Йога. Искусство коммуникации - Виктор Бойко

Человек есть личностное начало. Оно вненационально и является основой любой духовности. Суть его в том, что выше Родины всегда стоит истина, это, кстати, и христианская заповедь. Ангелиус Силезский говорил: «Иисус мог тысячу раз рождаться в Вифлееме, но если он не родился в твоей душе — ты всё равно погиб».

Отмечу следующий принципиальный момент: духовность никогда не может быть логичным следствием веры, особенно фанатической, поскольку фанатизм всегда есть признак душевной болезни либо подавляемого сомнения и содержит элемент ненависти к себе и другим.

Как духовность связана с йогой? Вопрос непростой. Можно констатировать, что длительная и грамотная практика йоги имеет следствием чётко выраженную трансформацию возможностей личности и лишь в небольшой степени — её свойств. Если исходная моральная позиция не имела выраженных отклонений и сама работа была соответствующей, то в результате длительной практики субъект неизбежно приходит к общечеловеческим ценностям на новом витке более глубокого понимания действительности. В этом случае йога проясняет для личности смысл бытия, а иногда создаёт его заново.

Посредством йоги дурному человеку никогда не стать хорошим, как говорят, что выросло, то выросло. Никакая практика не создаст во взрослом индивидууме свойства натуры и такую конфигурацию характера, которых у него не было.

Злой (тёмный) человек, как правило, не в состоянии использовать йогу, получая от этого какие-то позитивные эффекты. Если же в порядке исключения такое произойдёт, то способность к совершению зла будет многократно возрастать, — отсюда возникают «чёрные маги». К уже имеющимся отрицательным качествам подобных личностей йога добавляет «лишь» громадные возможности их реализации.

Информацию по йоге можно подразделить условно на четыре вида: истинную; сведения ознакомительного плана, из которых можно извлечь какую-то, пусть даже весьма относительную пользу; полностью пустую и так называемую «духовную» или эзотерическую.

Примеры абсолютно пустопорожней «йогической» макулатуры (к счастью, без претензий на духовность, что было бы уже совсем нестерпимо) это книжонки под названием «Йога с партнёром», «Йога делового человека», «Северокавказская йога», «Сибирская йога» (являющаяся, кстати, наглой апологетикой «метода» Бутейко), а также другие отраслевые и узко национальные разновидности псевдойогического бреда. Единственное, что хоть как-то сближает подобные опусы с предметом йоги, это их название.

Достойная литература — это, например, книги Бихарской школы йоги (а их было выпущено в «Ганга даршане» по семьдесят третий год включительно не менее полусотни), «Индийская философия» Радхакришнана, девять книг переводов философских текстов «Махабхараты» (под редакцией Б.Л. Смирнова), «Физиологические аспекты йоги» Дитриха Эберта, работы венгерского исследователя, доктора Виг Бэлы «Йога и наука» и «Высшие ступени йоги», «Йога. Бессмертие и свобода» Мирча Элиаде, качественные переводы первоисточников: «Йога-сутры», «Хатха-йога прадипика», «Гхеранда-самхита», «Шива-самхита», «Энциклопедия «Абхидхармы» и т.д.

К сожалению, фундаментальный труд коллектива Бихарской школы «Крийя и тантра» никогда не переводился на русский язык, за исключением некой брошюры ядовито-жёлтого цвета с фрагментами, надёрганными из отдельных глав. Было ещё софийское издание «Кундалини-тантры» качество которого такое, что пользоваться этим просто нельзя. Существует классика современной психологии и философии, которая так или иначе пересекается с темой йоги, это работы Юнга, В.В. Налимова, М.К. Мамардашвили.

Наиболее наглядные практические пособия по асанам на русском языке — это книги Айенгара «Прояснение йоги», а также его дочери Гиты «Йога для женщин», они показывают, правда, только внешнюю сторону уже реформированной практики, но зато делают это весьма наглядно.

Ознакомительные и популяризаторские работы порой играют решающую роль в начальной ориентировке человека и его знакомстве с предметом. Поэтому значение «Лезвия бритвы» Ивана Антоновича Ефремова трудно переоценить, что касается меня, то я сам являюсь его «крестником» и встречал многих, кто заинтересовался йогой благодаря этой замечательной книге, что бы там сегодня не говорилось о её достоинствах либо недостатках. В более узком смысле под эту категорию подпадают «Личная гигиена йога» Шри Йогендры, «Физическая культура индийских йогов» Верещагина (Минск, «Полымя», 1972), «Чакры и кундалини» Мамфорда и другие более или менее добросовестные работы.

Существует, однако, без преувеличения громадное количество литературы не по практическим вопросам йоги, а о ней, в неком сугубо «духовном» разрезе — я имею в виду бесконечные переиздания эзотерической эпопеи Рерихов, «Автобиографию» Йогананды и великое множество подобных текстов. Это то, что, перефразируя Кастанеду, можно назвать «сказками о йоге», правда, они, в отличие от Андерсена и братьев Гримм, необычайно скверно написаны. Порой создаётся впечатление, что темпы и массовость издания этой макулатуры не уступает тиражированию классиков социализма (общий тираж сочинений Ленина — 438 млн. экз., Сталина — 672 млн.). Я невольно вспоминаю, как в ответ на моё удивление по поводу изобилия в Сан-Франциско самых невообразимых храмов и молельных домов мой друг и пациент мрачно заметил: «Похоже всем этим идиотам давно полагается стать святыми».

Классические работы таких авторов как Вивекананда, Рамакришна, Свами Шивананда стали достоянием истории и в комментариях не нуждаются. Но когда заходит речь о практической стороне работ Шивананды, его лучший ученик Сатьянанда замечает мягко: «Свамиджи был великим йогом и гуру, но на практике лучше поступать вот так...»

Понятное дело, что по книгам никак нельзя постичь то, что мы называем духовностью, для этого необходима долгая личная работа либо живое общение с теми, кто самореализовался, и смею вас уверить, даже единственная встреча с таким человеком запоминается на всю жизнь.

За эзотерической же болтовней «о йоге», да ещё с претензией на возвышенность, скрывается, как правило, развесистая клюква, особенно это можно отнести, к отечественному «разливу» — не видно самих авторов, лишь одни компиляции и пустые рассуждения. Истинная информация прежде всего должна показывать ограничения, заложенные в природе вещей, то, чего никак нельзя сделать или добиться. Те, кто сами ничего не знают либо нарочно вводят читателей в заблуждение, утверждают, что всё возможно. Приобретая эзотерические опусы на тему йоги, человек выбрасывает на ветер время, силы и деньги, попытки же самостоятельных занятий в русле подобных опусов могут быть просто вредны для здоровья.

Но даже если в руки попала действительно ценная литература, как вообще извлекается смысл из прочитанного? Истинным может быть только то, что требует интерпретации, возникает на её основе, а не потому, что вот так сказал кто-то. Книга — это текст, смысл которого впервые складывается в акте его написания, а уже затем повторно — чтения. Чтобы понять автора, вступить в контакт с его мыслью, необходимо в процессе чтения получить собственную мысль по той же теме, и только тогда возможно понять автора. Просто поверить написанному, принимая его без сомнений, — это бессмысленно и не конструктивно. Здесь нет своей работы, значит, нет и понимания.

В свете изложенного подхода рассмотрим известную версию основателей «Агни-йоги» о том, что они ничего не придумали, а только фиксировали информацию, диктуемую сверху некими «высшими силами». Сами Рерихи и рьяные их последователи до сих пор утверждают, что «Живая этика» возникла благодаря феномену психографии, то есть непроизвольно осуществляемому письму.

В своё время бразильцы Шавбер и Мирабели также явили миру психографические чудеса. Они писали на языках, которые никогда не слышали и, естественно, не понимали. Кто-то переводил записанное на родной для них язык, после чего они узнавали, о чём идёт речь в этих текстах. Мирабели писал даже на китайском — это один из двадцати восьми языков, которыми он владел в состоянии психографии, хотя лично знал только три (Гримак, «Гипноз и преступность», с.245). Эти феноменальные люди честно признавались, что они не знают, кто им диктует, как они это пишут, а также в том, что они не понимают ни языка, ни смысла написанного.

В случае Рерихов огромный массив информации, якобы снизошедшей откуда-то в сознание госпожи Елены, фиксировался именно на русском языке. Даже если сама она, по её словам, только принимала «диктант» свыше, это совсем не означает, что она изначально располагала смыслом записанного, поскольку «работа» в режиме пассивного психографического «приёма» как раз исключает одновременное понимание. Следовательно, и во время «записи», и после она никак не могла располагать смыслом «принятых» текстов, для этого нужна была специфическая последующая работа. Тем не менее о неизбежных сложностях данного процесса в необозримом корпусе «Живой этики» и эпистолярного наследия эзотерической четы нет ни одного упоминания. С самого начала Елена Рерих повела себя как самовольно исполняющая обязанности посредника, толкователя и распорядителя «космических истин», который понимает их гораздо лучше самих «отправителей».