Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП) - авторов Коллектив

Братья из отделения Константина нередко говорили, что рано или поздно Пия примут в ряды избранных капелланов ордена. Он подчеркивает свои гневные слова очередями из болтгана.

— Слава примарху! — грохочет по комм-сети голос Игнация. Люциан узнает резкий гул, исходящий от оружия-реликвии, которое сжимает в руках боевой брат.

Плазменная пушка стреляет, и поле боя исчезает в свете, ярком, словно ядро звезды. Тираниды гибнут десятками. Бронированные панцири лопаются, мягкие ткани плавятся, из сердца взрыва испаряется чужацкий ихор. Мерцающие силовые катушки оружия гаснут до тусклого ультрамаринового свечения, когда запасы плазмы вновь расходуются.

— Меткий выстрел, брат Игнаций, — говорит Люциан, убивая последних генокрадов прицельными очередями болтерного огня.

— Примарх да возрадуется.

— Никто не выстоит пред сияющим пламенем священного гнева Императора, — произносит брат Пий.

— Как и от выстрела из плазменной пушки, — добавляет брат Каин.

К ним бросается горящее существо. Оно громадное, хитиновый панцирь матово-черный, как у обычных генокрадов, брюхо такое же болезненно-белое.

Люциан не уверен, является ли это существо именно генокрадом, как все остальные — мутировавшее до громадных размеров вследствие гиперэволюции чужаков, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после отбытия осколка флота тиранидов тремя годами ранее, — либо же это какая-то иная, ранее неизвестная ксеноформа. Понятно только то, что оно горит и движется прямо на них.

Существо такое огромное, что заполняет весь лавовый туннель. Оно несется к ним сокрушительными шагами, гигантские серповидные руки-когти разрывают воздух перед собой. Оно издает ужасный вопль, звук, который кажется чрезмерно пронзительным для чего-то настолько крупного и чудовищного.

Игнаций готовится выстрелить в монстра из плазменной пушки, но она еще перезаряжается после того, как уничтожила большую часть выводка генокрадов.

— Во имя Жиллимана! — Люциан слышит возглас Игнация, прежде чем пылающая конечность — скорее бритвенно-острый хитиновый меч, нежели органический отросток, — с поразительной скоростью обрушивается вниз, оставляя дымящийся след, и вскрывает силовые доспехи боевого брата от наплечника до бедренного щитка.

Игнаций падает, его тело разрублено на две половины. Плазменная пушка с гулким стуком приземляется следом. В брате Люциане закипает ярость.

— Как один! Как все! — кричит Люциан, целясь в зверя из болтгана.

Попадание в любого другого генокрада стало бы смертельным. Но массореактивные снаряды взрываются на хитиновой шкуре огромного зверя, не оставляя ничего, кроме вмятин на броне цвета обсидиана.

— Зубы Жиллимана! — Пий отшатывается от устрашающей правды, с которой им пришлось столкнуться.

В их сторону направляется еще одна конечность, похожая на уродливый шар из хитина, за которой клубится дым и плазменный огонь. От силы удара Люциан отлетает в туннель и тяжело прикладывается головой о шероховатую базальтовую стену.

Шлем принимает большую часть удара на себя, на пару мгновений перед глазами темнеет. В этот момент он видит сине-белую фигуру, сияющие доспехи которой подсвечиваются темно-оранжевым свечением, взбирающуюся на спину чудовищу. Едва бронированная фигура добирается до головы тиранида, в ее руках вспыхивает искрящийся силовой меч, и его гудящее лезвие одним ударом рассекает хитин, сухожилия, кость и пищеводные каналы.

Внушительная фигура с развевающимся за спиной плащом из меха снегоклыка приземляется на пол, базальт расходится трещинами под керамитовыми ботинками мстительного ангела. Секунду спустя голова тиранида падает в фонтане ихора.

Необычайно крупный зверь выводка продолжает рвать когтями воздух, и один дергающийся удар пробивает Пию нагрудник, оставляя ужасную рану. Затем тело валится на землю, желтовато-белая жидкость, которая играет роль крови, вытекает из разрубленной шеи, плазменные огни, наконец, гаснут, и обезглавленный зверь еще пару секунд извивается от мышечных спазмов.

Сержант Константин поднимается во весь свой огромный рост, плащ больше не развевается. Он поочередно смотрит на Люциана, Пия, Каина и мертвого Игнация, за личиной шлема не видно никаких эмоций.

— Брат-сержант! — радостно кричит Люциан, тряся головой и вновь поднимаясь на ноги. — Слава примарху!

— Рад встрече, брат Люциан, — выжившие после нападения собираются вокруг сержанта, словно радостные дети возле пришедшего любимого дяди. — Брат Пий. Брат Каин.

— Брат Игнаций… — говорит Люциан.

— Не будет позабыт, его имя станет в один ряд с почитаемыми героями, которые отдали свои жизни ради этого мира, ибо от их рук полегло великое множество ненавистных чужаков, не сумевших сравниться с ними в силе и мстительном гневе.

К ним подошли остальные воины отделения Константина, следующие за сержантом из глубин туннелей.

— Брат Гектор, — произносит сержант, обращаясь к одному из новоприбывших воинов, который заботливо придерживает левую руку — Люциан замечает на керамитовой перчатке следы сильных укусов, — что говорит машинный дух ауспика?

Космический десантник сверяется со сканером, который сжимает в руке. Секунду спустя он отвечает.

— Пещеры чисты, сержант Константин.

— Ты уверен?

— Да, брат-сержант, я просканировал дважды на разных частотах, чтобы убедиться.

— Тогда хвала Императору. Наша работа завершена.

В воздухе витает осязаемое чувство облегчения и радости.

— Заберем тело погибшего брата и вернемся на «Страстное пламя», чтобы сохранить его генетическое семя, и сообщим ордену, что Нова Терра очищена от ксеносов.

— Брат-сержант, — вмешивается брат Паламед. — Я проверил несколько передач Адептус Арбитрес в имперской вокс-сети. Сигнал слаб, но мне удалось понять суть.

— В чем дело, брат? — спрашивает сержант. — Что ты хочешь нам сказать?

— После того, как осколок флота отошел от берегов Нова Терры, выводки генокрадов залегли не только в гнездах на вулканическом плато.

Атмосфера радости мгновенно улетучивается.

— Брат, — говорит Константин, его голос превращается в зловещий утробный рык. — Выражайся яснее. Что ты хочешь нам сказать? Ты говоришь о, — сержант колеблется, — активности культа?

— Боюсь что так, брат-сержант, — подтверждает Паламед, из-за извиняющегося тона кажется, будто он сознается в собственном прегрешении.

— Этот мир еще не освобожден от скверны ксеносов, — мрачно произносит сержант Константин, — и наша работа еще не окончена.

Внезапно он воздевает над головой меч и грохочущим, словно орбитальная атака, голосом, дает новый предбоевой обет.

— Я не познаю покоя, покуда этот мир не станет свободным!

Повернув запястье, Фаурхард бьет цепным мечом, заостренные адамантиевые зубья рвут шею ближайшему маниакальному сектанту. Но там, где под расколотым сводом Великого Собора Сиртуса падает один богохульник, на его место встает дюжина других.

На них надвигается орда падших фанатиков, вооруженных только затупленными ножами и безумной верой, будто они каким-то чудом смогут победить Железных Рыцарей.

На сектантах почти нет доспехов или какой-либо одежды. С них грязными лохмотьями свисают робы, виднеющиеся участки кожи покрыты разнообразными богохульными символами. Некоторые из них — татуировки, другие — незажившие шрамы, вырезанные острием ножа или обломанным ногтем. Стоит Фаурхарду слишком долго смотреть на эти знаки, как все внутри него сжимается.

Флагеллянты выкрикивают богохульства своим непроизносимым хозяевам, пока волна за волной обрушиваются на космических десантников, но броня нерушимой, отвратительной веры не в состоянии спасти их от клинка Фаурхарда и гнева Императора, который несут его братья-рыцари.

Из толпы возникает лысый мужчина, с макушки черепа которого снят скальп, обнажив окровавленную кость с вырезанной на ней руной-звездой архиврага.

Фаурхард погружает меч в живот человека. Сектант захлебывается кровью, нечистые слова, которые были готовы сорваться с его губ, тут же обрываются. Но дикость во взгляде человека никуда не исчезает, радостная, акулья улыбка превращает его лицо в ужасающую маску.

Сектант хватается за цепной меч и резко тянет его на себя. Из его рта струится темная кровь, человек содрогается, но тащит себя по клинку. Теперь, когда из живота торчит только рукоять, фанатик тянется к Фаурхарду, и скребет по его шлему изломанными, окровавленными ногтями, на его лице играет все та же безумная улыбка.

Железный Рыцарь поднимает болт-пистолет и разносит череп безумца единственным выстрелом. Стряхнув с цепного меча обмякшее тело, он разворачивается, чтобы встретить атаку еще одного спятившего глупца, стремящегося к быстрой смерти.