Восходящая тень - Роберт Джордан

Самому Мэту этот рассказ казался довольно скучным — получалось, будто он просто спустился туда, подождал Ранда и вернулся. Но Натаэль знай выпытывал и выпытывал. Этим он напоминал Тома — тот тоже, бывало, не успокоится, пока не вызнает все, что ему нужно.

— Так вот чем ты занимаешься!

Мэт подскочил от неожиданности. В голосе Кейлли слышалась скрытая под медоточивыми нотками суровость. Эта женщина определенно его раздражала, а сейчас вид у нее был такой, словно она готова печенку у Мэта выгрызть, да и у менестреля заодно.

Натаэль поднялся с места:

— Этот молодой человек рассказывал мне удивительные вещи о Руидине. Ты и представить себе не можешь…

— Мы здесь не ради Руидина! — резко оборвала она.

— Да говорю же тебе…

— Нечего мне говорить…

— А ты мне рот не затыкай…

Не обращая внимания на Мэта, они зашагали вдоль линии повозок, продолжая спорить и яростно жестикулируя. Впрочем, прежде чем Натаэль поднялся в фургон, он, похоже, сдался. Менестрель больше не размахивал руками, и вид у него был удрученный.

Мэт поежился. Как можно оставаться наедине с такой женщиной? Все одно что с медведем, у которого вдобавок и зуб болит. То ли дело Изендре. Такое лицо, губки, а уж походка… Вот бы оторвать ее от Кадира. Уж ей бы Мэт рассказал увлекательную историю о бесстрашном юном герое Мэтриме Коутоне, крошившем возникавших из пыли чудищ ростом, скажем… футов в десять. Уж ей-то он выложил бы, а то и присочинил самые интересные подробности. Неужто юный герой не стоит старого торговца? Пожалуй, здесь есть о чем поразмыслить.

Солнце соскользнуло за горизонт, и между палатками растеклись желтые лужицы света — крохотные костерки, сложенные из колючих веток. Лагерь наполнился дразнящими запахами — жарили козлятину с сушеными перцами. Ночи в Пустыне были на удивление холодны, будто солнце, покидая небосвод, забирало с собой все тепло. Мэт никак не думал, что ему придется пожалеть об оставленном в Твердыне добротном плаще. Может, что-нибудь подобное найдется у этих торговцев? Или, на худой конец, Натаэль согласится сыграть в кости на свой.

Ужинал Мэт возле костра Руарка, вместе с Гейрном и Рандом. И, само собой, с Авиендой. Натаэль, Кейлли и Изендре сидели там же, сгрудившись вокруг крючконосого торговца. Скорее всего, подумал Мэт, отбить ее у этого купчины будет труднее, чем представлялось. А может, и легче. Хоть она и виснет на этом малом, но смотрит только на Ранда, да так, будто уже прибрала его к рукам. Но ни сам Ранд, ни Кадир, казалось, этого не замечали. Торговец тоже почти не сводил глаз с Ранда, так же как и приметившая томный взгляд Изендре Авиенда.

Когда с жареной козлятиной и какой-то желтоватой, довольно острой на вкус кашей было покончено, Руарк и Гейрн достали коротенькие трубки, и вождь попросил Натаэля исполнить песню.

Менестрель заморгал, будто не ожидал ничего подобного:

— Песню?.. Ну конечно… Само собой. Сейчас, я только принесу арфу. — Он торопливо зашагал к фургону Кейлли. Плащ развевался на холодном ветру.

Да, этот малый действительно мало походил на Тома Меррилина. Тот постоянно таскал с собой арфу или флейту, а чаще всего и то и другое сразу. Мэт примял табачок и уже благодушно попыхивал оправленной в серебро трубкой, когда менестрель встал в достойную короля позу — так обычно поступал и Том Меррилин — и, ударив по струнам, запел:

Ветры как мягкие пальцы весны,Ласковый дождь словно слезы небес.Годы, что тихой идут чередой,Не предвещают смятенья и бурь,Вихрей бушующих, грозной беды,Ливня стального и грохота боя,Войны, разрывающей сердце любое.

Это был зачин древней песни «Мидинский брод», повествующей о Манетерене и битве, случившейся незадолго до начала Троллоковых Войн. Непонятно, почему Натаэль выбрал именно эту песню, но исполнил он ее мастерски. Звучный напев привлек к костру целую толпу айильцев. Злокозненный Аэдомон повел Сафери на ничего не подозревавший Манетерен, предавая все на своем пути огню и нещадному разграблению. Люди, объятые страхом, бежали от его войска, пока король Буйрин, собрав манетеренских храбрецов, не встретил Сафери у Мидинского брода. Три дня продолжалась неравная битва, и хотя силы были неравны, стойко держались манетеренцы. Воды окрасились кровью, тучи стервятников закрыли небо. Но таяли ряды манетеренских героев, и на третий день, когда надежды почти не осталось, Буйрин со своими воинами бросился в отчаянную атаку и глубоко вклинился в строй Аэдомоновой рати, стараясь повергнуть самого Аэдомона и тем переломить ход боя. Но бесчисленные силы Сафери сомкнулись вокруг горстки манетеренцев, окружив их со всех сторон. Судьба героев была предрешена, однако они, встав живой стеной вокруг своего короля и знамени Красного Орла, продолжали сражаться, не помышляя о сдаче.

Натаэль пел о том, как отвага этих людей тронула даже сердце Аэдомона и он с почетом отпустил оставшихся в живых противников, а сам со своим войском вернулся в Сафер.

Вброд, через реку, что кровью окрашена,Назад, не склоняя голов непокорных,Шли те, кто не сдался мечом и рукою,Душою и сердцем герои отважные.Честь им великая! Слава им вечная!Подвиги их никогда не забудутся!

Отзвучал последний аккорд. Айильцы, выражая восторг, засвистели, заулюлюкали и стали стучать копьями о щиты.

Конечно, на самом деле все тогда было не так — уж это-то Мэт помнил прекрасно. О Свет, не надо! Я не хочу! Но он был не властен над нахлынувшими воспоминаниями.

…тогда он не советовал Буйрину принимать предложение Аэдомона, но король сказал, что даже самый ничтожный шанс на спасение лучше, чем ничего. Запомнилась Мэту и черная борода Аэдомона, торчавшая из-под скрывавшей лицо кольчужной сетки. Аэдомон и вправду отвел своих копейщиков, выждал, когда строй направлявшихся к броду манетеренцев растянулся, и тогда нанес удар. Поднялись таившиеся в засаде лучники, налетела конница…

…Мэт сильно сомневался насчет последующего возвращения Аэдомона в Сафер. Последнее, что он помнил о битве у брода, — то, как, пронзенный тремя стрелами, стоя по пояс в воде, из последних сил пытался удержаться на ногах. Затем провал, и новые воспоминания…

…где-то в лесу шла отчаянная сеча, и Аэдомон, с поседевшей уже бородой, повалился со вздыбившегося коня с копьем в спине, причем роковой удар нанес ему не защищенный доспехами безусый юнец…

Пожалуй, даже провалы в памяти были лучше этих сумбурных видений.

— Тебе не понравилась песня? — спросил Натаэль. Мэт не сразу понял, что менестрель обратился к Ранду, а не к нему. Ранд потер руки, задумчиво поглядывая на маленький костерок, и, помедлив, сказал: