Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

– С машиной все в порядке?!!

– Я не подпустил их к ней, – сказал робот. – Чтоб тебе лопнуть!

– Я еще позвоню, – сказал Гэллегер. – Сейчас мне нужен черный кофе.

Он выбрался из кабины, К нему направлялся Макс Кафф. За советником шли трое мужчин.

Один из них остановился на полпути и удивленно разинул рот.

– Это тот самый тип, шеф. Гэллегер. Это с ним вы пили?

Гэллегер попытался сфокусировать глаза, и изображение стало четче. Перед ним стоял высокий худой мужчина в клетчатом пиджаке, с желтыми волосами и золотым зубом.

– Стукните его, – приказал Кафф. – Быстрее, пока он не закричал, и пока вокруг никого нет. Гэллегер, значит? Ну, хитрюга!

Гэллегер еще заметил, как что-то летит в сторону его головы, и хотел спрятаться в кабину видеофона, как улитка в раковину. Ничего не вышло, а потом перед глазами вспыхнул ослепительный свет.

"Главная проблема с общественной культурой, – сонно думал Гэллегер, – заключается в том, что она одновременно испытывает рост и окостенение внешней оболочки. Цивилизацию можно сравнить с цветочной клумбой – каждое отдельное растение является составной частью культуры. Рост растений – это прогресс. Технология, этот цветок с утраченными иллюзиями, получила некогда солидную инъекцию питательной смеси в виде войн, заставивших ее развиваться по необходимости. Но ни одна цивилизация не может считаться удовлетворительной, если сумма ее частей не равна целому.

Цветок этот глушил другое растение, которое развито в себе способности к паразитированию и перестало пользоваться корнями, обвиваясь вокруг цветка, карабкаясь по его стеблю и листьям. Такими удушающими лианами были религия, политика, экономика, культура – устаревшие формы, которые изменялись слишком медленно, обгоняемые пламенной кометой точных наук, пылающей на необъятном небе новой эры. Когда-то давно писатели считали, что в будущем – в их будущем – социологическая модель будет иной. В эру космических кораблей исчезнут такие нелогичные поступки, как биржевые спекуляции, грязная политика или гангстеризм. Однако этим теоретикам не хватило прозорливости, и эру космических кораблей они отнесли к слишком далекому будущему.

А ведь Ли сел на Луну еще до того, как вышли из употребления автомобили с карбюраторами.

Великие войны первой половины двадцатого века придали технике огромное ускорение, которое не исчерпалось и доныне. К сожалению, обычных людей больше интересовали продолжительность рабочего дня и инфляция. Единственный период единодушия пришелся на время великих проектов, вроде Программы Миссисипи и тому подобного. Наконец, это было время хаоса, реорганизации, стремительной замены старых понятий новыми и метаниями от одной крайности к другой. Профессия адвоката, например, стала настолько сложной, что группам экспертов приходилось использовать счетчики Педерсена и электронные мозги Меканистра для того, чтобы делать свои натянутые выводы, тут же воспаряющие в неизведанные пространства символической логики. Убийцу могли оправдать, если он не признавал себя виновным. А даже если признавал, имелись способы опровержения солидных юридических доказательств. Прецеденты утратили свое значение. В этом безумном лабиринте власти обращались к незыблемым историческим фактам, которые зачастую оборачивались против них самих.

Так шло год за годом. Попозже социология догонит развитие техники, но пока до этого далеко. Экономический азарт достиг небывалого в истории уровня. Требовался гений, чтобы разобраться во всеобщей неразберихе. Мутации. вызванные извечной склонностью природы к шуткам, дали наконец таких гениев, но пройдет еще много времени, прежде чем будет найдено удовлетворительное решение. Понятно, что выживет тот, кто имеет большую способность к адаптации, запас всесторонних практических и непрактических знаний, а также опыт во всем. То есть в предметах растительного, животного и минерального происхождения…"

Гэллегер открыл глаза. Видно было немного. Главным образом потому, что его швырнули на стол лицом вниз, он это сразу же определил. Собравшись с силами, он сел. Он не был связан и находился на слабо освещенном чердаке, похожем на склад и переполненном всевозможной рухлядью. С потолка слабо светила лампа. Была здесь и дверь, но перед ней стоял тип с золотым зубом. По другую сторону стола сидел Макс Кафф, он старательно наливал виски в стакан.

– Я тоже хочу, – слабым голосом сообщил Гэллегер. Кафф взглянул на него.

– А, проснулся. Извини, Блэзер стукнул тебя слишком сильно.

– Да, ничего. Я бы и так потерял сознание. Эта алфавитная выпивка – страшная штука.

– Хоп! – сказал Кафф, придвигая стакан Гэллегеру и наливая себе другой. – Хитро было придумано – держаться меня, то есть единственного места, где парням не пришло бы в голову тебя искать.

– Это у меня врожденное, – скромно заметил Гэллегер. Виски его оживило, но в голове еще не совсем прояснилось.

– Эти ваши… гмм… сообщники пытались меня похитить, верно?

– Угу. Но тебя не было дома. Этот твой робот…

– Он просто чудо.

– Слушай, Блэзер сказал мне о машине, которую ты сделал. Я бы не хотел, чтобы Смит наложил на нее лапу.

Толстячок Смит. Гмм. Мозаика вновь разлетелась. Гэллегер вздохнул. Если он сыграет втемную…

– Смит ее еще не видел.

– Я знаю, – сказал Кафф. – Мы прослушиваем его видеофон. Один из наших агентов узнал, что Смит сказал "Любым Заданиям", будто некий человек работает над проблемой, понял? К сожалению, он не назвал фамилию этого человека. Мы могли только следить за Смитом, прослушивать его разговоры и ждать, когда он с тобой свяжется. А потом… в общем, мы поймали этот звонок, и ты сказал ему, что устройство у тебя есть.

– Ну и что?

– Мы тут же прервали ваш разговор, и Блэзер с парнями отправился к тебе. Я же говорил, что не хочу, чтобы Смит получил этот контракт.

– Вы ничего не говорили о контракте, – сказал Гэллегер.

– Не валяй дурака. Смит сказал "Любым Заданиям", что выложил тебе всю историю.

Может, так оно и было, но Гэллегер был тогда под мухой, и все это выслушивал Гэллегер Бис, следовательно, информация хранилась в подсознании.

Кафф рыгнул и отставил стакан.

– Потом поговорим. Ну и отравился я, даже думать не могу. Но я не хочу, чтобы Смит заполучил эту машину. Твой робот не дает нам к ней подойти. Ты свяжешься с ним по видео и отправишь куда-нибудь, чтобы парни могли принести машину сюда. Отвечай "да" или "нет". Если "нет", я еще вернусь сюда чуть погодя.

– Нет, – сказал Гэллегер. – Вы меня все равно прикончите, чтобы я не сделал Смиту еще одну машину.

Веки Каффа медленно опустились на глаза, и какое-то время он сидел неподвижно, словно заснул. Потом он невидящим взглядом посмотрел на Гэллегера и встал.