Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит

Черный аббат Патуума

Нам даруй, виноград, алый сок твоих лоз

И, дева, даруй любовь без стыда.

Где-то в дальних землях чернеющих лун

Пал инкуб и отродья его навсегда.

Песнь лучников царя Хоарафа

Во имя дружбы лучник Зобал и копьеносец Кушара пролили немало кроваво-красных вин Йороса и крови царских врагов. Их взаимная привязанность и преданность – лишь иногда приятелям случалось не поделить девку или бурдюк с вином – сохранялась все десять лет многотрудной службы царю Хоарафу. На долю друзей выпадали жестокие сражения и неслыханные, поразительные опасности, и со временем слава об их доблести достигла царских ушей. В числе самых отборных стражников Зобалу и Кушаре было поручено охранять царский дворец в Фарааде, а порой им доставались тайные поручения, требовавшие недюжинной отваги и непререкаемой верности.

В компании евнуха Симбана, главного поставщика многочисленного гарема Хоарафа, они отправились в утомительное путешествие по пустыне Издрель, прорезавшей запад Йороса ржавым клином запустенья. Царь послал их узнать, есть ли хоть доля правды в рассказах путешественников о небесной красоте юной девы из племени скотоводов, живущих за пустыней. На поясе у Симбана висел кошель с золотыми монетами, которые пригодились бы евнуху для выкупа, если красота юной девы была соизмерима с ее славой. Царь решил, что во избежание непредвиденных обстоятельств Зобал и Кушара сопроводят евнуха в путешествии через пустыню, ибо, по слухам, хотя в Издреле не водилось ни разбойных, ни, собственно говоря, вообще каких бы то ни было людей, злобные демоны, ростом с великанов и горбатые, как верблюды, порой нападали на путников, а прекрасные, но злонамеренные ламии заманивали их в свои сети, обрекая на жуткую смерть. Симбан, подрагивая в седле тучным телом, был не в восторге от дальнего путешествия, но лучник и копьеносец, полные здорового скептицизма, отпускали непристойные шутки то в адрес робкого евнуха, то по поводу неуловимых бесов.

Без происшествий, если не считать лопнувший бурдюк с забродившим молодым вином, они добрались до зеленых пастбищ за унылой пустыней. Здесь, в глубоких долинах вдоль среднего изгиба реки Вос, пастухи разводили крупный рогатый скот и дромадеров и два раза в год присылали Хоарафу дань из своих многочисленных стад. Симбан с воинами разыскали девушку, которая жила с бабкой в селении у реки, и даже евнуху пришлось признать, что они не зря отправились в такую даль.

Кушару и Зобала наповал сразили чары девушки, которую звали Рубальса. Она была стройна и царственно высока, ее кожа была бела, как лепестки белых маков, а тяжелые черные кудри отливали на солнце тусклой медью. И пока Симбан визгливо торговался со старой ведьмой, ее бабкой, воины исподтишка поглядывали на прелестницу и осторожно отпускали любезности, которые считали уместными в присутствии евнуха.

Наконец сделка была заключена, и сумма, изрядно истощившая кошель евнуха, уплачена. Теперь Симбан рвался поскорее доставить царю свою добычу и, казалось, совершенно забыл о подстерегающих в пустыне опасностях. Перед рассветом Кушара и Зобал были разбужены нетерпеливым евнухом, и все трое, прихватив еще сонную Рубальсу, покинули спавшую мирным сном деревню.

Полдень с раскаленной медью солнца в черно-синем зените застал их далеко среди ржавых песков и железнозубых хребтов пустыни Издрель. Дорогу, по которой ехали путники, уместней было бы назвать тропой, ибо, хотя пустыня в тех местах шириной не превышала тридцати миль, немногие путешественники выбирали эти кишащие злодеями лиги; большинство предпочитало кружную пастушью тропу, пролегавшую к югу от зловещей пустыни, следуя изгибам реки Вос почти до впадения в Индаскийское море.

Внушительный Кушара в доспехах из бронзы, на громадной пегой кобыле, облаченной в кожаный катафракт, отделанный медью, возглавлял кавалькаду. Рубальса в красной домотканой одежде женщин-скотоводов следовала за ним на черном мерине с шелковой и серебряной сбруей, которого прислал для нее Хоараф. Чуть позади, величественный в своем разноцветном одеянии из сендаля, в окружении туго набитых седельных сумок грузно восседал бдительный евнух, который всегда передвигался на сером ослике неопределенного возраста, поскольку боялся лошадей и верблюдов. В руке Симбан держал поводок другого осла, нагруженного сверх всякой меры бурдюками с вином, кувшинами с водой и прочей провизией. Зобал с луком в руках, стройный и жилистый в легкой кольчуге, прикрывал тылы на нервном рыжем жеребце, который постоянно натягивал поводья. Колчан Зобала был полон стрел, над которыми, макая их в сомнительные жидкости, прочел особые заклинания против демонов придворный колдун Амдок. Зобал вежливо принял стрелы, но впоследствии не поленился проверить, не пострадали ли от трюков Амдока черные железные наконечники. Амдок предложил заколдованное копье и Кушаре, однако тот наотрез отказался, заявив, что против его верного копья бессильны плевки хоть сотни демонов.

Из-за Симбана и двух его ослов продвигались они небыстро и тем не менее до наступления ночи надеялись пересечь самую дикую часть пустыни. Симбан подозрительно разглядывал унылую пустошь, но было очевидно, что он куда больше беспокоится о своей драгоценной подопечной, чем о воображаемых бесах и ламиях. Кушара и Зобал погрузились в любовные мечты, грезя о соблазнительной красавице Рубальсе, и почти не смотрели по сторонам.

Все утро девушка скромно молчала. Теперь же она вдруг вскрикнула, и от волнения нежный голос прозвучал пронзительно. Остальные придержали лошадей, и Симбан тревожно забормотал, обращаясь к Рубальсе. Она в ответ показала на горизонт к югу, и ее компаньоны уже и сами увидели, что там непроглядная тьма закрыла большую часть неба и холмы, поглотив их полностью. Тьма, источником которой не была ни туча, ни песчаная буря, приближалась к путникам, растянувшись полумесяцем в обе стороны. Не прошло и минуты, как тьма, словно черный туман, заволокла тропу спереди и сзади, а ее дуги слились воедино, окружив отряд с севера. Не более чем в сотне футов от путников тьма остановилась. Глухая и непроницаемая, она окружила их, оставив просвет только наверху, откуда все еще светило солнце, далекое, мелкое и бесцветное, как будто они смотрели на него со дна глубокой ямы.

– Ай-ай-ай! – завопил евнух, съежившись между седельных сумок. – Так и знал, что без какой-нибудь чертовщины не обойдется!

В то же мгновение ослы громко заревели, а лошади неистово заржали и задрожали под седоками. Жестко пришпорив жеребца, Зобал заставил его приблизиться к кобыле Кушары.

– Может быть, это ядовитый туман? – спросил тот.

– Никогда такого не видел, – с сомнением отвечал Зобал. – Да и откуда в пустыне взяться испарениям? По-моему, это дым семи преисподних, которые, по слухам, лежат прямо под Зотикой.

– Подъедем