Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Владелец заведения согласно кивнул. Русский говорил красиво и правильно — но надо помнить, что в каждой сделке есть две стороны, и у каждой стороны интересы противоположны. Одни хотят продать подороже, вторые — купить подешевле. И если ты будешь думать не о своих проблемах, а о проблемах других людей — так ты ничего не заработаешь.

— Ты хорошо говоришь, русский. Правильно. Но и у нас есть свои расходы, только барану всегда кажется, что на чужом пастбище трава слаще. Если ты думаешь, что мы купаемся здесь в роскоши — посмотри вокруг. Почти все, что мы зарабатываем тяжким трудом — мы вынуждены отдавать, у нас остается только на то, чтобы кормить наши семьи. Если тебя поймают с наркотиками, русский, то тебя ждет суд твоего царя, а если мы откажемся платить дань, которая, Аллах свидетель, несоразмерно высока — то ночью придут люди, перережут горло и бросят тело в реку Кабул без должного погребения. А все что заработано тяжким трудом — отберут и пустят семьи по миру. Ты говоришь про свои проблемы — но помни и про наши, мы не можем опускать цену ниже, чем она есть. Но если ты дашь заработать нам на том товаре, что ты привез на продажу — мы сможем дать тебе свой товар по самой низкой цене, такой чтобы только покрыть наши расходы.

— Хоп![371] — моментально сказал русский — но меня нельзя обмануть, я будут знать цену на свой товар, и на ваш тоже.

— Мы не собираемся никого обманывать — деланно оскорбился хозяин заведения — мы здесь сидим не для того чтобы обманывать. Приходи сюда ближе к вечеру, русский — и мы договоримся с тобой.

— Я приду. Кого мне спросить?

— Тебя пропустят. Просто подойди к воротам, через которые ты шел, скажи, что ты гость Гульбеддин-хана — и тебя проведут куда нужно.

Вместо ответа, русский неторопливо, чувствуя, как моментально напряглись невидимые стрелки, полез в карман. Но извлек он не пистолет, не гранату — а большую, золотую монету. Перебросил ее хозяину. Бакшиш и залог…

— Буду рад видеть тебя здесь, русский… — осклабился хозяин — я провожу тебя…

Монета была толстой, сделанной из чистого золота. Коллекционные десять червонцев, очень дорогая вещь с портретом Александра Четвертого Великого. Такая монета стоила пять номиналов и если человек может дать такую монету просто в качестве бакшиша — значит, у него и впрямь водятся деньги.

Непредвиденное произошло у выхода. Русский и Керим вышли из караван-сарая как раз в тот момент, когда к нему подрулил небольшой грузовичок. Это был необычный грузовичок — на нем на грузовой платформе были установлены грубо сваренные клетки для животных, но поверх прутьев были привязаны проволокой деревянные панели и брезент, чтобы никто не видел, что находится в клетке. Увидев хозяина заведения, пассажир грузовичка соскочил с сидения и что- то крикнув, убрал один мат — чтобы покупатель мог увидеть товар. Керим прошипел «шайтан!», владелец караван-сарая закричал на водителя, чтобы тот немедленно закрыл клетку обратно — но русский успел увидеть, что было в клетке.

Там были дети. Связанные, в оборванной одежде, избитые русские дети. Двое мальчиков и одна девочка. И один из мальчиков что-то крикнул по-русски.

Но русский ничем не показал, что увидел это или это как-то заинтересовало его. Он равнодушно отвернулся.

Нищий торговец Керим вернулся в караван-сарай через час. Перед этим он вызвал своего племянника — того самого что следил за дуканом, и дал ему поручение — сбегать по известному ему адресу и сказать, чтобы все разузнали про русского. Был ли он здесь раньше, с кем и на чем приехал, где стоит машина, и какая она, что теперь делает этот русский. Керим никому и никогда не доверял, какие бы имена не назывались. И был в этом прав.

Когда племянник вернулся и сказал, что все сделал — Керим оставил его торговать в дукане, а сам пошел обратно, в караван-сарай, на базаре. Он был в такой ярости, что никто не посмел остановить его…

Владелец заведения успел осмотреть товар, который ему привезли, и оказался доволен. Все как заказывали — девочка пятнадцати лет, русская, с длинными и золотистыми как у гурии-девственницы в раю волосами и два мальчика. Мальчиков он с выгодой перепродаст, а девочку оставит себе. Кто сказал, что для того чтобы насладиться гуриями[372] — надо попасть в рай? Сегодня ночью он придет к своей наложнице и познает рай на земле, ведь мало кто заслужил его, так как он…

Когда Керим распахнул потайную дверь — владелец караван-сарая, звали его Гульбеддин, поев в очередной раз (он ел восемь-девять раз в день) сыро отрыгивался и ковырялся в зубах. Увидев нищего торговца Керима, Гульбеддин в страхе вскочил.

— Что за детей привезли тебе сегодня, обиженный Аллахом бинамус?[373] — сдерживая ярость, спросил Керим.

— Но Керим-хан, это просто дети… — заскулил Гульбеддин.

Нищий, вечно молящийся Аллаху и страшащийся его наказания торговец Керим на самом деле владел и этим караван-сараем, и девятнадцатью дуканами, и еще несколькими караван-сараями, и большим количеством торговых мест в рядах, где люди продавали героин, и большим количеством золота, которое лежало в обеспечение финансовой состоятельности многих уважаемых людей, вложенное в подвалы Хавалы. Наверное, если бы нищий торговец Керим решил себе построить жилище из золотых слитков — он смог бы себе это позволить. Но он был опытным и мудрым человеком, нищий торговец Керим и знал, что Аллах — со скромными и богобоязненными. Тем более — принц Акмаль очень не любил тех, кто может сравниться с ним богатством. Не любил и отбирал у таких все — до нитки.

— Это не просто дети! Это русские дети! Где ты их взял, отвечай?! Зачем они тебе!?

— Но Керим-хан, человек из дворца принца Акмаля, евнух по имени Псарлай сказал, что принцу нужны два бачи, обязательно русских. Он дал мне задаток в десять тысяч афганей за каждого и обещал в пятнадцать раз больше, когда я привезу их. А девочка… у меня есть три жены и ни одна из них не вызывает у меня никакого вожделения, да простится мне…

— О, Аллах! — вскричал нищий торговец Керим — лучше бы евнух Псарлай искал для принца Акмаля глупого, тупого, жирного ишака, которого можно было бы пинать ногами и стегать плетью, когда принц в гневе! Его не пришлось бы долго искать — он стоит передо мной! О, Аллах, за что ты так караешь меня!? Ведь я каждый день по пять раз встаю на намаз и не совершаю харама и расходую на пути джихада, я плачу закят[374] и помогаю бедным садакой![375] За что скажи, ты послал мне такого тупого и глупого слугу, о Аллах…

Гульбеддин бухнулся на колени и пополз к хану — постоянное упоминание Аллаха никого не вводило в заблуждение. Здесь точно с такими же славословиями Аллаху — запросто отрежут голову, если ты прогневал хана.

— Но Керим-хан, что я должен был ответить Псарлаю, когда он пришел ко мне и предложил такие деньги!?

— Ты должен был ответить, жадная скотина, что твоя никчемная шкура стоит больше трехсот тысяч афганей, которые он тебе посулил! Если Псарлаю нужны два русских бачи — пусть пойдет и украдет их сам, да простит мне Аллах такие слова! А что касается тебя, никчемная скотина, тебе вполне хватило бы и девственницы нашего рода, которую ты мог купить что здесь что в Кабуле даже за десять тысяч афганей если хорошо поторговаться! Но нет, ты захотел русскую! Ты навлечешь смерть и на себя и на меня, о ничтожнейший из рабов!

— Но разве русские узнают, кто это сделал?!

— А кого я только что привел к тебе сюда, идиот — если не русского?!

— Но этому русскому нужен наш товар, а не русские дети, мудрейший Керим-хан!

— А откуда ты это знаешь, ишачье дерьмо?! То что он отвернулся когда увидел это — не говорит ни о чем! Даже если ему нужен наш товар — он может проговориться в России! И тогда русские придут за тобой!

— Я все сделаю! Я все сделаю, мудрейший Керим-хан!

— Что ты сделаешь, ишачье отродье?

— Я сделаю! Я убью этого русского, и тогда будет некому болтать!

Керим-хан презрительно отпихнул ногой распластавшегося у его ног слугу.

— Воистину, когда Аллах хочет жестоко покарать кого-то — он лишает его разума. Ты думаешь, этот русский последний, который приехал в город? А если Алиджон-хан узнает, что это ты убил его человека? Тогда он пошлет людей, чтобы с тебя сняли кожу заживо! Эту кожу привезут ему — а он посмотрит на нее — и прикажет бросить на корм свиньям, как он это обычно делает! Вот так ты закончишь свои дни, сын свиньи и шакала — и рассказ о твоей страшной смерти правоверные будут передавать из поколения в поколение!

— Но что же тогда я должен делать, мудрейший Керим-хан!

— Избавься от детей! Убей их сегодня же и брось в реку Кабул! Никому не поручай это, сделай это сам! Чтобы никаких следов не осталось!