелица отеля и лицензия была выписана на нее, деньги на его покупку предоставил Джо Цицеро, и она получала приказы непосредственно от него.

– Рейли племянник Мозеса Гамы, – сказал Джо, внимательно глядя на нее непроницаемыми черными глазами. Она повернулась к молодому человеку.

– Рейли, я не знала. Мы словно члены одной семьи. Мозес отец моего сына Бенджамина.

– Да, – ответил Рейли. – Я знаю. Именно поэтому я могу рассказать о цели своей поездки в Южную Африку. Ваша преданность доказана и не вызывает сомнений. Я возвращаюсь в Африку, чтобы освободить из тюрьмы фашистского расиста Фервурда вашего мужа и моего дядю Мозеса Гаму. Он поведет свой народ к демократической революции.

С пониманием пришла радость. Тара обняла Рейли Табаку и заплакала от счастья.

– Я отдам ради успеха все, – прошептала она сквозь слезы. – Даже свою жизнь.

В пятницу утром у Якобуса Стандера было всего два занятия, и последнее заканчивалось в 11:30. Сразу вслед за этим он покинул территорию университета Витватерсранда и сел в автобус до Хиллброу. Всего пятнадцать минут езды – и в самом начале первого он уже добрался до своей квартиры.

Чемоданчик по-прежнему стоял на низком кофейном столике, где он оставил его накануне вечером, закончив с ним работать. Дешевый коричневый чемоданчик из искусственной кожи со впрессованным металлическим замком.

Якобус стоял и смотрел на него светлыми глазами цвета топаза. Если не считать этих глаз, он был ничем не примечательным молодым человеком. Высокий, но худой, серые фланелевые брюки болтаются в поясе. Длинные волосы в хлопьях перхоти падают сзади на воротник, локти мешковатого пиджака из коричневого вельвета залатаны кожей. Он не носит галстук, а высокий ворот свитера подвернут. Такова неряшливая униформа левого интеллектуала, усвоенная даже на факультете социологии, где преподает Якобус.

Не снимая пиджака, он сел на узкую кровать, продолжая смотреть на чемоданчик.

«Я остался один, – думал он. – Все теперь на мне. Взяли Баруха, и Рэнди, и Берни – я остался один».

Даже в лучшие времена их никогда не набиралось и пятидесяти. Небольшая группа истинных патриотов, защитников пролетариата, почти все белые и молодые, молодые либералы, студенты или преподаватели, сторонники радикальной политической линии в англоговорящих университетах Кейптауна и Витватерсранда. Кобус был единственным африкандером в их рядах.

Вначале они называли себя Национальным комитетом освобождения и действовали более тонко, чем «Umkhonto we Sizwe» или группа «Ривония». Они использовали динамит и часовые механизмы и часто добивались успеха. Они уничтожали электрические подстанции и железнодорожные системы переключения, даже дамбы водохранилищ и в ликовании тех первых дней переименовали себя в «Движение африканского сопротивления».

В конечном счете их погубило то же, что Манделу и его группу «Ривония»: несоблюдение правил безопасности, неспособность тех, кого арестовывали, выдерживать допросы.

Якобус остался последним из них, но он знал, что его часы на свободе сочтены. Два дня назад полиция безопасности взяла Берни, и сейчас он уже заговорил. Берни не герой, он из другого теста – маленький нервный человек, слишком слабохарактерный для такого дела. Якобус возражал против его приема, но сейчас уже поздно. Бюро государственной безопасности взяло Берни, а Берни известно его имя. Остается чересчур мало времени… но он продолжал тянуть. Посмотрел на часы. Почти час дня. Мать уже дома, готовит отцу обед. Он поднял трубку.

Сара Стандер стояла у печи. Она чувствовала себя усталой и удрученной, но в последнее время она всегда так себя чувствует. Зазвонил телефон; она отвернулась от горячей плиты и, вытирая руки передником, пошла в кабинет мужа.

Стены кабинета завешаны полками с пыльными юридическими книгами; когда-то эти книги обещали ей надежду, были символом успехов и достижений, но сейчас казались кандалами, приковывающими их с Рольфом к бедности и посредственности.

Она подняла трубку.