Отверженные (Перевод под редакцией А. К. Виноградова ) - Виктор Гюго

Молодая девушка теперь чувствовала уже не страх, даже не простое любопытство, а нечто вроде смутной тревоги. Она стала искать в тетради какое-нибудь имя, но не нашла, не было также и подписи. Кому это могло быть адресовано? Вероятно, ей, Козетте, раз оно положено к ней на скамейку. Но от кого? Молодой девушкой овладело что-то похожее на очарование. Она с усилием оторвала глаза от тетради, дрожавшей в ее руке, взглянула на небо, на улицу, на залитые солнцем акации, на голубей, сидевших на кровле соседнего дома, потом вдруг снова впилась глазами в тетрадь. Она решила, что ей следует прочесть написанное на этих страничках, и вот что она прочла.

IV.

Сердце под камнем

Любовь — это сосредоточие всей вселенной в одном существе, возвышение этого существа до степени божества.

Любовь — это привет ангелов небесным светилам.

Как печальна душа, когда ею овладевает грусть от любви! Какую пустоту причиняет отсутствие любимого существа, которое одно наполняло собою весь мир! О, как это верно, что любимое существо становится божеством! Очень понятно, что Бог должен был бы на это ответить гневом, если бы он, отец всего сущего, не создал вселенной для души, а душу — для любви.

Достаточно одной улыбки из-под белой креповой шляпки с лиловыми лентами, чтобы перенести душу в мир грез.

Все наполнено Богом, но все и скрывает в себе Бога. Предметы темны, существа непроницаемы. Любить существо — значит сделать его прозрачным.

Некоторые мысли — те же молитвы. Бывают минуты, когда душа преклоняет колени, в каком бы положении ни находилось тело.

Разлученные влюбленные обманывают разлуку тысячами химер, не лишенных, однако, известной доли реальности. Им препятствуют видеться, между ними не допускают переписки. Они изобретают множество тайных способов сношений. Они шлют друг другу пение птиц, аромат цветов, смех детей, свет солнца, шепот ветра, лучи звезд — все творение Божие. И почему же нет? Ведь все, сотворенное Богом, сотворено им для служения любви. Любовь достаточно могущественна, чтобы заставить всю природу стараться о доставлении ей вестей.

О весна! Ты — послание, которое я шлю ей.

Будущность гораздо больше принадлежит душам, чем умам. Любить — вот единственное занятие, которое может наполнить вечность. Бесконечному нужно неистощимое.

Любовь — это часть самой души. Любовь и душа имеют одинаковую сущность. Подобно душе, любовь — искра Божия, подобно душе, любовь нетленна, неделима, вечна. Любовь — это огненная точка в нас, она бессмертна и бесконечна, ее ничто не может ограничить, ничто не в силах погасить. Чувствуешь, как этот огонь прожигает до мозга костей, и видишь, как он распространяет свое сияние до самых небес.

О любовь! Взаимное обожание! Наслаждение двух душ, понимающих друг друга, двух обменявшихся между собою сердец, двух проникших один в другой взоров! Счастье, ты посетишь меня, не правда ли? Прогулки вдвоем в уединении! Дни лучезарные и благословенные! Мне в моих грезах порою представляется, что время от времени ангелы спускаются на землю, чтобы дарить блаженство человеку

Бог ничего не может прибавить к счастью любящих — он только может продлить это счастье до бесконечности. После жизни, наполненной любовью, получить еще вечность любви — это высшее наслаждение, которое мы только можем желать, но увеличить полноту счастья, даваемого любовью душе в этом мире, невозможно даже для Бога. Бог — это полнота небес. Любовь — это полнота человеческого существования.

Смотришь на звезду по двум причинам: и потому, что она лучезарна, и потому, что она непроницаема. Но перед нами находится еще более пленительное сияние и еще большая тайна. Это — женщина.

У всех нас, кто бы мы ни были, есть чем дышать. Если мы лишимся того, чем дышим, то должны будем задохнуться. Мы тогда умираем. Умереть от недостатка любви — ужасно. Это называется умерщвлением души.

Когда любовь соединила, слила два существа в священном, ангельском единении, тогда ими найдена тайна жизни; они становятся двумя гранями одной и той же судьбы, двумя крыльями одной и той же души. Любите же! Витайте в выси!

В тот день, когда проходящая мимо вас женщина распространяет вокруг себя сияние, вы погибли, вы любите. Вам остается только одно: так сильно думать о ней, что и она будет вынуждена думать о вас.

Начатое любовью может быть закончено одним Богом.

Истинная любовь отчаивается или восторгается из-за потерянной перчатки или найденного платка и нуждается в вечности для проявления своей преданности и для своих надежд. Любовь состоит в одно и то же время и из бесконечно великого, и из бесконечно малого.

Если вы камень — будьте магнитом. Если вы растение — будьте мимозой. Если вы человек — будьте любовью.

Для любви всего мало. Имеешь счастье — хочешь рая; имеешь рай — хочешь самого неба.

О вы, любящие, ведь все это находится в самой любви! Умейте только открыть. В любви столько же созерцания, сколько на небесах, и столько же, если не более, блаженства.

Приходит ли еще она когда-нибудь в Люксембургский сад? — Нет. — Не в этой ли церкви она слушает мессу? — Нет, она более не бывает в этой церкви. — Живет ли она еще в том самом доме? — Нет, она переехала. — Где же она живет теперь? — Этого она никому не говорила. Как ужасно не знать местопребывания своей души!

В любви есть своя доля ребячества; другие страсти сопряжены с мелочностью. Позор тем страстям, которые делают человека мелким. иЧесть и слава той страсти, которая делает его ребенком!

Знаете ли вы, что со мной случилось? Я нахожусь во тьме. Одно существо скрылось от меня и захватило с собой все небо со всеми его светилами.

О, лечь рядом в одну могилу, рука об руку, и во мраке чувствовать нежное пожатие любимой руки — это было бы для меня вполне достаточно на всю вечность.

Вы, страдающие оттого, что любите, любите еще сильнее. Умирать от любви — значит жить.

Любите! К этой муке примешивается искрящееся во мраке блаженство. Есть восторг и в агонии.

О, радость птиц! Они поют, потому что у них есть гнезда.

Любовь — небесное дыхание воздухом рая.

Глубокие сердца, мудрые умы! Берите жизнь такою, какою ее создал Бог. Эта жизнь не что иное, как долгое испытание, непонятная нам подготовка к неизвестному назначению. Это наше истинное назначение начинает открываться нам при первом шаге к могиле. Только тогда нам является нечто, и мы начинаем различать конечное. Конечное — вдумайтесь в это слово! Живущие видят одно бесконечное; конечное проявляется только умершим. В ожидании этого любите и страдайте, надейтесь и созерцайте. Горе тому, кто любил одни тела, формы, явления! Смерть все у него отнимет. Старайтесь любить души, и вы обретете их вновь за гранью могилы.

Я встретил на улице молодого, очень бедного человека. Он был в старой шляпе, в сильно поношенном платье, с продранными локтями; сквозь его плохую обувь проникала вода, а сквозь его душу сияли звезды.

Какое великое дело быть любимым! Но еще большее — любить! Силою страсти сердце становится героическим. Оно тогда проникается лишь самым чистым, опирается только на самое возвышенное и великое. В нем не может возникнуть никакой недостойной мысли, как в леднике не может завестись крапивы. Душа, возвысившись и просветлев, становится недоступной страстям и низменным волнениям. Она царит над земными облаками и тучами, над сумасбродством, ложью, ненавистью, тщеславием, нуждою и всеми бедствиями. Она обитает в небесной лазури и так же мало чувствует силу глубоких, скрытых потрясений судьбы, как горные вершины — силу потрясений Земли.

Если бы не было ни одного любящего существа, погасло бы само солнце.

V.

Козетта после письма

По мере того как Козетта читала, она все более и более задумывалась и погружалась в сладкие грезы. Как раз в то мгновение, когда она, дочитав последнюю строку, подняла глаза от тетради и машинально взглянула на садовую решетку, красавец-офицер, как всегда в это время, с торжествующим видом проходил мимо садовой решетки. Козетта вдруг нашла его безобразным.

Она снова занялась тетрадью. Почерк казался ей очаровательным. Все было написано одной рукой, но разными чернилами, то бледными, то очень черными. Очевидно, все это было написано не в один день и не подряд; эти мысли заносились сюда понемногу, по мере их возникновения, беспорядочно, без цели, случайно, как попало. Козетта никогда не читала ничего подобного. Эта рукопись, в которой для нее было более ясного, чем темного, производила на нее впечатление полуоткрытого святилища. Каждая из этих таинственных строк казалась ей огненной и наполняла ее сердце волнами какого-то особенного света. Воспитывавшие Козетту часто говорили ей о душе, но никогда не упоминали о любви. Это выходило вроде того, как если бы стали говорить о головне, не упоминая об огне. Эта рукопись, величиной всего в пятнадцать страничек, вдруг с бесконечной нежностью раскрыла перед нею любовь, страдание, судьбу, жизнь, вечность, начало и конец — словом, все, чего она не знала. Перед ней вдруг точно разжалась чья-то крепко стиснутая рука и бросила ей сноп лучей. Она чувствовала в этих строках пылкую, страстную, великую и честную душу, твердую волю, необъятное горе и безграничную надежду, измученное сердце и бесконечную восторженность. Что именно представляла собой эта рукопись? Письмо? Да, письмо без адреса, без подписи, без упоминания имени — письмо, вылившееся прямо из сердца, вполне бескорыстное, письмо загадочное, правдивое; весть любви, достойная быть принесенной ангелом и прочитанной весталкой; обращение из небесных сфер; объяснение в любви призрака, тени. В этом письме чувствовался некто далекий, измученный, но покорный, быть может готовый искать убежища в смерти и посылавший другому существу открытие тайны судьбы, ключ жизни, любовь. Видимо, это было написано на краю могилы, со стремлением к небу. Эти строки, одна за другою упавшие на бумагу, были словно каплями изливавшейся души.