Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин

то, что и сам он кришнаит в душе. Мне-то в общем, было всё равно — я не мог отличить ашрама от осанны, а осанну — от Осамы.

Но я доверял Вадимивановичу, потому как он был известен своей прозорливостью. Однажды, встретив меня в булочной, и увидев, что я брею голову, Вадимиваныч сказал, что это идеально для знакомства с женщинами.

— Почему? — не понял я.

— Женщину главное — поразить. И потом — дело в шляпе.

Он оказался прав.

Женщину я тут же поразил.

Пришлось жениться.

И вот мы отправились в путешествие.

Рядом с этим странным местом был парк экстремального спорта, построенный популярным актёром. Был у него и другой основатель с насекомой фамилией Саранча — его, как саранчу, свели под корень в каких-то крутых местных разборках. Но пройдёшь дальше, спустишься с холмов — и услышишь тамтамы, задымят сандалом. Местность вокруг была и впрямь как в Индии — чуть в сторону от тропы всё было засрано в три слоя — точь-в-точь как на индийских улицах.

Стоял на тропе какой-то упитанный немолодой человек и обиженно выговаривал в трубку мобильного телефона, что не может тут найти нормального ганджа.

На краю поляны, на специальном коврике, сидел человек. Несколько подручных завязывали его узлом. Человек молча улыбался, губы его шевелились. Вадимиваныч ходил со мной по воду. Подходы к воде тоже были ровно укрыты человеческими отходами, и в поисках нехоженых путей Вадимиваныч спрашивал бритоголовых в оранжевом: "Где река?" — "Харе Кришна", отвечали оранжевые, и мой спутник ломился вперёд, удовлетворённый ответом. И вода была здесь вполне индийской, полной мутной восточной грязи — казалось, вверх по течению жгут кого-то и заботливо подкладывают вывалившееся в погребальные костры.

Возвращаясь с полными вёдрами, мы снова встретили бритоголовых. "Харе Кришна", — приветственно кричал им Вадимиваныч. "Полтретьего" — отвечали ему.

Под навесом кормили вегетарианским и безалкогольным, чем-то непонятным и недешёвым, но обсыпанным карри и корицей.

Торговали шафраном и куркумой.

Лежали там и кадильные пирамидки, что чудесно отгоняли комаров в этой влажной местности.

— Пойдём слушать Маркату, — сказал мне Вадимиваныч.

"Маркату, Маракату, Маракарату" — повторял я, силясь запомнить название, — что за маркату, куда его, и с какой маракуей надо потребить — я не знал.

— Я нашёл двух девушек, ничего себе, — вдруг, наклонившись ко мне, забормотал Вадимиваныч. Девушки действительно нашлись, и Вадимиваныч пустился с ними в пляс — в общем, правда, хороводе. Вот они неслись мимо меня — старые и малые.

Вдруг, откуда ни возьмись, в хоровод полезли старики, лапая молодые языческие тела. Это были настоящие старики — сухие, как обтянутые коже скелеты, но при этом очень бодрые. Мои друзья как-то завидовали активности одного такого старика и ставили мне его в пример.

— Тебе бы так, — говорили они.

Но я пугался такой судьбы. Как-то было мне страшно на старости лет бегать, вскидывая сухие ноги среди чужих девушек. Ржать и стучать копытом, как далевский мышиный жеребчик — старый, худощавый щёголь и волокита. Это был не гоголевский персонаж, что "непринужденно и ловко разменялся с некоторыми из дам приятными словами, подходил к той и другой дробным мелким шагом, или, как говорят, семенил ножками, как обыкновенно делают маленькие старички щеголи на высоких каблуках, называемые мышиными жеребчиками, забегающие весьма проворно около дам. Посеменивши с довольно ловкими поворотами направо и налево, он подшаркнул тут же ножкой в виде коротенького хвостика или наподобие запятой"… Всё было не так, и я тягостно думал, что мне теперь-то делать, как надобно вести себя, ибо девушки мне нравились, но уважение к старости диктовало одно. Надобно было ломануться через кусты, чтобы затрещали ветки и бежать сломя голову до своей палатки.

Чтобы не видеть этих танцев и этого ухаживания.

Но жизнь кипела вокруг. На одной поляне гуляли русские эзотерики, ухала и звенела музыка, пародирующая известную песню Стаса Намина о богатырях, на другую кришнаиты тащили бадью с оливковым маслом для ритуальных кушаний. Песни их были негромки, но заунывны.

Впрочем, и на другой поляне дудел дудук, сопели сопелки, ухали и рокотали барабаны.

Дымился лес ароматизированных палок. Пахли они отчего-то стиральным порошком.

Да и сам подмосковный-надмосковный лес был пропитан благовониями и запахами любви.

Под рассвет жахнул пиротехническим оргазмом салют — сдавалось, не индийского всё же, а китайского происхождения.

На утро я отправился восвояси.

На прежнем месте сидел человек, завязанный узлом. Теперь он тихо скулил.

Я прошёл мимо — развязать его не было никакой возможности.

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

20 октября 2009

История из старых запасов: "Слово об Иване Купале"

Вадимиваныч как-то позвонил мне вечером в пятницу, а наутро мы уже месили грязь по просёлочной дороге. Дело в том, что нас позвали на сходку Славянских Друидов.

Тем утром лил вечный дождь, вполне соответствуя купальной традиции с точки зрения душа, правда, а не плавания. Мы с Вадимиванычем, тупо глядя в спины провожатых, прибрели, наконец, к берегу водохранилища.

Там уже сидели у костра, как зяблые птицы члены одной из Союза Общин.

Я потом спрашивал людей в расшитых рубахах с охотничьими ножами на поясах, отчего они выбрали именно этот день — ведь летнее солнцестояние миновало неделю назад, а русским прелесть старого стиля даровала Ивана неделей позже. В ответ мне спели что-то про сильную Луну, про то, что сейчас она особа и специальна, но про себя я удовлетворился тем эстетическим объяснением, что языческие гуру равно удалились на неделю и от католиков, и от православных. Поэтому я спрятал собственное знание астрономической премудрости в карман. Тяжело спорить с человеком, у которого нож на поясе.

И вот, я ходил, озираясь по сторонам, разглядывал какую-то дружину Громобоев, слышал, как они поют свои песни. Это напоминало известную песню про артиллеристов, только вместо Сталина, что дал им приказ был не то Даджбог, не то Сварог, а вместо отчизны что-то ещё более национальное.

Дружинники меняли имена — внутри своего круга они звались Бориславами и Ратиборами. Жидославы, понятное дело, не приветствовались. Впрочем, один из гуру был Дионис. Ну, Дионис так Дионис, мне-то что. Хоть Ампестоклом его назови.

А лес на берегу, между тем сочился водой, гулко капало с ветвей, вода лилась не только сверху но и со всех сторон — порскала из под ног, рушилась с кустов — было холодно, как в джунглях, выросших внезапно на Северном полюсе.

Я вернулся как раз, чтобы попасть на